В два часа ночи Ромка упал. Даже рюкзак стащить с себя и достать фляжку – сил не было. Так он пролежал неизвестно сколько. Замёрз. Глаза закрывались, он смотрел перед собой на рукав куртки и видел, что снег стал припорашивать обшлаг... Ромка дёрнулся с силой вверх, сел на колени – пусто вокруг, темно, слепо. Встряхнулся, глянул на часы, достал фляжку, сделал глоток. В таких ситуациях пить нельзя, он знал, он читал, ему говорили, но он же не пьёт, он только поддерживает себя? Ромка не заметил, как уснул сидя на коленях и повалился лицом в снег. Он ничего не увидел во сне. Кто-то рявкнул рядом: «Ты в тундре!» Ромка очнулся, поднялся, постоял, пошатался, глянул на часы – он спал восемь минут... это много. Пошатываясь, он опять повернул в сторону, уже не соображая, в какую, и пошёл наугад дальше. В этот раз путь его лёг ровно на восток... Если бы Ромка сделал небольшое движение ещё дальше в сторону, то вышел бы ровно на шахту через несколько часов... Но Ромка не сделал этого лишнего движения и пошёл обратно в открытую тундру.
Зачем он поставил этот капкан? Он что – траппер? Добытчик пушнины? Он же на охоту ходит не для пропитания, а для удовольствия... Удовольствие убивать птиц и зверей... сомнительное какое-то. Тогда он ходит на охоту, чтобы воспитать себя, знать, что такое оружие. Раз его не берут в армию, он должен сам постичь эту часть мужской жизни... Но зачем? Хорошо хоть никакого зверя ещё не убил, только куропаток стрелял да уток осенью. А как убьёт, так и жалко сразу. Ну да – птичку жалко. Сказать кому – засмеют!
Зачем он поставил этот капкан? Получается, себе поставил. Не рой яму другому, даже зверю – всё отыграется. Сколько бы мучился тот же песец, пока сидел в этом капкане? Изворачивался, кусал бы железо, но уйти не смог бы... Ромка сейчас тоже изворачивается, а уйти из тундры не может... тундра держит... собака! А если бы зверь попался?.. Подошёл бы к капкану и пристрелил беднягу? Вот так – расстрелял бы несчастного, привязанного этими челюстями зверя?.. Нет? Тогда зачем он ставил этот капкан?.. Зачем?
- Себе ты ставил капкан! – сказал кто-то рядом громко и отчётливо.
Ромка вздрогнул, остановился, озирнулся вокруг слепо и глупо, ружьё стащил в момент, стволы заходили по сторонам так же слепо и глупо. Вокруг было пусто. Темно. Холодно.
Ромка, дрожа, достал фляжку, отпил приличный глоток... Кажется, раньше положенного? Ну, ничего, раньше. Пусть будет раньше. Кто сказал-то? Кто? Ромка оборачивался, всматривался в темень. Никого. Самое страшное – когда никого, а кто-то, кажется, есть! Коньяка? Не много ли? Вперёд! Идём! Не сдаваться! Это такая проверка! Просто проверка, как в армии. Если будешь сопротивляться – не сдохнешь!
Когда же утро? Где рассвет? Если бы вдруг тучи стянуло в сторону и показались звёзды?... Ромка бы не увидел их, это уже проверено. Может, луну? Луну бы увидел... Но как по ней выйти в город? Она ведь, как и солнце, идёт южной стороной... Интересно, а если глаза закрыть? Что-то меняется? Может, ещё коньяку? Ромка ещё никогда не пил так много за одну ночь, он никогда вообще не пил много. Боже мой, у него же дома родители? Вот интересно, там что? Объявили поиски? Где, в каком направлении? Он никогда не говорил, в какую сторону ходит охотиться. Он никогда вообще не говорил на эту тему, как-то всё было чисто и гладко всегда.
К трём часам ночи Ромка впервые почувствовал, что ноги устали и передвигаются не так, как обычно. Чтобы шагнуть, надо было сделать усилие. Наверное, это и есть – еле-еле ноги волочит. Кто это сказал? Джек Лондон? Нет. Это никто не сказал, это так... поговорка. Ромка вспомнил, как нарочито небрежно после охоты отвечал матери или отцу на вопрос: «Что убил?..» – «Ноги». Вот сейчас он действительно убил ноги. Как же идти тяжело. Может, сесть и отдохнуть? А как станет засыпать? А как заснёт? А как... Когда человек замерзает, то перед гибелью ему становится на самом лютом морозе ужасно жарко. Человек начинает стягивать с себя одежду, всю... Ужасный обман организма... Человек замерзает от холода и раздевается догола. Смешно и горько... Сколько таких историй Ромка уже слышал... Пришёл его черёд? Что за слова – пришёл черёд? Что ж ты болтаешь? Или это не я?.. Тогда кто? Опять кто-то рядом идёт? Надо выпить коньку.
Ромка стянул с себя рюкзак, достал фляжку, отпил пару глотков, доел весь шоколад горький. Постоял, тупо смотря себе под ноги и не видя даже своих лыж, а лишь одно мутное серое пятно... А вообще – он ещё жив? Может, это уже то, что материалисты называют «последний всплеск работы головного мозга»? А он кто? Материалист? Нет, конечно, он же в церковь с отцом ходил. А может, надо богу помолиться? А как? Как молиться богу? Ромка встряхнулся, набрал в лёгкие воздуха и изо всех сил громко заорал... Просто заорал. Без слов. Тундра проглотила этот вопль. Снег не отразился эхом, воздух морозный не раскрошился отголосками, тяжёлые, чёрные, низкие тучи сожрали звук сверху и тундра вновь впала в безмолвие. Крикнул, словно голову в аквариум опустил.
Зачем? Он? Купил? Капкан?..
К утру мороз окреп. Иней на ресницах стал мохнатым. Ромка определил температуру в минус тридцать. Он ошибался – в воздухе уже было минус тридцать восемь. Очень простая климатическая арифметика: днём двадцать, ночью сорок.
- Я дойду до города, – сказал он вслух громко и отчётливо, даже удивившись, что сил для этого вполне достаточно, – я дойду до города в любом случае. Надо просто разобраться – куда идти. Стоп.
Ромка остановился. От неожиданности для себя чуть не упал лицом вниз. Но удержался, покачался немного и устоял.
- Стоп, – повторил он, чувствуя, что стоять ещё труднее, чем идти: ноги стали тут же предательски дрожать, в коленках как-то неуправляемо подгибалось. – Где бы я ни находился, – проговорил он громко, – в любом случае – в одной стороне у меня город... в другой стороне, на восток... у меня шахта... шахта – место небольшое, но...
Мозг как иглой пронзило – он совсем забыл, что на шахту идёт железная дорога! И дорога эта пересекает очень большую площадь тундры. Значит, он идёт до сих пор параллельно и городу, и шахте?.. Глупо как.
Ромка вновь повернулся... ровно на девяносто градусов. Лыжи переставил под прямым углом и, глянув вперёд, да ничего не углядев, пошёл... Теперь он точно выйдет, теперь он выйдет. Если на город повернул – вначале будет подъём, потом будет россыпь света, россыпь света... А если на шахту? Тогда выйдет на железную дорогу... Так. Но там ведь сегодня, в наше дурацкое демократическое время, когда всё закрывается, поезда ходят один раз в неделю!! А ничего. По дороге он выйдет на шахту.
Очень бодро, словно сил прибавилось, Ромка пошёл вперёд. Уверенно, словно видел перед собой ориентир. По дороге, не останавливаясь, вновь залез в рюкзак, вновь приложился к фляжке... приложился так, что допил весь коньяк до конца. Вначале здорово подогрело и дало силы, даже спать расхотелось, даже иней на ресницах не мешал моргать глазами... даже... даже... Он шёл и никого рядом с собой не видел, никого не слышал. Это Ромка расценил как некоторое выздоровление. От чего? От страха. Он и слова такого особенно в жизни своей не употреблял. Неужели состояние полной слепоты может так разрушать сознание, что человек начинает испытывать страх… Если бы не коньяк, так кто его знает... Алкоголь – штука плохая, но иногда держит неплохо.
Зачем он купил капкан?..
Нет. Не так... Что ты заладил? Купил да купил! С чего ты решил, что можешь издеваться над животным, ловя его в капкан?.. Кто тебе право дал, кто разрешил, а? Ты – высокоорганизованная материя!.. Захотелось ощущений за счёт страданий животного? Вот и поделом. Господи... Ромка даже шаг сбавил от неожиданности мысли: а что, если это всё – наказание? Он же сам говорил, что в церковь ходил, что не материалист, значит... Ромка задрал глупую мордашку кверху и громко крикнул в тучи:
- Я всё понял! Я всё понял!! Отпусти?! Отпусти домой?..
Неизвестно каким образом, но Ромка услышал каждое своё слово, крикнутое в небо. Потом криво усмехнулся, погрозил туда же пальцем и сказал:
- А-а... я понял... я не сдамся... нет.
Твердя эту мысль, повторяя каждое слово как заклинание, он побрёл дальше. Мысль эта – не сдаваться ни при каких обстоятельствах – вначале помогала идти, потом стала надоедать и сидеть в его голове гвоздём, это выматывало нервы, вместе с нервами выматывало силы. Иногда он поднимал голову и слепо всматривался вдаль... глупо так... как щенок слепой... больше на запах ориентируясь... Вдруг ему показалось, что стало вокруг как будто светлее. Ромка обрадованно подтянул руку к глазам – шесть утра, до рассвета ещё три часа. Он сплюнул, сказал матерно, потом вновь сказал матерно, потом ещё... так шёл и матерился себе под нос. Хорошо, если у него выходил километр в час, хорошо, если этот километр был в верном направлении, хорошо, если пролегал по более-менее ровной местности, где не приходилось поднимать ноги на барханах снега, где ещё не улёгся хороший наст.
Он вспоминал, что у него осталось в рюкзаке из съестного? Может, бутерброд ещё? А разве он его не съел? Может, посмотреть? Но посмотреть – это же остановиться, снять рюкзак, расшнуровать его, залезть в него рукой... Что я говорю? Нет сил останавливаться, нет сил снимать рюкзак, вот и всё. Да и потом – есть он не хочет, это всё обман... действие алкоголя... калорий у него достаточно, просто мышцы сдохли... просто судорога начинает уже хватать за икры и бёдра... просто человек не машина, живёт тогда, когда есть возможность отдохнуть... просто жизнь закончилась. Вот именно так ему на роду написано закончить жизнь. Сдохнуть в тундре, куда он ходил, чтобы закалить себя, чтобы стать сильным, чтобы доказать себе, да и всем окружающим, что может... А что он может? На зверей капканы ставить? Стрелять в них? Урод. Здесь его вдруг охватил истерический смех. Ромка вспомнил, как уроды-генералы, выходя на охоту на кабана в лесу, берут с собой профессионального снайпера, чтобы тот, в случае чего, застрелил кабана, когда генерал промахнётся и зверь бросится на него. Вот же уроды?! А ещё с вертолётов, да?.. А ещё.. ещё эти... сразу выбросила память телевизионную картинку... которые в Африке охотятся на львов и буйволов... штопанные из нуворишей-миллионеров... тоже с прикрытием, а потом хвастают здесь, в России: я вот застрелил в Африке... Ох, Господи!! Ромка вскинул лицо в небо:
- Господи!! А их почему не учишь? Их – почему?!. Они же уроды ещё больше?..
Он шёл и шёл, уже не зная, зачем идёт дальше, не всё ли равно где, в какой точке этого бескрайнего снега сдохнуть? Но он шёл, шёл, потом вновь смотрел на небо, говорил тихо:
- Капканы ставить не буду, даже убивать не буду, даже куропаток, а в тундру ходить буду... буду, буду, буду! Просто буду ходить, смотреть... Не возьмёшь!
«Родителям-то за что всё это?» – вновь сдавалось сознание. Родителям за что? Им ещё хуже, чем мне. Мне-то что – ну, сдох... сдох... как сдох?.. Говорят, когда человек замерзает на снегу и его зимой не находят, то песцы обязательно обгрызут ему лицо. Это Олег Куваев описывал в романе... как роман называется? Не помню. Там был герой Васька? Нет? Не Васька? Его задавило стадо оленей, его нашли и кто-то сказал: «Хорошо, что песцы не успели обгрызть лицо...» Интересно, девушки когда носят песцовые воротники, знают, что хозяин их жрёт падаль? Лица погибшим людям обгрызает?.. Так вот, когда человек замерзает зимой и его не находят сразу, а находят весной или летом... он лежит на высоком снежном грибе... потому что под человеком снег не тает почти. Вокруг тает, а под ним не тает, вот и получается – в открытой тундре летом стоит столб снега метра полтора-два высотой, а на нём человек... И ещё, если лица нет, песцы постарались... твари… тогда совсем. Зачем он купил капкан?..
В магазине охотсоюза продавались сигнальные патроны, подобие салюта, сигнальных ракет. Почему тогда не купил? Денег пожалел? Думал, что не пригодятся? А интересно – пригодились бы сейчас? К примеру, у него были бы сигнальные патроны? Ну, выстрелил бы? Ну, увидел бы кто? Откуда увидел? Он, похоже, в балке ходит, в низине. Ну, выскочит из-за горизонта огонёк на секунду-другую, кто в городе заметит? А если и заметит, то... Ромка бы что подумал? Какие-то ребята развлекаются, чудят Людей ищут через три дня. Через три дня. Тебя никто не ищет. Ох, и дурачьё люди! Искать надо, пока жив, а не когда сдох! Или вы думаете: если человек ушёл в тундру и не вернулся в назначенное время, так он остался там с бабами погулять?
Ромка упал. Упал и не поднялся, даже попытки не сделал. Лежал, дышал тяжело и только и пытался контролировать себя, свой воспалённый мозг, чтобы не уснуть. Дыхание било в снег, и снег этот стал сразу оседать вниз, кристаллизоваться и таять на глазах. Ромка хрипнул горлом, согнул руку в локте и упёрся ею в снег, только здесь почувствовал, что пальцы у него холодные. Рукавицы не греют? Странно. Он, кряхтя, поднялся на колени, вытащил ладонь, посжимал её посильнее, потом засунул в рукавицу и стал что есть силы бить обеими ладошками о колени. Так разогревали руки все старатели на Аляске. Так он читал у Джека Лондона. А если тот сам не знал, что писал? Но руки скоро стали немного отходить. Ромка поднялся на ноги и, сжимая ладони с силой, что осталась, пошёл дальше. Потом быстро снял обе рукавицы, как следует дунул туда дважды, надел – чуть теплее. Кожаные рукавицы держали его дыхание, но недолго. Вновь стал сжимать и разжимать пальцы. Вновь показалось, что стало светлеть. Посмотрел на часы – стёклышко запотело, циферблат видно было плохо, Ромка заглянул сбоку – что-то около восьми утра... Значит, скоро день! Скоро рассвет! Боже мой, неужели будет свет в этой тундре? А что ему свет, если зрения нет? Свет – это жизнь. Когда будет светло, он обязательно найдёт выход. А он сможет идти тогда? Может, уже ноги откажут? Нет! Как только свет появится, он сможет идти даже быстрее. Ромка уже верил в это истово.
Когда небо обложено тучами, когда зимой солнце появляется лишь за горизонтом, когда лучи его попадают на землю только отражаясь от небесного свода, тогда и свет приходит так незаметно, что видишь его, лишь когда очертания предметов вокруг вырисовываются перед тобой или горизонт сам по себе выплывает далеко впереди бело-серой ниткой, границей между небом и землёй.
Ромка этого видеть не мог. Просто к девяти утра он едва заметил желтизну своих лыж... Глаза мигом устремились вперёд. Но там была серая мгла. Рано. Он посмотрел на часы, сбоку, так, словно мог заглянуть под запотевший циферблат... Что-то там около девяти?
Рассвет наступил. Ночь закончилась. Но свет пришёл ненадолго. На какие-то пару часов, не больше. Ну, на три. Потом опять будет ночь с двенадцати дня до девяти утра.
Ромка стал вглядываться вперёд, давить на глаза, жмуриться изо всех сил. Иногда на какое-то мгновение было хоть что-то видно... Но сейчас ничего не получалось. Глаза слипались. Ромка хотел повернуться вновь в какую-нибудь сторону и попробовать счастья в другой стороне. Но повернуться сил не было. Перед ним была открытая тундра, в ней едва уловимой полоской темнело... темнели... а что там может темнеть? Вереница кустов? Ручей замёрзший? Тальник? Ручей может его вывести... куда? К речке. Возле шахты течёт небольшая речка Юн-Яха. Тогда надо идти к ручью. А если это не ручей? Сил нет проверять. Спать хочется, так спать хочется, так в тепло хочется... Сейчас бы упасть на снег, хоть на десять минут, хоть на пять, хоть на минуту. Просто полежать минуту. Ромка читал, что йоги в позе трупа могут отдыхать десять минут и этот сон будет равен восьми часам обычного сна... Он так не сможет, в позе трупа он рискует заснуть навсегда. Неужели умираю? Зачем я купил капкан?..
Ромка стоял перед выбором. Сесть и отдохнуть... как отдохнуть?.. заснуть?.. Или – идти. Куда идти? Глаза слипаются... боже, я сплю на ходу. Ромка зачерпнул рукавицей снега и протёр лицо... боже, боже, помоги, не забирай меня к себе или куда там мне определено? Куда?
Снег таял на лице. Снег немного ободрил. Ромка вынул руку из рукавицы и протёр ладонью лицо.
- Боже, боже, не покидай меня? – прошептал он. – Боже...
Вдруг в мозг вошла стальная, холодная игла, вошла так, что в любой другой раз Ромка просто бы заорал от боли, но не сейчас. Сейчас он увидел то, что так сильно просил, так желал... Крошечная, незаметная капелька снежной воды, стаявшая на ресницах под его рукой, сыграла роль линзы... Это было мгновение… вспышка, взрыв в сознании... И Ромка увидел всё вокруг на этот миг! Он увидел перед собой огромное поле снега, бескрайнее поле снега, никакого города, никакой шахты, ничего, ничего... только серая полоса железнодорожной насыпи!.. Это были не кусты, это была железная дорога с шахты. Ромка взвыл на все окрестности и побежал на лыжах вперёд. Капелька воды давно исчезла, вновь была вокруг одна муть. Но сознание цепко держало картинку насыпи. Каких-то сто метров? Ромка пробежал их в двадцать секунд. Перед насыпью он упал. Упал, потому что насыпь была крутая, подняться на лыжах не смог, сбросил лыжи, стал карабкаться наверх, выбрасывая ещё не припорошенные куски щебня из-под себя...
А вот и они! Вот – две стальные полосы рельсов, уходящие вдаль в обе стороны. Куда? Никуда. Ромка упал на рельсы, пытаясь обхватить их руками, лицо его уткнулось в шпалы, пахнущие креозотом даже на лютом морозе, из глаз стали сами капать слёзы. Слёзы падали на шпалы, и там сразу темнело влагой, потом сразу леденело на холоде, потом опять темнело и опять... Ромка не понимал, что с ним происходит. Он даже забыл в этот миг, что поезда здесь ходят раз в неделю. Конечно, поезда ходили чаще, но даже если один раз в день, то когда? Успеют? Даже если не успеют, никуда не уйду, никуда отсюда не уйду! Пойду по шпалам... пойду... сейчас пойду...
Ромка лежал на шпалах между рельсами и ревел уже в голос, рыдания рвались наружу, и вся окрестная тундра внимала ему. Занимался день, просыпалась в тундре жизнь, которую Ромка хотел отнимать. Он даже не помнил, как уснул... Он не мог спать, он просто терял сознание, и в бесконечном сне слышал только одно: рельсы начали часто, быстро стучать. Так стучит только небольшая дрезина или мотовоз, что возит рабочих железнодорожников... так стучит спасение, так стучит, так поёт сама жизнь. А вот и ангелы... сколько их, двое? Ромка не видел лиц, он видел лишь замерший перед ним оранжевый тупомордый мотовоз. Мутный, большой, потому что остановился мотовоз в двух метрах от него. В двух метрах!.. Потому и вижу. Значит, люди, рядом... Чей-то голос крикнул:
- Живой? Хватай его!.. Под ноги давай. Может, успеем...
Это не видение, мелькнуло у Ромки в смыкавшемся сознании, это люди... люди... маслом пахнет машинным кто-то... запах какой приятный!.. Зачем он купил капкан?.. Чтоб ты сдох... капкан!
2014 г. Салехард.
Зачем он поставил этот капкан? Он что – траппер? Добытчик пушнины? Он же на охоту ходит не для пропитания, а для удовольствия... Удовольствие убивать птиц и зверей... сомнительное какое-то. Тогда он ходит на охоту, чтобы воспитать себя, знать, что такое оружие. Раз его не берут в армию, он должен сам постичь эту часть мужской жизни... Но зачем? Хорошо хоть никакого зверя ещё не убил, только куропаток стрелял да уток осенью. А как убьёт, так и жалко сразу. Ну да – птичку жалко. Сказать кому – засмеют!
Зачем он поставил этот капкан? Получается, себе поставил. Не рой яму другому, даже зверю – всё отыграется. Сколько бы мучился тот же песец, пока сидел в этом капкане? Изворачивался, кусал бы железо, но уйти не смог бы... Ромка сейчас тоже изворачивается, а уйти из тундры не может... тундра держит... собака! А если бы зверь попался?.. Подошёл бы к капкану и пристрелил беднягу? Вот так – расстрелял бы несчастного, привязанного этими челюстями зверя?.. Нет? Тогда зачем он ставил этот капкан?.. Зачем?
- Себе ты ставил капкан! – сказал кто-то рядом громко и отчётливо.
Ромка вздрогнул, остановился, озирнулся вокруг слепо и глупо, ружьё стащил в момент, стволы заходили по сторонам так же слепо и глупо. Вокруг было пусто. Темно. Холодно.
Ромка, дрожа, достал фляжку, отпил приличный глоток... Кажется, раньше положенного? Ну, ничего, раньше. Пусть будет раньше. Кто сказал-то? Кто? Ромка оборачивался, всматривался в темень. Никого. Самое страшное – когда никого, а кто-то, кажется, есть! Коньяка? Не много ли? Вперёд! Идём! Не сдаваться! Это такая проверка! Просто проверка, как в армии. Если будешь сопротивляться – не сдохнешь!
Когда же утро? Где рассвет? Если бы вдруг тучи стянуло в сторону и показались звёзды?... Ромка бы не увидел их, это уже проверено. Может, луну? Луну бы увидел... Но как по ней выйти в город? Она ведь, как и солнце, идёт южной стороной... Интересно, а если глаза закрыть? Что-то меняется? Может, ещё коньяку? Ромка ещё никогда не пил так много за одну ночь, он никогда вообще не пил много. Боже мой, у него же дома родители? Вот интересно, там что? Объявили поиски? Где, в каком направлении? Он никогда не говорил, в какую сторону ходит охотиться. Он никогда вообще не говорил на эту тему, как-то всё было чисто и гладко всегда.
К трём часам ночи Ромка впервые почувствовал, что ноги устали и передвигаются не так, как обычно. Чтобы шагнуть, надо было сделать усилие. Наверное, это и есть – еле-еле ноги волочит. Кто это сказал? Джек Лондон? Нет. Это никто не сказал, это так... поговорка. Ромка вспомнил, как нарочито небрежно после охоты отвечал матери или отцу на вопрос: «Что убил?..» – «Ноги». Вот сейчас он действительно убил ноги. Как же идти тяжело. Может, сесть и отдохнуть? А как станет засыпать? А как заснёт? А как... Когда человек замерзает, то перед гибелью ему становится на самом лютом морозе ужасно жарко. Человек начинает стягивать с себя одежду, всю... Ужасный обман организма... Человек замерзает от холода и раздевается догола. Смешно и горько... Сколько таких историй Ромка уже слышал... Пришёл его черёд? Что за слова – пришёл черёд? Что ж ты болтаешь? Или это не я?.. Тогда кто? Опять кто-то рядом идёт? Надо выпить коньку.
Ромка стянул с себя рюкзак, достал фляжку, отпил пару глотков, доел весь шоколад горький. Постоял, тупо смотря себе под ноги и не видя даже своих лыж, а лишь одно мутное серое пятно... А вообще – он ещё жив? Может, это уже то, что материалисты называют «последний всплеск работы головного мозга»? А он кто? Материалист? Нет, конечно, он же в церковь с отцом ходил. А может, надо богу помолиться? А как? Как молиться богу? Ромка встряхнулся, набрал в лёгкие воздуха и изо всех сил громко заорал... Просто заорал. Без слов. Тундра проглотила этот вопль. Снег не отразился эхом, воздух морозный не раскрошился отголосками, тяжёлые, чёрные, низкие тучи сожрали звук сверху и тундра вновь впала в безмолвие. Крикнул, словно голову в аквариум опустил.
Зачем? Он? Купил? Капкан?..
К утру мороз окреп. Иней на ресницах стал мохнатым. Ромка определил температуру в минус тридцать. Он ошибался – в воздухе уже было минус тридцать восемь. Очень простая климатическая арифметика: днём двадцать, ночью сорок.
- Я дойду до города, – сказал он вслух громко и отчётливо, даже удивившись, что сил для этого вполне достаточно, – я дойду до города в любом случае. Надо просто разобраться – куда идти. Стоп.
Ромка остановился. От неожиданности для себя чуть не упал лицом вниз. Но удержался, покачался немного и устоял.
- Стоп, – повторил он, чувствуя, что стоять ещё труднее, чем идти: ноги стали тут же предательски дрожать, в коленках как-то неуправляемо подгибалось. – Где бы я ни находился, – проговорил он громко, – в любом случае – в одной стороне у меня город... в другой стороне, на восток... у меня шахта... шахта – место небольшое, но...
Мозг как иглой пронзило – он совсем забыл, что на шахту идёт железная дорога! И дорога эта пересекает очень большую площадь тундры. Значит, он идёт до сих пор параллельно и городу, и шахте?.. Глупо как.
Ромка вновь повернулся... ровно на девяносто градусов. Лыжи переставил под прямым углом и, глянув вперёд, да ничего не углядев, пошёл... Теперь он точно выйдет, теперь он выйдет. Если на город повернул – вначале будет подъём, потом будет россыпь света, россыпь света... А если на шахту? Тогда выйдет на железную дорогу... Так. Но там ведь сегодня, в наше дурацкое демократическое время, когда всё закрывается, поезда ходят один раз в неделю!! А ничего. По дороге он выйдет на шахту.
Очень бодро, словно сил прибавилось, Ромка пошёл вперёд. Уверенно, словно видел перед собой ориентир. По дороге, не останавливаясь, вновь залез в рюкзак, вновь приложился к фляжке... приложился так, что допил весь коньяк до конца. Вначале здорово подогрело и дало силы, даже спать расхотелось, даже иней на ресницах не мешал моргать глазами... даже... даже... Он шёл и никого рядом с собой не видел, никого не слышал. Это Ромка расценил как некоторое выздоровление. От чего? От страха. Он и слова такого особенно в жизни своей не употреблял. Неужели состояние полной слепоты может так разрушать сознание, что человек начинает испытывать страх… Если бы не коньяк, так кто его знает... Алкоголь – штука плохая, но иногда держит неплохо.
Зачем он купил капкан?..
Нет. Не так... Что ты заладил? Купил да купил! С чего ты решил, что можешь издеваться над животным, ловя его в капкан?.. Кто тебе право дал, кто разрешил, а? Ты – высокоорганизованная материя!.. Захотелось ощущений за счёт страданий животного? Вот и поделом. Господи... Ромка даже шаг сбавил от неожиданности мысли: а что, если это всё – наказание? Он же сам говорил, что в церковь ходил, что не материалист, значит... Ромка задрал глупую мордашку кверху и громко крикнул в тучи:
- Я всё понял! Я всё понял!! Отпусти?! Отпусти домой?..
Неизвестно каким образом, но Ромка услышал каждое своё слово, крикнутое в небо. Потом криво усмехнулся, погрозил туда же пальцем и сказал:
- А-а... я понял... я не сдамся... нет.
Твердя эту мысль, повторяя каждое слово как заклинание, он побрёл дальше. Мысль эта – не сдаваться ни при каких обстоятельствах – вначале помогала идти, потом стала надоедать и сидеть в его голове гвоздём, это выматывало нервы, вместе с нервами выматывало силы. Иногда он поднимал голову и слепо всматривался вдаль... глупо так... как щенок слепой... больше на запах ориентируясь... Вдруг ему показалось, что стало вокруг как будто светлее. Ромка обрадованно подтянул руку к глазам – шесть утра, до рассвета ещё три часа. Он сплюнул, сказал матерно, потом вновь сказал матерно, потом ещё... так шёл и матерился себе под нос. Хорошо, если у него выходил километр в час, хорошо, если этот километр был в верном направлении, хорошо, если пролегал по более-менее ровной местности, где не приходилось поднимать ноги на барханах снега, где ещё не улёгся хороший наст.
Он вспоминал, что у него осталось в рюкзаке из съестного? Может, бутерброд ещё? А разве он его не съел? Может, посмотреть? Но посмотреть – это же остановиться, снять рюкзак, расшнуровать его, залезть в него рукой... Что я говорю? Нет сил останавливаться, нет сил снимать рюкзак, вот и всё. Да и потом – есть он не хочет, это всё обман... действие алкоголя... калорий у него достаточно, просто мышцы сдохли... просто судорога начинает уже хватать за икры и бёдра... просто человек не машина, живёт тогда, когда есть возможность отдохнуть... просто жизнь закончилась. Вот именно так ему на роду написано закончить жизнь. Сдохнуть в тундре, куда он ходил, чтобы закалить себя, чтобы стать сильным, чтобы доказать себе, да и всем окружающим, что может... А что он может? На зверей капканы ставить? Стрелять в них? Урод. Здесь его вдруг охватил истерический смех. Ромка вспомнил, как уроды-генералы, выходя на охоту на кабана в лесу, берут с собой профессионального снайпера, чтобы тот, в случае чего, застрелил кабана, когда генерал промахнётся и зверь бросится на него. Вот же уроды?! А ещё с вертолётов, да?.. А ещё.. ещё эти... сразу выбросила память телевизионную картинку... которые в Африке охотятся на львов и буйволов... штопанные из нуворишей-миллионеров... тоже с прикрытием, а потом хвастают здесь, в России: я вот застрелил в Африке... Ох, Господи!! Ромка вскинул лицо в небо:
- Господи!! А их почему не учишь? Их – почему?!. Они же уроды ещё больше?..
Он шёл и шёл, уже не зная, зачем идёт дальше, не всё ли равно где, в какой точке этого бескрайнего снега сдохнуть? Но он шёл, шёл, потом вновь смотрел на небо, говорил тихо:
- Капканы ставить не буду, даже убивать не буду, даже куропаток, а в тундру ходить буду... буду, буду, буду! Просто буду ходить, смотреть... Не возьмёшь!
«Родителям-то за что всё это?» – вновь сдавалось сознание. Родителям за что? Им ещё хуже, чем мне. Мне-то что – ну, сдох... сдох... как сдох?.. Говорят, когда человек замерзает на снегу и его зимой не находят, то песцы обязательно обгрызут ему лицо. Это Олег Куваев описывал в романе... как роман называется? Не помню. Там был герой Васька? Нет? Не Васька? Его задавило стадо оленей, его нашли и кто-то сказал: «Хорошо, что песцы не успели обгрызть лицо...» Интересно, девушки когда носят песцовые воротники, знают, что хозяин их жрёт падаль? Лица погибшим людям обгрызает?.. Так вот, когда человек замерзает зимой и его не находят сразу, а находят весной или летом... он лежит на высоком снежном грибе... потому что под человеком снег не тает почти. Вокруг тает, а под ним не тает, вот и получается – в открытой тундре летом стоит столб снега метра полтора-два высотой, а на нём человек... И ещё, если лица нет, песцы постарались... твари… тогда совсем. Зачем он купил капкан?..
В магазине охотсоюза продавались сигнальные патроны, подобие салюта, сигнальных ракет. Почему тогда не купил? Денег пожалел? Думал, что не пригодятся? А интересно – пригодились бы сейчас? К примеру, у него были бы сигнальные патроны? Ну, выстрелил бы? Ну, увидел бы кто? Откуда увидел? Он, похоже, в балке ходит, в низине. Ну, выскочит из-за горизонта огонёк на секунду-другую, кто в городе заметит? А если и заметит, то... Ромка бы что подумал? Какие-то ребята развлекаются, чудят Людей ищут через три дня. Через три дня. Тебя никто не ищет. Ох, и дурачьё люди! Искать надо, пока жив, а не когда сдох! Или вы думаете: если человек ушёл в тундру и не вернулся в назначенное время, так он остался там с бабами погулять?
Ромка упал. Упал и не поднялся, даже попытки не сделал. Лежал, дышал тяжело и только и пытался контролировать себя, свой воспалённый мозг, чтобы не уснуть. Дыхание било в снег, и снег этот стал сразу оседать вниз, кристаллизоваться и таять на глазах. Ромка хрипнул горлом, согнул руку в локте и упёрся ею в снег, только здесь почувствовал, что пальцы у него холодные. Рукавицы не греют? Странно. Он, кряхтя, поднялся на колени, вытащил ладонь, посжимал её посильнее, потом засунул в рукавицу и стал что есть силы бить обеими ладошками о колени. Так разогревали руки все старатели на Аляске. Так он читал у Джека Лондона. А если тот сам не знал, что писал? Но руки скоро стали немного отходить. Ромка поднялся на ноги и, сжимая ладони с силой, что осталась, пошёл дальше. Потом быстро снял обе рукавицы, как следует дунул туда дважды, надел – чуть теплее. Кожаные рукавицы держали его дыхание, но недолго. Вновь стал сжимать и разжимать пальцы. Вновь показалось, что стало светлеть. Посмотрел на часы – стёклышко запотело, циферблат видно было плохо, Ромка заглянул сбоку – что-то около восьми утра... Значит, скоро день! Скоро рассвет! Боже мой, неужели будет свет в этой тундре? А что ему свет, если зрения нет? Свет – это жизнь. Когда будет светло, он обязательно найдёт выход. А он сможет идти тогда? Может, уже ноги откажут? Нет! Как только свет появится, он сможет идти даже быстрее. Ромка уже верил в это истово.
Когда небо обложено тучами, когда зимой солнце появляется лишь за горизонтом, когда лучи его попадают на землю только отражаясь от небесного свода, тогда и свет приходит так незаметно, что видишь его, лишь когда очертания предметов вокруг вырисовываются перед тобой или горизонт сам по себе выплывает далеко впереди бело-серой ниткой, границей между небом и землёй.
Ромка этого видеть не мог. Просто к девяти утра он едва заметил желтизну своих лыж... Глаза мигом устремились вперёд. Но там была серая мгла. Рано. Он посмотрел на часы, сбоку, так, словно мог заглянуть под запотевший циферблат... Что-то там около девяти?
Рассвет наступил. Ночь закончилась. Но свет пришёл ненадолго. На какие-то пару часов, не больше. Ну, на три. Потом опять будет ночь с двенадцати дня до девяти утра.
Ромка стал вглядываться вперёд, давить на глаза, жмуриться изо всех сил. Иногда на какое-то мгновение было хоть что-то видно... Но сейчас ничего не получалось. Глаза слипались. Ромка хотел повернуться вновь в какую-нибудь сторону и попробовать счастья в другой стороне. Но повернуться сил не было. Перед ним была открытая тундра, в ней едва уловимой полоской темнело... темнели... а что там может темнеть? Вереница кустов? Ручей замёрзший? Тальник? Ручей может его вывести... куда? К речке. Возле шахты течёт небольшая речка Юн-Яха. Тогда надо идти к ручью. А если это не ручей? Сил нет проверять. Спать хочется, так спать хочется, так в тепло хочется... Сейчас бы упасть на снег, хоть на десять минут, хоть на пять, хоть на минуту. Просто полежать минуту. Ромка читал, что йоги в позе трупа могут отдыхать десять минут и этот сон будет равен восьми часам обычного сна... Он так не сможет, в позе трупа он рискует заснуть навсегда. Неужели умираю? Зачем я купил капкан?..
Ромка стоял перед выбором. Сесть и отдохнуть... как отдохнуть?.. заснуть?.. Или – идти. Куда идти? Глаза слипаются... боже, я сплю на ходу. Ромка зачерпнул рукавицей снега и протёр лицо... боже, боже, помоги, не забирай меня к себе или куда там мне определено? Куда?
Снег таял на лице. Снег немного ободрил. Ромка вынул руку из рукавицы и протёр ладонью лицо.
- Боже, боже, не покидай меня? – прошептал он. – Боже...
Вдруг в мозг вошла стальная, холодная игла, вошла так, что в любой другой раз Ромка просто бы заорал от боли, но не сейчас. Сейчас он увидел то, что так сильно просил, так желал... Крошечная, незаметная капелька снежной воды, стаявшая на ресницах под его рукой, сыграла роль линзы... Это было мгновение… вспышка, взрыв в сознании... И Ромка увидел всё вокруг на этот миг! Он увидел перед собой огромное поле снега, бескрайнее поле снега, никакого города, никакой шахты, ничего, ничего... только серая полоса железнодорожной насыпи!.. Это были не кусты, это была железная дорога с шахты. Ромка взвыл на все окрестности и побежал на лыжах вперёд. Капелька воды давно исчезла, вновь была вокруг одна муть. Но сознание цепко держало картинку насыпи. Каких-то сто метров? Ромка пробежал их в двадцать секунд. Перед насыпью он упал. Упал, потому что насыпь была крутая, подняться на лыжах не смог, сбросил лыжи, стал карабкаться наверх, выбрасывая ещё не припорошенные куски щебня из-под себя...
А вот и они! Вот – две стальные полосы рельсов, уходящие вдаль в обе стороны. Куда? Никуда. Ромка упал на рельсы, пытаясь обхватить их руками, лицо его уткнулось в шпалы, пахнущие креозотом даже на лютом морозе, из глаз стали сами капать слёзы. Слёзы падали на шпалы, и там сразу темнело влагой, потом сразу леденело на холоде, потом опять темнело и опять... Ромка не понимал, что с ним происходит. Он даже забыл в этот миг, что поезда здесь ходят раз в неделю. Конечно, поезда ходили чаще, но даже если один раз в день, то когда? Успеют? Даже если не успеют, никуда не уйду, никуда отсюда не уйду! Пойду по шпалам... пойду... сейчас пойду...
Ромка лежал на шпалах между рельсами и ревел уже в голос, рыдания рвались наружу, и вся окрестная тундра внимала ему. Занимался день, просыпалась в тундре жизнь, которую Ромка хотел отнимать. Он даже не помнил, как уснул... Он не мог спать, он просто терял сознание, и в бесконечном сне слышал только одно: рельсы начали часто, быстро стучать. Так стучит только небольшая дрезина или мотовоз, что возит рабочих железнодорожников... так стучит спасение, так стучит, так поёт сама жизнь. А вот и ангелы... сколько их, двое? Ромка не видел лиц, он видел лишь замерший перед ним оранжевый тупомордый мотовоз. Мутный, большой, потому что остановился мотовоз в двух метрах от него. В двух метрах!.. Потому и вижу. Значит, люди, рядом... Чей-то голос крикнул:
- Живой? Хватай его!.. Под ноги давай. Может, успеем...
Это не видение, мелькнуло у Ромки в смыкавшемся сознании, это люди... люди... маслом пахнет машинным кто-то... запах какой приятный!.. Зачем он купил капкан?.. Чтоб ты сдох... капкан!
2014 г. Салехард.
Назад |