Снегурочка расплакалась и говорит Снегурку:
– Это сестра твоя родная, Снежна Снегородовна, люби её, Снегурок, она не может долго с нами быть. А это, – говорит Снегурочка Снежне, – братик твой младший, Снегурок.
Обняла Снежна Снегурка и поцеловала его – будто лишь дыханием своим коснулась.
Достают Снегород со Снегурочкой ларец с подарками, вынимают из него бусы жемчужные, ленты кружевные, шали белотканные, обряжают Снежну. Снегурочка на неё не налюбуется, Снегород не нарадуется. Ведь на один только денёк в году появлялась Снежна, выходила из снегопада в Поднебесном уделе, у Ледяных гор. Усадили дочку в сани, катаются с ней по горам ледяным, по крутым сугробам. Снежна смеётся тихонечко, а смех её что хрустальный перезвон.
Как накатались, расстелили скатерть белую, кружевную, расставили на ней сласти да напитки. А Снежна чуть пригубит, да и поставит чашу, чуть надкусит, да и отодвинет блюдо.
Просит она, чтоб ветры песни ей затеяли, любит она слушать, как они поют. А ветры для неё стараются, шумят, посвистывают – будто из свирели мелодия льётся.
Начал дневной свет никнуть, и Снежна бледнеть стала, будто таять в сумерках. Снегурочка со Снегородом попрощались с ней, она тут же и исчезла, в снегопаде рассыпалась, словно её и не было. Только голос её хрустальный донёсся издалека:
– Ждите меня на следующий год на этом же месте! Не забывайте!
Постояли Снегород со Снегурочкой, помахали руками в темноту. А как в сани садились, Снегурочка всё слёзы роняла.
Взвились ветра, и помчали сани прочь от Ледяных гор, от удела Поднебесного.
Снегурок спрашивает у Снегурочки:
– Почему сестрица моя Снежна ушла от нас так скоро?
– Не может она больше светового денька жить.
Стала Снегурочка рассказывать Снегурку:
«Давно это было. Управлялись мы как-то с батюшкой твоим в Поднебесном уделе. Батюшка Снегород снегу напустил. Ветров никаких не взяли мы с собой. Снег падал пушистый, мягкий, как сами тучки небесные. Затеяли мы с ним в снежки играть. Я батюшке снежком шапку сбила, а он тряхнул, что было сил, рукавицей снегородной. Видно, думал засыпать меня снегом с ног до головы. А из рукавицы вылетела одна снежинка, такой я не видывала прежде, величиной с две твоих ладошки. Смотрим, стали к ней другие снежинки одна за одной собираться, в хоровод сплетаться. Вышла из снежного хоровода девушка и говорит:
– Батюшка, матушка, я дочкой вашей буду, Снежной меня зовите. Из снежной кудели я родилась, снежинками убралась, смехом да весельем вашим оживилась.
Обрадовались мы с батюшкой Снегородом, посадили её в сани, повезли в терем свой на Снегириную горку. Пока везли, смеркаться стало, дневной свет начал силу терять. Смотрим, и дочка наша побледнела и в сумерках, будто таять начала. Испугались мы и спрашиваем:
– Что с тобой, доченька?
– Батюшка, матушка, уходит из меня сила, не держит дух снегородный, видно, больна я, недугом подточена.
Как ни бились мы с батюшкой, как не засыпал он её снегом, не овевал снегородным духом – рассыпалась она на снежинки и исчезла в снежной мгле. Успела только крикнуть, чтоб ждали мы её через годочек, в тот же денёчек в Поднебесном уделе, у Ледяных гор. Каждый год приезжаем мы с батюшкой сюда в этот день. Выйдет наша доченька из снегопада, склонит свою головушку на плечи нам, одарим мы её подарками. Пока снег идёт и дневной свет силу имеет, поиграем с ней, потешимся, покатаемся по ледяным горам, и исчезнет она вечером в снежной мгле, на снежинки рассыплется. Не хватает ей силы снегородной больше одного денька в год прожить.
Смахнула Снегурочка слезинку, другая на белую шубу капнула.
– Я помогу ей, матушка, не печалься! – вскрикнул Снегурок. – Ведь скоро у меня в удельце наснежник расцветёт. Охраняет его на Соболином лужке младший ветер из моей дудочки-погудочки. Как только он расцветёт, я загадаю желание, чтоб сестрица моя Снежна от недуга избавилась и с нами навек осталась.
Развеселилась Снегурочка, рассмеялась:
– Хочу я теперь же на цветок этот посмотреть, поворачивай, батюшка, к Соболиному лужку.
Повернули сани к Соболиному лужку, проскочили чащи еловые и овраги, подъехали к сугробу, на котором цветок вырос. Вокруг сугроба младший ветер снег стеной взбил. Как сани со Снегурочкой и Снегородом подъехали, младший ветер стих, снег опал, и увидели они бутон цветка наснежника. Стал он уже величиной с яблочко. Алмазными блёстками переливался и блестел, лепесточки кулачком сомкнуты, а один лепесточек уже раскрыться надумал. Налюбовались Снегурочка со Снегородом на цветочек.
Надо, – говорит Снегурочка, – ещё и стужей его оградить.
Обвела она кружок вокруг цветка, дохнула, рукой махнула, ножкой притопнула, ладошкой прихлопнула – оградился цветок стужами лютыми, никому к цветку не пробраться, никому не притронуться. Младший ветер снова снега взбил стеной вокруг сугроба – надёжно закрыл цветок.
КАК ГРАДОБОЙ, ХИЛОДУЙ И ЛОХМАЧ В СТУДЁНОМ
УДЕЛЬЦЕ РАЗБОЙНИЧАЛИ
Как-то гостил Снегурок у дедушки Ледовита и бабушки Ледовитихи. А Снеговей Бурану с Пургой, родителям своим, помогал управляться, долго в отлучке был. Вернулся Снегурок домой – глядь: замки на сундуках выломаны, крышки раскрыты, а в сундуках – ни снежинки , ни порошинки – пустым пустые.
Снегурок – в плач. Прилетел Снеговей, сундуки пустые обшарил – нет снега. Снеговей раъярился, деревья гнёт, тучи рвёт:
– Это никак Градобой с Хилодуем, уворовали, больше некому, в нашем роду нет таких разбойников.
А Снегурок слезами заливается:
– Узнает батюшка, что снег у меня весь из сундуков выгребли, не ловок ты, скажет, удельцем управлять, телелюй, из-под носа снег украли.
– Перед Снегородом, видно, мне ответ держать придётся за нерадение. Как мы Хилодуя пропустили?! Да у него, вишь, соглядатай есть, облак Лохмач. Тот все укромные тропы знает, узолами глухими проведёт.
Тут взвились снега, едет Снегород. Ветры мчат лихие его сани резные. А Снегурок как увидел батюшку, ещё пуще расплакался, слёзы со звоном льдинками в снег летят.
– Кто моего сыночка обидел?! – вскричал Снегород громким голосом.
Увидел он сундуки пустые, замки кривые, всё ему ясно стало. Говорит он сыну:
– Не горюй, не печалься, утешит тебя мой подарочек, – и достаёт из-за пазухи маленькие рукавички, как раз по снегурковой ручке. – Вот тебе, Снегурок, настоящие рукавички снегородные. Они хоть по силе не сравняются с моей, но снегу на твой уделец хватит. Тряхнёшь тихонько – снегу чуть вылетит, тряхнёшь сильнее – и снег бойче посыплется, а коли сильно тряхнёшь – повалит он густо-густо – пеленой белой вокруг встанет. А что снег у тебя Хилодуй украл – это тебе урок. Ирий-земля уже близко к удельцу твоему подступает. Тут Хилодуй с Градобоем где-то недалеко рыскают. Ухо надо востро держать.
Племяннику своему Снеговею сделал Снегород самый строгий выговор, что дозор в удельце Студёном ослабил.
А Лохмач и Хилодуй вернулись из удельца Студёного к Градобою с богатой добычей – из Снегурковых сундуков весь снег вымели. В хижине Градобоя снег под самую крышу, белый, мягкий, снежинка к снежинке. Радуется Градобой, посмеивается, помощников своих нахваливает. Теперь снегу ему хватит, будет Градобою уважение, будет и град во всё лето.
Не долго горевал Снегурок, появились теперь у него снегородные рукавицы. Он их с рук не снимал. Каждый день снег сыпал – сугробы освежал, проталинки закрывал. Видно было по всему, что уж недолго Снегурку в своём удельце оставаться. Теплостав да Оттепель не раз наведывались в уделец Студёный: шапки сугробам сбивали, проталинки оставляли, деревья теплом пронимали.
Буран с Пургой в Студёном уже не гуляют, только Позёмка и Метелица по удельцу стелятся, да младший ветер вокруг наснежника стеной снега держит.
Идёт Снегурок по своему удельцу, рукавицами тихонько потряхивает, лёгонький снежок из них сыплется. Вдруг видит: опустилось на землю облачко, белое, пышное, с боков клубится, тихонько шевелится. Никогда Снегурок такого не видывал, хотел он тронуть чудесное облачко рукавичкой, а оно поднялось и отлетело: покачивается низко-низко, близко-близко. Снегурок снова подошёл, а облачко опять отлетело. Понравилось Снегурку догонять облачко:
– Не уйдёшь, догоню, изловлю, – расшалился он.
А облачко хитрое, близко подпускает, а в руки не даётся. От опушки к опушке с горки на горку бежит Снегурок за облачком. Вот-вот схватит его, а оно увертывается. Так он забавлялся и не заметил, что уделец его позади остался. Заманило его облачко в низины и лога. А как протянул он рукавички к облаку, тут сжалось оно, почернело и обратилось в облак Лохмач. В тот же миг налетел ветер Хилодуй, сорвал со Снегурка рукавички снегородные, и исчезли они оба в одно мгновение, только след их чёрным туманом висел.
Обмер Снегурок, понял он, какая беда стряслась. Обхитрили его Лохмач с Хилодуем. Украли рукавички снегородные. Выхватил Снегурок дудочку-погудочку, дунул в неё, тут же явился младший ветер. Отправил его Снегурок за Хилодуем и Лохмачём вдогонку. Обшарил ветер всю округу, долетел до Ирий-земли, не было дальше ему пути, встал стеной Тепловей. Не совладать младшему ветру с ним, покружился он и ни с чем возвратился.
Как вернулись младший ветер и Снегурок в уделец, ветер полетел наснежник охранять, а Снегурок пошёл в теремок свой, сел на лавочку, голову до земли склонил. Тут уж не до плача и не до слёз. Решил Снегурок идти в Ирий-страну, искать рукавички свои снегородные, где-то там Градобой прячется, сейчас в Стынь-землю он ни ногой, здесь ветра каждую снежинку перетряхнут, а Градобоя найдут. Одно ему место – Ирий.
Взял Снегурок мешочек с леденцами холодильными, сел на саночки-самоходы и поехал в Ирий-страну искать убежище Градобоя, выручать рукавицы свои снегородные.
– Везите меня, – говорит, – саночки самоходные, к Ирий-стране, туда, где Градобой хоронится.
КАК ВЕСНА СО СНЕГУРКОМ ВСТРЕТИЛАСЬ И ГРАДОБОЯ
ПРОУЧИЛА
Как наворовал Градобой снегу в удельце Студёном, стал на Ирий-землю каждый день град сыпаться. Иные градины с кулак величиной были. Траву зелёную они бьют, всходы сминают, цветы с деревьев обсыпают. А в селениях, которые ближе к Гродобоеву логову стояли, людям на улицу выйти нельзя было, могло и зашибить. Ледяной глыбой крыши пробивало. Делали себе жители колпаки железные, в них и ходили, а то просто ушаты или тазы на голову надевали, без этого на улицу нельзя было выйти. Зверей и птиц в лесу сколько ушибло, кому крылья перебило, кому лапку придавило, кому шишек набило. Вот какие беды Градобой стал чинить.
Рассердилась Весна, вызвала к себе Тепловея с сыновьями и говорит:
– Изловите Градобоя, снег его весь истопите, Лохмача и Хилодуя в клочья изорвите, а самого Градобоя заприте в подземелье. Как найдёте его, пошлите за мной младшего из вас, приду и сама посчитаюсь с разбойником.
Полетели ветры по границе Ирий-земли логово Градобоя разыскивать.
А Весна пошла гулять, поля, леса живородной силой наполнять. Где ступит – тепло заструится, стрелки травы пробьются. Идёт весна залесскими угодьями, они как раз уже к границе Стынь-земли подступают. Вдруг чует, с севера сильно холодом потянуло, снегом пахнуло.
– Вишь ты, Зима с Морозом, видно, балуют, Снегород со Снеговеем озоруют, холод навели, стужи нагнали на Ирий.
Пошла Весна в ту сторону, откуда снегом тянуло, шла, шла, видит: едут сами собой саночки-самоходы, на них мальчик сидит, в шубке снежной, валенки из пороши. Сам он бел, а щёчки румяные, губки розовые, и холодом от него веет.
– Стой! – говорит Весна. – Ты чей такой будешь?
Снегурок встал с саночек и говорит:
– Я – Снегурок, Снеговей и Снегурочка мои родители.
– Вон что! У Снегурочки сынок появился. А здесь по какому делу?
– Градобоя ищу, он у меня весь снег украл, что батюшка до весны оставил, и рукавички снегородные.
– И рукавички снегородные!? – испугалась Весна. – Дело плохо. Вот откуда у него снегу так много.
– А вы кто такая будете? – спрашивает Снегурок.
Улыбнулась Весна:
– А я тут помощница, велено мне отыскать Градобоя, рукавицы снегородные у него забрать и тебе вернуть.
«Рукавицы не отыщешь – это беда, – думает Весна. – Малое дитя, разве справиться ему с разбойниками».
– А не боишься растаять в Ирий-стране? – спрашивает Весна у Снегурка.
– Нет, – отвечает Снегурок, – у меня леденцы холодильные есть, с ними хоть с Весной ходи, хоть в печи сиди – нипочём не растаешь.
Поняла Весна, почему у Снегурка щеки будто пузырьки надутые – по леденцу за обеими щеками лежит.
Прилетает младший сын Тепловея и зовёт Весну:
– Нашли мы градобоево убежище, хоронится он в Поганом логу.
– Ну, Снегурок, добудем мы сейчас рукавицы твои, – крикнула Весна. Ступай за мной.
Спешит Весна к Поганому логу, за ней Снегурок на саночках-самоходах мчится, впереди них младший южный ветер летит.
Добрались до лога. Видят: стоит хижина высокая, кособокая. Вокруг градом всё засыпано, градины – величиной с кулак. Тепловейичи все кольцом хижину окружили.
Градобой чует: дело плохо. Говорит он Хилодую:
– Разлетайся по струйкам да по сквознякам, в разные стороны, дуй отсюда, в Медвежьей чаще пусть все струйки и сквозняки в одно сольются. А ты, Лохмач, возьми рукавички снегородные окутай их туманом густым, замурую я тебя в ямку под половицей. Мне-то уже не уйти. Как схватят меня Тепловейичи, посадят в подземелье, ты, Лохмач, за рукавички снегородные меня выкупи, за них они хоть что отдадут. Мне их не сохранить сейчас, а будет свобода, будет и случай, будет случай, будет и добыча. Спрячь рукавицы в дупло дуба семихвата. Коли не отпустят меня, засыпай снегом Ирий-землю, пока воли мне не дадут.
Только успел Лохмач в ямку под половицей спрятаться, затряслись тут стены хижины – задули со всех сторон южные ветра, разметали вмиг хижину на щепки мелкие, простерла Весна руку, весь снег растопила. А снегу Градобой полную хижину, до крыши наготовил, ещё и погребец доверху набил. Растеклись лужи во все стороны. Схватили ветра Градобоя. А Хилодуй струйками да сквозняками на разные стороны разлетелся.
– Где рукавички, разбойник? – спрашивает Весна грозно у Градобоя.
– Разве буду я их в хижине держать, они в надёжном месте спрятаны, и засыпать снегом Ирий-землю всякий сможет. А коли отпустите меня, будут вам рукавички снегородные, мальцу верну их, всё по чести.
– Ах ты, бесчинник поганый, лиходей обманный, бросьте его в темницу, да самую жаркую, пусть он там погреется, на милость не надеется. А вы, – говорит Весна южным ветрам, – обыщите всю округу, обшарьте леса, поля, найдите рукавички снегородные.
Разлетелись ветра в разные стороны, пошла и Весна со Снегурком по лесам-полям искать рукавицы. А Лохмач тем временем из укрытия выбрался, полетел к дубу семихвату, положил рукавички в потаённое дупло. К вечеру вернулись ветра к Весне. Не нашли они нигде рукавички снегородные.
Пришлось освобождать Градобоя. Сказал Градобой, что лежат рукавички в дупле дуба семихвата. Там и отыскали их. А как отыскали, отдали Снегурку, а Градобоя из темницы выпустили, хоть и не место ему было, разбойнику и каверзнику, на свободе, но слово чести не нарушишь, не таков был южный род, чтоб утром слово сказать, а вечером его поменять.
Отдала Весна рукавички Снегурку и говорит:
– Возьми их, Снегурок, и возвращайся в Стынь-страну. Как вернёшься, передавай привет твоему батюшке и твоей матушке.
– От кого, тётенька?
– От Весны Теплоставовны. А ты не признал меня? – рассмеялась Весна. – Впредь в Ирий-землю ни ногой, а то ведь ты мою новь весеннюю морозишь. Посмотри-ка, где ты проходишь, там травы никнут, изморозь на земле выступает, цветы вянут и птицы замолкают. Северный род для Ирий-земли – пагуба, да и мы для Стынь-страны не отрада. Прощай, Снегурок.
Сел Снегурок на саночки-самоходы, засунул рукавички за пазуху да и быстрее в Стынь-страну поехал, в уделец свой Студёный.
– А я скоро в гостях у тебя буду! – звенел вслед смех Весны Теплоставовны. – Принимай, стол накрывай!
Пошла Весна в Златодол, в шатёр свой благоуханный. Идёт она, леса–поля оглядывает, и взяла её тоска-печаль:
– У зайчихи – зайчата, у лисицы – лисята, у семечка – росточек, у стбелька – цветочек, и даже у Снегурочки со Снегородом Снегурок появился. А у Весны нет родного дитятка, хоть всех наделяю я живородной силой.
Шла она берегом Медынь-реки. На Медынь-реке уж Спорогрей и Спорогрея потрудились, вскрылась река, плывут по ней льдины большие, шумят, друг на друга наскакивают. Видит Весна: плывёт на одной льдине что-то пёстрое да чудное. Присмотрелась: а это куколка потешная, та, что Теплогон к Снегурочкиному терему на Снегириной горке случайно занёс. По ней Снегурочка Снегурка вылепила и снегородным духом оживила. Потом оленёнок рогами подцепил куколку, да и побежал прочь, ворона её увидела, защемила клювом и понесла в своё гнездо, по пути выронила, упала куколка в глубокий снег на Медынь-реку. Как тепло пришло, река вскрылась, куколка и поплыла на льдине вниз по течению. Тут Весна её и подобрала.
Глядит Весна на куколку, нравится она ей:
– Сотворю-ка я себе доченьку, назову её Веснея, будет она мне в утешение и всему нашему южному роду в радость.
Принесла Весна куколку в шатёр. Оплела её весенними побегами, закопала в землю, полила талой водичкой. Тут же проклюнулся росточек, выпустил листочек. Потянулся вверх стебелёк, на стебельке завязалась почка. День, и два, и три проходят, выросла почка величиной с голубиное яйцо. Зовёт Весна Яровита, чтоб пронял он почку ярым жаром. Как подошёл Яровит к росточку, почка закачалась, затрепетала. Пронял Яровит росточек ярым жаром, почка раскрылась, и вышла оттуда Веснейка – дочка Весны и Яровита. Щёчки у неё румяные, губки алые, волос что пшеничный колос.
Обрадовались Весна с Яровитом, смотрят на Веснею – не налюбуются.
– Надо, – говорит Яровит, – смотрины устроить, дочку нашу всему южному роду показать.
– Устроим, всех на пир созовём.
Кликнула Весна сыновей Тепловея, посылает их во все концы Ирий-страны, звать гостей на смотрины. Потом позвала паучков-плетунов, ласточек-снурков, сели они наряды и обновы для Веснеи шить. Сшили ей платье из лепесточков, весенних цветочков, туфельки из бересты изготовили, узоры на них навели. В ленты нити серебряные дождевые вплели.
А Веснейка расцветает, будто солнышко лучи распускает. Щёчки у неё, как маков цвет, румянятся, волосы до пят вьются, огнём горят, а глаза зелены, как листочки ранние.
Вечером стали гости в шатёр Весны и Яровита собираться на смотрины. Первыми Оттепель да Теплостав прибыли, родители Весны, подарили они внучке возок воздушный, который ласточки вверх поднимали и по небу несли:
– Сможешь ты, внученька, – говорит дедушка, – в этом возке, где захочешь, летать, вместе с ласточками порхать.
Следом пришли Спорогрей и Спорогрея, Яровитовы родители. Принесли они в подарок Веснее шаль ярцевую, золотыми лучами затканную.
– Шаль эта, внученька, не простая, особенная, – говорит дедушка. – В ней тебя ни холод, ни стужа не достанут. Укроешься ею, хоть в гости к самому Морозу иди – ни пальчика не остудишь.
Закачались тут деревья, зашумели шелковые травы. Залетают в шатёр ветер Тепловей с женой своей Ласковеей и сыновья с ним. Дарят они Веснейке гусли перезвончатые, над младшим южным ветром они начальники.
– Как ударишь по струнам, зазвенят гусли, прилетит младший южный ветер, по твоему желанию послужит.
Веснейка от радости сияет, диковинные дары принимает. Весна и Яровит гостей за стол усаживают, сладкими кушаньями их угощают.
Говори Яровит Веснейке:
– Дам я тебе, доченька, угодье Залесское в управление. Оно ближе всех сейчас к границе Стынь-страны лежит, сейчас там самое время снег топить, речки распечатывать. Будешь к нашему ремеслу приучаться, с холодом и стужей сражаться. И помощь моя и матушкина всегда для тебя будет. Согласна ли, доченька?
– Ещё как согласна, батюшка! – обвила Веснейка Яровита и Весну нежными ручками. – Дозвольте мне, матушка с батюшкой, по Златодолу погулять, в воздушном возке покататься?
Отпустили Весна с Яровитом дочку погулять. Перекинула она через плечико гусли перезвончатые, накинула шаль ярцевую, кликнула ласточек. Слетелись ласточки, подхватили плетёный возок и понесли её над Златодолом и над всеми весенними угодьями.
Леса в них нежной зеленью покрылись, поля травами и цветами повились, по всем угодьям ручьи звенят, реки шумят, птицы туда-сюда снуют, песни поют, и всякая живность теплу и солнцу рада.
АЙЯЛА
Настали последние дни зимы. Скоро весь Северный род за Ледовитый океан уйдёт, будет там лето пережидать, свои северные уделы крепко от тепла охранять.
Снегурок проснулся рано. Нынче ему обязательно надо пойти на Соболиный лужок, может быть, расцветёт сегодня наснежник. Вчера он там побывал, видел, что отогнулись уже верхние уголки у лепестков, к вечеру, а может, и к полудню откроется цветочек. Сорвёт его Снегурок, и исцелится сестра его Снежна, появится вмиг перед ним, заберут они её с собой за Ледовитый океан, не будут разлучаться с ней ни на один день.
Теремок его узорчатый, окошки створчатые уже подтаял, и он сосульками оброс, конёк на крыше оплыл. Оттепель и Теплостав не раз уже побывали здесь. Скоро сама Весна прибудет в уделец Студёный.
Слышит Снегурок: тук-тук, стучат в окошко.
– Кто там? – спрашивает Снегурок.
– Это я, Снегоежка, пришла к тебе за свеженьким снежком. Угостишь?
Снегоежка жила по соседству со Снегурком. Была она беленькая, остроморденькая, вроде ёжика, только на спинке вместо колючек ледяные иглы торчали. Ходила она в больших валенках, в них всегда ложку прятала. Как проголодается, отыщет свеженький снежок, сядет перед сугробом, ложку из валенка достанет – и давай снежок уплетать. А как Снегурок поселился в удельце Студёном, она рядом норку себе устроила, стала к нему за снежком наведываться.
Открыл Снегурок двери:
– Заходи!
Снегоежка – юрк в теремок и за стол. Достаёт свою большую ложку, на Снегурка поглядывает, когда он снегородные рукавички достанет, насыплет ей снегу свеженького.
– Ты, Снегоежка, отвернись, пока я свои снегородные рукавицы достану, я теперь никому не покажу, где я их прячу.
– А я и так не вижу, что ты их под периной прячешь.
Снегурок и опешил:
– Откуда ты знаешь? – он ещё рукавички не достал. А Снегоежка уже его секрет разгадала.
– Если бы у меня такие рукавички были, я бы их тоже под перину засунула – самое тайное место.
Достал Снегурок из-под перины рукавички. «Надо, – думает, – перепрятать, никакое это не тайное место».
Тряхнул он тихонько над столом рукавицей – на стол снег посыпался. Снегоежка – за ложку. А Снегурок стал ей рассказывать, как он в Ирий-страну ходил снегородные рукавички выручать и с Весной встретился. Глаза у Снегоежки стали большие, с плошку:
– Ты не испугался её?!
– Нет, у меня леденцы холодильные были, с ними никакой жар не страшен, хоть в печи сиди.
Пока Снегурок рассказывал, снегоежка наелась, тихонько под стол сползла, свернулась калачиком там и уснула.
Снегурок выглянул в окошко и обмер: сияет на небе радуга разноцветная, всеми цветами переливается. Стал он будить снегоежку:
– Вставай, вставай! Смотри, какой знак на небе! Это цветок наснежник расцвел! Пойдём срывать его!
Вдруг донёсся гул до терема: то ли Снеговей летит, то ли батюшка едет. Влетает в теремок младший ветер:
– Беда, Снегурок, сорвали цветок наснежник! Не смогли мы сохранить его!
– Градобой сорвал?! – вскричал Снегурок.
– Нет, Градобой сюда бы и не сунулся, да и против стужи лютой и моей ветряной силы не устоял бы он. Сорвала цветок девчонка, дитё малое, вроде тебя. Прости меня, я, как ни дул, вихри не крутил, ничто её не берёт, стоять не может, так ползёт, ползти не может, так катится. Подъехала она на оленей упряжке со стороны чащи,,не вдруг её и заметил.
Сел Снегурок на саночки-самоходы, помчался к Соболиному лужку.
Не излечить теперь ему сестры своей Снежны, так и будет она только на один денёк из снегопада появляться. У Снегурка слёзы из глаз льдинками сыплются.
Приехали на Соболиный лужок. Схватка тут была знатная: ветки у деревьев обломаны, снега в огромные сугробы наметены. Меж сугробами позёмка вьётся. Увидел Снегурок сани, в них Белая Олениха впряжена. Видит: возле голого стебля наснежника лежит девочка, шапка сорвана, волосы по снегу разметались, в руке крепко цветок наснежник держит. А сама уж и не дышит, снежинки на лицо падают и не тают.
– Она теперь не живая, наверное, – говорит младший ветер, – такую стужу, что Снегурочка вокруг цветка навела, люди не выдержат.
А цветок наснежник красоты неписаной. Лепестки алмазом горят, тычинки, как хрустальные травинки. Взял Снегурок наснежник, хоть и красив он, только что с него теперь толку, другим он сорван, другому желанию послужит, а какое это желание, Снегурку и знать не надо. Можно его теперь Снежнице-кружевнице отдать, чтоб вплетала красоту эту в свои узоры.
Подошла тут Белая Олениха к девочке, опустилась перед ней на передние колени, голову свою к лицу её прижала, и увидел Снегурок, как потекли слёзы из её глаз.
Жалко ему стало девочку. Знал он только одно средство, как спасти её – отвезти туда, где сможет она отогреться.
– Отвезу я её в Ирий-страну, – говорит Снегурок Белой Оленихе, – там она согреется и оживёт.
Олениха головой закачала, копытом забила, мол, везите быстрее в Ирий-страну. Положили её на спину Оленихе и тронулись в путь. Снегурок впереди на саночках-самоходах едет, за ним Белая Олениха. А до Ирий-страны уже рукой подать, вот она, сразу же за удельцем Студёным начинается. Снегоежка и Снеговей в удельце Студёном остались, а Снегурок дальше направился. Пересёк он весенние заставы, начался Залесский удел. Снегурок леденцы холодильные за обе щеки положил, чтоб не растаять и не пропасть в Ирий-стране. Всё поменялось в уделе Залесском. Где раньше Снегурок по сугробам катался, лежат только снежнички с холстинку толщиной, на пригорках – цветы рассыпаны, в низинках – вода талая. Деревья дым зелёный окутал, листочки выглянули из почек – вот-вот развернутся. Саночки вязнут, мокнут, а всё же потихоньку вперёд едут. Вслед за санями изморозный след тянется, листочки в почки прячутся – холод от Снегурка идёт зимний.
Вдруг слышит Снегурок – сверху птичий гомон несётся. Видит: летит высоко воздушный возок, из лозы плетёный, весенними цветами увитый. Стая ласточек влечёт его по небу. Возок прямо к саням Снегурка и Белой Оленихи подлетел и рядом опустился. Выходит из возка Веснея, щёчки алым цветом играют, губки – маков цвет, волос огнём горит, до пят вьётся. На тесме висят у неё гусли перезвончатые, на плечах шаль ярцевая, вся золотыми лучами затканная.
– Что за гости в мой удел пожаловали, холоду напустили? – спрашивает она.
Смотрит Снегурок на Веснею – и люба она ему, будто сестра родная. А оно, может, так и есть, ведь по образу одной куколки Снегурок и Веснейка родителями своими созданы были. А Веснейка тоже глаз со Снегурка не сводит, будто вспомнить что хочет.
– Я – Снегурок, Снегурочки и Снегорода сын.
– Слышала про тебя, а я – Веснейка, Весны и Яровита дочь, Залесских угодьев владелица. Зачем к нам прибыли?
– Я девочку из удела Студёного привёз, она совсем замёрзла. Помоги, если сможешь.
Посмотрела Веснея на девочку, и сердце у неё от жалости сжалось.
– Ах! Бедняжечка! Ах, страдалица! – сняла она шаль ярцевую, стала девочку овеивать, согревать, теплом пронимать.
Затрепетали у неё ресницы, зарумянились щёки, открыла она глаза.
– Живая! – вскрикнула Веснейка. – Ты кто будешь? Как тебя зовут?
– Айяла, – прошептала девочка. – Цветок наснежник, где он?
– Цветок ты сорвала, – сказал Снегурок грустно, – теперь твоё желание исполнится.
Хотела Айяла улыбнуться, да не может – губы кровавой коркой схватились
– А вы кто?
– Я Веснейка, а это – Снегурок, он тебя от смерти спас, в Ирий-страну привёз из Студёных земель.
Укрыла Веснея Айялу шалью ярцевою:
– Увезём, – говорит, – её в мою палаточку, там напою я её снадобьями, она вовсе поправится.
Стоит палаточка шелковая на лесном пригорке, цветами усеянном, сама она с виду как цветок ландыша лесного, только такой большой этот цветок, выше дуба столетнего.
Привезли туда Снегурок и Веснейка Айялу. Напоили её снадобьями живительными, уложили на мягкую постель. Отогрелась Айяла, раскраснелась, разрумянилась. Просят её Снегурок и Веснея рассказать, откуда она родом и как в удельце Студёном очутилась, и зачем сорвала цветок наснежник.
Стала Айяла рассказывать.
Живёт она далеко на севере в родовом стойбище, там, где кончаются густые леса и начинается снежная степь – тундра. Родители её и весь род их оленей пасли, стада гоняли от пастбища к пастбищу. Случилось в их роду великое несчастье – перестали рожать оленихи оленят, приносить приплод. А без оленей не выжить роду.
Про цветок наснежник давно люди знали, про него песни пели и сказки рассказывали.
Говорили, что когда-то давно удалось одному молодцу найти этот цветок и сорвать его. Звали молодца Улеген. Любил он красавицу Алхому, а она и не смотрела в его сторону. Вот и пошёл он искать этот цветок. Хотел, чтобы полюбила его Алхома так же сильно, как он её любит. Ушёл Улеген и не вернулся. Только вдруг Алхома горевать о нём начала, плакать, тосковать, слёзы проливать. От тоски высохла вся. И замуж ни за кого не вышла, хоть много добрых молодцев к ней сватались. Люди говорить стали, что нашёл Улеген этот цветок, сорвать сорвал, да вернуться не смог.
А как пришла беда в стойбища, стали люди избавления искать, часто про наснежник вспоминали.
Год и два нет приплода. Стадо оленье чахнет, дряхлеет, день ото дня тает. Отец почернел от горя, мать от слёз слепнуть стала. Не слышно в чуме веселья, не видно улыбок. Тяжело было на душе у Айялы, часто уходила она к Белой Оленихе, больше всех она её любила. Выйдет к ней, обнимет за шею и плачет тихонько.
Только однажды вдруг слышит она – говорит ей Белая Олениха человеческим голосом:
– Собирайся, Айяла, повезу тебя к цветку наснежнику. Знаю я, где он нынче вырос. Рассказал мне про это дух оленей. Он нам дорогу укажет. В последние дни зимы расцветает наснежник, самое время за ним ехать. Будет нам удача – избавим мы оленей от болезни, спасём род наш. Оградили цветок ветрами буйными и стужами лютыми, отважишься ли Айяла отправиться за ним?
– Не буду думать даже столько, сколько снежный ком с твоих копыт до земли летит. Сейчас поедем! – вскрикнула Айяла.
– Не спеши, Айяла, – говорит Белая Олениха, – приготовься хорошенько. Про цветок мы много слышали, а оставались ли живы те, кто срывали его – не знаем.
– Уж лучше мне погибнуть, чем видать, как один за другим братья с сёстрами от голода умирать будут.
Рано утром запрягла Айяла Белую Олениху, взяла связку сушёного мяса да вязанку ягеля для Оленихи, попрощалась с отцом, матерью, братьями и сёстрами, села в сани, укуталась звериными шкурами, и повезла её Белая Олениха в уделец Студёный, к Соболиному лужку. Вёл её дух олений самыми удобными тропами.
Два дня мчались они без устали. На третий день, как приблизился уделец Студёный, стали крепчать ветры, колоть стужа, а, как подъехали к Соболиному лужку, тут уж взбил ветер снега стеной. Крутятся вихри, стонут деревья, трещит мороз лютый. Выбилась из сил Олениха, остановилась, не может через стену снежную пробиться. Встала Айяла с саней, обняла Белую Олениху за шею, прошли они ещё. Упала тут Олениха, не может подняться. Только девочка увидела уже наснежник, блестит он алмазами, тычинки, как хрустальные травинки. Вокруг него вихри свистят, а он стоит, не качнётся, не шелохнётся, свет диковинный вокруг себя разливает.
Поползла Айяла по снегу из последних сил, руки у неё не гнутся, мороз лицо будто калёным железом жжёт. Дотянулась до наснежника, сорвала его:
– Пусть отныне плодятся наши стада оленьи, – прошептала так и упала без сил на снег.
Как сорвала она цветок, сразу же ветер стих и мороз спал. Поднялась Олениха, а Айяла недвижна на снегу лежит. Тут и нашёл её Снегурок.
Такую историю рассказала Айяла Веснее и Снегурку.
– А я ждал, когда наснежник расцветёт, сестру свою Снежну хотел спасти от болезни, грустно сказал Снегурок. – Она только один раз в год может из снегопада появиться и до вечера с нами быть, пока дневной свет силу имеет.
– Я не знала, что у вас тоже беды бывают, – голосок у Айялы задрожал, – я бы не тронула этот цветок.
– Тебе он тоже был нужен. Сестра моя жива и появится ещё, и цветок когда-нибудь расцветёт, а вы бы все умерли. Хорошего всегда на всех не хватает, – вздохнул Снегурок, – а плохого – сильно много.
– Это сестра твоя родная, Снежна Снегородовна, люби её, Снегурок, она не может долго с нами быть. А это, – говорит Снегурочка Снежне, – братик твой младший, Снегурок.
Обняла Снежна Снегурка и поцеловала его – будто лишь дыханием своим коснулась.
Достают Снегород со Снегурочкой ларец с подарками, вынимают из него бусы жемчужные, ленты кружевные, шали белотканные, обряжают Снежну. Снегурочка на неё не налюбуется, Снегород не нарадуется. Ведь на один только денёк в году появлялась Снежна, выходила из снегопада в Поднебесном уделе, у Ледяных гор. Усадили дочку в сани, катаются с ней по горам ледяным, по крутым сугробам. Снежна смеётся тихонечко, а смех её что хрустальный перезвон.
Как накатались, расстелили скатерть белую, кружевную, расставили на ней сласти да напитки. А Снежна чуть пригубит, да и поставит чашу, чуть надкусит, да и отодвинет блюдо.
Просит она, чтоб ветры песни ей затеяли, любит она слушать, как они поют. А ветры для неё стараются, шумят, посвистывают – будто из свирели мелодия льётся.
Начал дневной свет никнуть, и Снежна бледнеть стала, будто таять в сумерках. Снегурочка со Снегородом попрощались с ней, она тут же и исчезла, в снегопаде рассыпалась, словно её и не было. Только голос её хрустальный донёсся издалека:
– Ждите меня на следующий год на этом же месте! Не забывайте!
Постояли Снегород со Снегурочкой, помахали руками в темноту. А как в сани садились, Снегурочка всё слёзы роняла.
Взвились ветра, и помчали сани прочь от Ледяных гор, от удела Поднебесного.
Снегурок спрашивает у Снегурочки:
– Почему сестрица моя Снежна ушла от нас так скоро?
– Не может она больше светового денька жить.
Стала Снегурочка рассказывать Снегурку:
«Давно это было. Управлялись мы как-то с батюшкой твоим в Поднебесном уделе. Батюшка Снегород снегу напустил. Ветров никаких не взяли мы с собой. Снег падал пушистый, мягкий, как сами тучки небесные. Затеяли мы с ним в снежки играть. Я батюшке снежком шапку сбила, а он тряхнул, что было сил, рукавицей снегородной. Видно, думал засыпать меня снегом с ног до головы. А из рукавицы вылетела одна снежинка, такой я не видывала прежде, величиной с две твоих ладошки. Смотрим, стали к ней другие снежинки одна за одной собираться, в хоровод сплетаться. Вышла из снежного хоровода девушка и говорит:
– Батюшка, матушка, я дочкой вашей буду, Снежной меня зовите. Из снежной кудели я родилась, снежинками убралась, смехом да весельем вашим оживилась.
Обрадовались мы с батюшкой Снегородом, посадили её в сани, повезли в терем свой на Снегириную горку. Пока везли, смеркаться стало, дневной свет начал силу терять. Смотрим, и дочка наша побледнела и в сумерках, будто таять начала. Испугались мы и спрашиваем:
– Что с тобой, доченька?
– Батюшка, матушка, уходит из меня сила, не держит дух снегородный, видно, больна я, недугом подточена.
Как ни бились мы с батюшкой, как не засыпал он её снегом, не овевал снегородным духом – рассыпалась она на снежинки и исчезла в снежной мгле. Успела только крикнуть, чтоб ждали мы её через годочек, в тот же денёчек в Поднебесном уделе, у Ледяных гор. Каждый год приезжаем мы с батюшкой сюда в этот день. Выйдет наша доченька из снегопада, склонит свою головушку на плечи нам, одарим мы её подарками. Пока снег идёт и дневной свет силу имеет, поиграем с ней, потешимся, покатаемся по ледяным горам, и исчезнет она вечером в снежной мгле, на снежинки рассыплется. Не хватает ей силы снегородной больше одного денька в год прожить.
Смахнула Снегурочка слезинку, другая на белую шубу капнула.
– Я помогу ей, матушка, не печалься! – вскрикнул Снегурок. – Ведь скоро у меня в удельце наснежник расцветёт. Охраняет его на Соболином лужке младший ветер из моей дудочки-погудочки. Как только он расцветёт, я загадаю желание, чтоб сестрица моя Снежна от недуга избавилась и с нами навек осталась.
Развеселилась Снегурочка, рассмеялась:
– Хочу я теперь же на цветок этот посмотреть, поворачивай, батюшка, к Соболиному лужку.
Повернули сани к Соболиному лужку, проскочили чащи еловые и овраги, подъехали к сугробу, на котором цветок вырос. Вокруг сугроба младший ветер снег стеной взбил. Как сани со Снегурочкой и Снегородом подъехали, младший ветер стих, снег опал, и увидели они бутон цветка наснежника. Стал он уже величиной с яблочко. Алмазными блёстками переливался и блестел, лепесточки кулачком сомкнуты, а один лепесточек уже раскрыться надумал. Налюбовались Снегурочка со Снегородом на цветочек.
Надо, – говорит Снегурочка, – ещё и стужей его оградить.
Обвела она кружок вокруг цветка, дохнула, рукой махнула, ножкой притопнула, ладошкой прихлопнула – оградился цветок стужами лютыми, никому к цветку не пробраться, никому не притронуться. Младший ветер снова снега взбил стеной вокруг сугроба – надёжно закрыл цветок.
КАК ГРАДОБОЙ, ХИЛОДУЙ И ЛОХМАЧ В СТУДЁНОМ
УДЕЛЬЦЕ РАЗБОЙНИЧАЛИ
Как-то гостил Снегурок у дедушки Ледовита и бабушки Ледовитихи. А Снеговей Бурану с Пургой, родителям своим, помогал управляться, долго в отлучке был. Вернулся Снегурок домой – глядь: замки на сундуках выломаны, крышки раскрыты, а в сундуках – ни снежинки , ни порошинки – пустым пустые.
Снегурок – в плач. Прилетел Снеговей, сундуки пустые обшарил – нет снега. Снеговей раъярился, деревья гнёт, тучи рвёт:
– Это никак Градобой с Хилодуем, уворовали, больше некому, в нашем роду нет таких разбойников.
А Снегурок слезами заливается:
– Узнает батюшка, что снег у меня весь из сундуков выгребли, не ловок ты, скажет, удельцем управлять, телелюй, из-под носа снег украли.
– Перед Снегородом, видно, мне ответ держать придётся за нерадение. Как мы Хилодуя пропустили?! Да у него, вишь, соглядатай есть, облак Лохмач. Тот все укромные тропы знает, узолами глухими проведёт.
Тут взвились снега, едет Снегород. Ветры мчат лихие его сани резные. А Снегурок как увидел батюшку, ещё пуще расплакался, слёзы со звоном льдинками в снег летят.
– Кто моего сыночка обидел?! – вскричал Снегород громким голосом.
Увидел он сундуки пустые, замки кривые, всё ему ясно стало. Говорит он сыну:
– Не горюй, не печалься, утешит тебя мой подарочек, – и достаёт из-за пазухи маленькие рукавички, как раз по снегурковой ручке. – Вот тебе, Снегурок, настоящие рукавички снегородные. Они хоть по силе не сравняются с моей, но снегу на твой уделец хватит. Тряхнёшь тихонько – снегу чуть вылетит, тряхнёшь сильнее – и снег бойче посыплется, а коли сильно тряхнёшь – повалит он густо-густо – пеленой белой вокруг встанет. А что снег у тебя Хилодуй украл – это тебе урок. Ирий-земля уже близко к удельцу твоему подступает. Тут Хилодуй с Градобоем где-то недалеко рыскают. Ухо надо востро держать.
Племяннику своему Снеговею сделал Снегород самый строгий выговор, что дозор в удельце Студёном ослабил.
А Лохмач и Хилодуй вернулись из удельца Студёного к Градобою с богатой добычей – из Снегурковых сундуков весь снег вымели. В хижине Градобоя снег под самую крышу, белый, мягкий, снежинка к снежинке. Радуется Градобой, посмеивается, помощников своих нахваливает. Теперь снегу ему хватит, будет Градобою уважение, будет и град во всё лето.
Не долго горевал Снегурок, появились теперь у него снегородные рукавицы. Он их с рук не снимал. Каждый день снег сыпал – сугробы освежал, проталинки закрывал. Видно было по всему, что уж недолго Снегурку в своём удельце оставаться. Теплостав да Оттепель не раз наведывались в уделец Студёный: шапки сугробам сбивали, проталинки оставляли, деревья теплом пронимали.
Буран с Пургой в Студёном уже не гуляют, только Позёмка и Метелица по удельцу стелятся, да младший ветер вокруг наснежника стеной снега держит.
Идёт Снегурок по своему удельцу, рукавицами тихонько потряхивает, лёгонький снежок из них сыплется. Вдруг видит: опустилось на землю облачко, белое, пышное, с боков клубится, тихонько шевелится. Никогда Снегурок такого не видывал, хотел он тронуть чудесное облачко рукавичкой, а оно поднялось и отлетело: покачивается низко-низко, близко-близко. Снегурок снова подошёл, а облачко опять отлетело. Понравилось Снегурку догонять облачко:
– Не уйдёшь, догоню, изловлю, – расшалился он.
А облачко хитрое, близко подпускает, а в руки не даётся. От опушки к опушке с горки на горку бежит Снегурок за облачком. Вот-вот схватит его, а оно увертывается. Так он забавлялся и не заметил, что уделец его позади остался. Заманило его облачко в низины и лога. А как протянул он рукавички к облаку, тут сжалось оно, почернело и обратилось в облак Лохмач. В тот же миг налетел ветер Хилодуй, сорвал со Снегурка рукавички снегородные, и исчезли они оба в одно мгновение, только след их чёрным туманом висел.
Обмер Снегурок, понял он, какая беда стряслась. Обхитрили его Лохмач с Хилодуем. Украли рукавички снегородные. Выхватил Снегурок дудочку-погудочку, дунул в неё, тут же явился младший ветер. Отправил его Снегурок за Хилодуем и Лохмачём вдогонку. Обшарил ветер всю округу, долетел до Ирий-земли, не было дальше ему пути, встал стеной Тепловей. Не совладать младшему ветру с ним, покружился он и ни с чем возвратился.
Как вернулись младший ветер и Снегурок в уделец, ветер полетел наснежник охранять, а Снегурок пошёл в теремок свой, сел на лавочку, голову до земли склонил. Тут уж не до плача и не до слёз. Решил Снегурок идти в Ирий-страну, искать рукавички свои снегородные, где-то там Градобой прячется, сейчас в Стынь-землю он ни ногой, здесь ветра каждую снежинку перетряхнут, а Градобоя найдут. Одно ему место – Ирий.
Взял Снегурок мешочек с леденцами холодильными, сел на саночки-самоходы и поехал в Ирий-страну искать убежище Градобоя, выручать рукавицы свои снегородные.
– Везите меня, – говорит, – саночки самоходные, к Ирий-стране, туда, где Градобой хоронится.
КАК ВЕСНА СО СНЕГУРКОМ ВСТРЕТИЛАСЬ И ГРАДОБОЯ
ПРОУЧИЛА
Как наворовал Градобой снегу в удельце Студёном, стал на Ирий-землю каждый день град сыпаться. Иные градины с кулак величиной были. Траву зелёную они бьют, всходы сминают, цветы с деревьев обсыпают. А в селениях, которые ближе к Гродобоеву логову стояли, людям на улицу выйти нельзя было, могло и зашибить. Ледяной глыбой крыши пробивало. Делали себе жители колпаки железные, в них и ходили, а то просто ушаты или тазы на голову надевали, без этого на улицу нельзя было выйти. Зверей и птиц в лесу сколько ушибло, кому крылья перебило, кому лапку придавило, кому шишек набило. Вот какие беды Градобой стал чинить.
Рассердилась Весна, вызвала к себе Тепловея с сыновьями и говорит:
– Изловите Градобоя, снег его весь истопите, Лохмача и Хилодуя в клочья изорвите, а самого Градобоя заприте в подземелье. Как найдёте его, пошлите за мной младшего из вас, приду и сама посчитаюсь с разбойником.
Полетели ветры по границе Ирий-земли логово Градобоя разыскивать.
А Весна пошла гулять, поля, леса живородной силой наполнять. Где ступит – тепло заструится, стрелки травы пробьются. Идёт весна залесскими угодьями, они как раз уже к границе Стынь-земли подступают. Вдруг чует, с севера сильно холодом потянуло, снегом пахнуло.
– Вишь ты, Зима с Морозом, видно, балуют, Снегород со Снеговеем озоруют, холод навели, стужи нагнали на Ирий.
Пошла Весна в ту сторону, откуда снегом тянуло, шла, шла, видит: едут сами собой саночки-самоходы, на них мальчик сидит, в шубке снежной, валенки из пороши. Сам он бел, а щёчки румяные, губки розовые, и холодом от него веет.
– Стой! – говорит Весна. – Ты чей такой будешь?
Снегурок встал с саночек и говорит:
– Я – Снегурок, Снеговей и Снегурочка мои родители.
– Вон что! У Снегурочки сынок появился. А здесь по какому делу?
– Градобоя ищу, он у меня весь снег украл, что батюшка до весны оставил, и рукавички снегородные.
– И рукавички снегородные!? – испугалась Весна. – Дело плохо. Вот откуда у него снегу так много.
– А вы кто такая будете? – спрашивает Снегурок.
Улыбнулась Весна:
– А я тут помощница, велено мне отыскать Градобоя, рукавицы снегородные у него забрать и тебе вернуть.
«Рукавицы не отыщешь – это беда, – думает Весна. – Малое дитя, разве справиться ему с разбойниками».
– А не боишься растаять в Ирий-стране? – спрашивает Весна у Снегурка.
– Нет, – отвечает Снегурок, – у меня леденцы холодильные есть, с ними хоть с Весной ходи, хоть в печи сиди – нипочём не растаешь.
Поняла Весна, почему у Снегурка щеки будто пузырьки надутые – по леденцу за обеими щеками лежит.
Прилетает младший сын Тепловея и зовёт Весну:
– Нашли мы градобоево убежище, хоронится он в Поганом логу.
– Ну, Снегурок, добудем мы сейчас рукавицы твои, – крикнула Весна. Ступай за мной.
Спешит Весна к Поганому логу, за ней Снегурок на саночках-самоходах мчится, впереди них младший южный ветер летит.
Добрались до лога. Видят: стоит хижина высокая, кособокая. Вокруг градом всё засыпано, градины – величиной с кулак. Тепловейичи все кольцом хижину окружили.
Градобой чует: дело плохо. Говорит он Хилодую:
– Разлетайся по струйкам да по сквознякам, в разные стороны, дуй отсюда, в Медвежьей чаще пусть все струйки и сквозняки в одно сольются. А ты, Лохмач, возьми рукавички снегородные окутай их туманом густым, замурую я тебя в ямку под половицей. Мне-то уже не уйти. Как схватят меня Тепловейичи, посадят в подземелье, ты, Лохмач, за рукавички снегородные меня выкупи, за них они хоть что отдадут. Мне их не сохранить сейчас, а будет свобода, будет и случай, будет случай, будет и добыча. Спрячь рукавицы в дупло дуба семихвата. Коли не отпустят меня, засыпай снегом Ирий-землю, пока воли мне не дадут.
Только успел Лохмач в ямку под половицей спрятаться, затряслись тут стены хижины – задули со всех сторон южные ветра, разметали вмиг хижину на щепки мелкие, простерла Весна руку, весь снег растопила. А снегу Градобой полную хижину, до крыши наготовил, ещё и погребец доверху набил. Растеклись лужи во все стороны. Схватили ветра Градобоя. А Хилодуй струйками да сквозняками на разные стороны разлетелся.
– Где рукавички, разбойник? – спрашивает Весна грозно у Градобоя.
– Разве буду я их в хижине держать, они в надёжном месте спрятаны, и засыпать снегом Ирий-землю всякий сможет. А коли отпустите меня, будут вам рукавички снегородные, мальцу верну их, всё по чести.
– Ах ты, бесчинник поганый, лиходей обманный, бросьте его в темницу, да самую жаркую, пусть он там погреется, на милость не надеется. А вы, – говорит Весна южным ветрам, – обыщите всю округу, обшарьте леса, поля, найдите рукавички снегородные.
Разлетелись ветра в разные стороны, пошла и Весна со Снегурком по лесам-полям искать рукавицы. А Лохмач тем временем из укрытия выбрался, полетел к дубу семихвату, положил рукавички в потаённое дупло. К вечеру вернулись ветра к Весне. Не нашли они нигде рукавички снегородные.
Пришлось освобождать Градобоя. Сказал Градобой, что лежат рукавички в дупле дуба семихвата. Там и отыскали их. А как отыскали, отдали Снегурку, а Градобоя из темницы выпустили, хоть и не место ему было, разбойнику и каверзнику, на свободе, но слово чести не нарушишь, не таков был южный род, чтоб утром слово сказать, а вечером его поменять.
Отдала Весна рукавички Снегурку и говорит:
– Возьми их, Снегурок, и возвращайся в Стынь-страну. Как вернёшься, передавай привет твоему батюшке и твоей матушке.
– От кого, тётенька?
– От Весны Теплоставовны. А ты не признал меня? – рассмеялась Весна. – Впредь в Ирий-землю ни ногой, а то ведь ты мою новь весеннюю морозишь. Посмотри-ка, где ты проходишь, там травы никнут, изморозь на земле выступает, цветы вянут и птицы замолкают. Северный род для Ирий-земли – пагуба, да и мы для Стынь-страны не отрада. Прощай, Снегурок.
Сел Снегурок на саночки-самоходы, засунул рукавички за пазуху да и быстрее в Стынь-страну поехал, в уделец свой Студёный.
– А я скоро в гостях у тебя буду! – звенел вслед смех Весны Теплоставовны. – Принимай, стол накрывай!
Пошла Весна в Златодол, в шатёр свой благоуханный. Идёт она, леса–поля оглядывает, и взяла её тоска-печаль:
– У зайчихи – зайчата, у лисицы – лисята, у семечка – росточек, у стбелька – цветочек, и даже у Снегурочки со Снегородом Снегурок появился. А у Весны нет родного дитятка, хоть всех наделяю я живородной силой.
Шла она берегом Медынь-реки. На Медынь-реке уж Спорогрей и Спорогрея потрудились, вскрылась река, плывут по ней льдины большие, шумят, друг на друга наскакивают. Видит Весна: плывёт на одной льдине что-то пёстрое да чудное. Присмотрелась: а это куколка потешная, та, что Теплогон к Снегурочкиному терему на Снегириной горке случайно занёс. По ней Снегурочка Снегурка вылепила и снегородным духом оживила. Потом оленёнок рогами подцепил куколку, да и побежал прочь, ворона её увидела, защемила клювом и понесла в своё гнездо, по пути выронила, упала куколка в глубокий снег на Медынь-реку. Как тепло пришло, река вскрылась, куколка и поплыла на льдине вниз по течению. Тут Весна её и подобрала.
Глядит Весна на куколку, нравится она ей:
– Сотворю-ка я себе доченьку, назову её Веснея, будет она мне в утешение и всему нашему южному роду в радость.
Принесла Весна куколку в шатёр. Оплела её весенними побегами, закопала в землю, полила талой водичкой. Тут же проклюнулся росточек, выпустил листочек. Потянулся вверх стебелёк, на стебельке завязалась почка. День, и два, и три проходят, выросла почка величиной с голубиное яйцо. Зовёт Весна Яровита, чтоб пронял он почку ярым жаром. Как подошёл Яровит к росточку, почка закачалась, затрепетала. Пронял Яровит росточек ярым жаром, почка раскрылась, и вышла оттуда Веснейка – дочка Весны и Яровита. Щёчки у неё румяные, губки алые, волос что пшеничный колос.
Обрадовались Весна с Яровитом, смотрят на Веснею – не налюбуются.
– Надо, – говорит Яровит, – смотрины устроить, дочку нашу всему южному роду показать.
– Устроим, всех на пир созовём.
Кликнула Весна сыновей Тепловея, посылает их во все концы Ирий-страны, звать гостей на смотрины. Потом позвала паучков-плетунов, ласточек-снурков, сели они наряды и обновы для Веснеи шить. Сшили ей платье из лепесточков, весенних цветочков, туфельки из бересты изготовили, узоры на них навели. В ленты нити серебряные дождевые вплели.
А Веснейка расцветает, будто солнышко лучи распускает. Щёчки у неё, как маков цвет, румянятся, волосы до пят вьются, огнём горят, а глаза зелены, как листочки ранние.
Вечером стали гости в шатёр Весны и Яровита собираться на смотрины. Первыми Оттепель да Теплостав прибыли, родители Весны, подарили они внучке возок воздушный, который ласточки вверх поднимали и по небу несли:
– Сможешь ты, внученька, – говорит дедушка, – в этом возке, где захочешь, летать, вместе с ласточками порхать.
Следом пришли Спорогрей и Спорогрея, Яровитовы родители. Принесли они в подарок Веснее шаль ярцевую, золотыми лучами затканную.
– Шаль эта, внученька, не простая, особенная, – говорит дедушка. – В ней тебя ни холод, ни стужа не достанут. Укроешься ею, хоть в гости к самому Морозу иди – ни пальчика не остудишь.
Закачались тут деревья, зашумели шелковые травы. Залетают в шатёр ветер Тепловей с женой своей Ласковеей и сыновья с ним. Дарят они Веснейке гусли перезвончатые, над младшим южным ветром они начальники.
– Как ударишь по струнам, зазвенят гусли, прилетит младший южный ветер, по твоему желанию послужит.
Веснейка от радости сияет, диковинные дары принимает. Весна и Яровит гостей за стол усаживают, сладкими кушаньями их угощают.
Говори Яровит Веснейке:
– Дам я тебе, доченька, угодье Залесское в управление. Оно ближе всех сейчас к границе Стынь-страны лежит, сейчас там самое время снег топить, речки распечатывать. Будешь к нашему ремеслу приучаться, с холодом и стужей сражаться. И помощь моя и матушкина всегда для тебя будет. Согласна ли, доченька?
– Ещё как согласна, батюшка! – обвила Веснейка Яровита и Весну нежными ручками. – Дозвольте мне, матушка с батюшкой, по Златодолу погулять, в воздушном возке покататься?
Отпустили Весна с Яровитом дочку погулять. Перекинула она через плечико гусли перезвончатые, накинула шаль ярцевую, кликнула ласточек. Слетелись ласточки, подхватили плетёный возок и понесли её над Златодолом и над всеми весенними угодьями.
Леса в них нежной зеленью покрылись, поля травами и цветами повились, по всем угодьям ручьи звенят, реки шумят, птицы туда-сюда снуют, песни поют, и всякая живность теплу и солнцу рада.
АЙЯЛА
Настали последние дни зимы. Скоро весь Северный род за Ледовитый океан уйдёт, будет там лето пережидать, свои северные уделы крепко от тепла охранять.
Снегурок проснулся рано. Нынче ему обязательно надо пойти на Соболиный лужок, может быть, расцветёт сегодня наснежник. Вчера он там побывал, видел, что отогнулись уже верхние уголки у лепестков, к вечеру, а может, и к полудню откроется цветочек. Сорвёт его Снегурок, и исцелится сестра его Снежна, появится вмиг перед ним, заберут они её с собой за Ледовитый океан, не будут разлучаться с ней ни на один день.
Теремок его узорчатый, окошки створчатые уже подтаял, и он сосульками оброс, конёк на крыше оплыл. Оттепель и Теплостав не раз уже побывали здесь. Скоро сама Весна прибудет в уделец Студёный.
Слышит Снегурок: тук-тук, стучат в окошко.
– Кто там? – спрашивает Снегурок.
– Это я, Снегоежка, пришла к тебе за свеженьким снежком. Угостишь?
Снегоежка жила по соседству со Снегурком. Была она беленькая, остроморденькая, вроде ёжика, только на спинке вместо колючек ледяные иглы торчали. Ходила она в больших валенках, в них всегда ложку прятала. Как проголодается, отыщет свеженький снежок, сядет перед сугробом, ложку из валенка достанет – и давай снежок уплетать. А как Снегурок поселился в удельце Студёном, она рядом норку себе устроила, стала к нему за снежком наведываться.
Открыл Снегурок двери:
– Заходи!
Снегоежка – юрк в теремок и за стол. Достаёт свою большую ложку, на Снегурка поглядывает, когда он снегородные рукавички достанет, насыплет ей снегу свеженького.
– Ты, Снегоежка, отвернись, пока я свои снегородные рукавицы достану, я теперь никому не покажу, где я их прячу.
– А я и так не вижу, что ты их под периной прячешь.
Снегурок и опешил:
– Откуда ты знаешь? – он ещё рукавички не достал. А Снегоежка уже его секрет разгадала.
– Если бы у меня такие рукавички были, я бы их тоже под перину засунула – самое тайное место.
Достал Снегурок из-под перины рукавички. «Надо, – думает, – перепрятать, никакое это не тайное место».
Тряхнул он тихонько над столом рукавицей – на стол снег посыпался. Снегоежка – за ложку. А Снегурок стал ей рассказывать, как он в Ирий-страну ходил снегородные рукавички выручать и с Весной встретился. Глаза у Снегоежки стали большие, с плошку:
– Ты не испугался её?!
– Нет, у меня леденцы холодильные были, с ними никакой жар не страшен, хоть в печи сиди.
Пока Снегурок рассказывал, снегоежка наелась, тихонько под стол сползла, свернулась калачиком там и уснула.
Снегурок выглянул в окошко и обмер: сияет на небе радуга разноцветная, всеми цветами переливается. Стал он будить снегоежку:
– Вставай, вставай! Смотри, какой знак на небе! Это цветок наснежник расцвел! Пойдём срывать его!
Вдруг донёсся гул до терема: то ли Снеговей летит, то ли батюшка едет. Влетает в теремок младший ветер:
– Беда, Снегурок, сорвали цветок наснежник! Не смогли мы сохранить его!
– Градобой сорвал?! – вскричал Снегурок.
– Нет, Градобой сюда бы и не сунулся, да и против стужи лютой и моей ветряной силы не устоял бы он. Сорвала цветок девчонка, дитё малое, вроде тебя. Прости меня, я, как ни дул, вихри не крутил, ничто её не берёт, стоять не может, так ползёт, ползти не может, так катится. Подъехала она на оленей упряжке со стороны чащи,,не вдруг её и заметил.
Сел Снегурок на саночки-самоходы, помчался к Соболиному лужку.
Не излечить теперь ему сестры своей Снежны, так и будет она только на один денёк из снегопада появляться. У Снегурка слёзы из глаз льдинками сыплются.
Приехали на Соболиный лужок. Схватка тут была знатная: ветки у деревьев обломаны, снега в огромные сугробы наметены. Меж сугробами позёмка вьётся. Увидел Снегурок сани, в них Белая Олениха впряжена. Видит: возле голого стебля наснежника лежит девочка, шапка сорвана, волосы по снегу разметались, в руке крепко цветок наснежник держит. А сама уж и не дышит, снежинки на лицо падают и не тают.
– Она теперь не живая, наверное, – говорит младший ветер, – такую стужу, что Снегурочка вокруг цветка навела, люди не выдержат.
А цветок наснежник красоты неписаной. Лепестки алмазом горят, тычинки, как хрустальные травинки. Взял Снегурок наснежник, хоть и красив он, только что с него теперь толку, другим он сорван, другому желанию послужит, а какое это желание, Снегурку и знать не надо. Можно его теперь Снежнице-кружевнице отдать, чтоб вплетала красоту эту в свои узоры.
Подошла тут Белая Олениха к девочке, опустилась перед ней на передние колени, голову свою к лицу её прижала, и увидел Снегурок, как потекли слёзы из её глаз.
Жалко ему стало девочку. Знал он только одно средство, как спасти её – отвезти туда, где сможет она отогреться.
– Отвезу я её в Ирий-страну, – говорит Снегурок Белой Оленихе, – там она согреется и оживёт.
Олениха головой закачала, копытом забила, мол, везите быстрее в Ирий-страну. Положили её на спину Оленихе и тронулись в путь. Снегурок впереди на саночках-самоходах едет, за ним Белая Олениха. А до Ирий-страны уже рукой подать, вот она, сразу же за удельцем Студёным начинается. Снегоежка и Снеговей в удельце Студёном остались, а Снегурок дальше направился. Пересёк он весенние заставы, начался Залесский удел. Снегурок леденцы холодильные за обе щеки положил, чтоб не растаять и не пропасть в Ирий-стране. Всё поменялось в уделе Залесском. Где раньше Снегурок по сугробам катался, лежат только снежнички с холстинку толщиной, на пригорках – цветы рассыпаны, в низинках – вода талая. Деревья дым зелёный окутал, листочки выглянули из почек – вот-вот развернутся. Саночки вязнут, мокнут, а всё же потихоньку вперёд едут. Вслед за санями изморозный след тянется, листочки в почки прячутся – холод от Снегурка идёт зимний.
Вдруг слышит Снегурок – сверху птичий гомон несётся. Видит: летит высоко воздушный возок, из лозы плетёный, весенними цветами увитый. Стая ласточек влечёт его по небу. Возок прямо к саням Снегурка и Белой Оленихи подлетел и рядом опустился. Выходит из возка Веснея, щёчки алым цветом играют, губки – маков цвет, волос огнём горит, до пят вьётся. На тесме висят у неё гусли перезвончатые, на плечах шаль ярцевая, вся золотыми лучами затканная.
– Что за гости в мой удел пожаловали, холоду напустили? – спрашивает она.
Смотрит Снегурок на Веснею – и люба она ему, будто сестра родная. А оно, может, так и есть, ведь по образу одной куколки Снегурок и Веснейка родителями своими созданы были. А Веснейка тоже глаз со Снегурка не сводит, будто вспомнить что хочет.
– Я – Снегурок, Снегурочки и Снегорода сын.
– Слышала про тебя, а я – Веснейка, Весны и Яровита дочь, Залесских угодьев владелица. Зачем к нам прибыли?
– Я девочку из удела Студёного привёз, она совсем замёрзла. Помоги, если сможешь.
Посмотрела Веснея на девочку, и сердце у неё от жалости сжалось.
– Ах! Бедняжечка! Ах, страдалица! – сняла она шаль ярцевую, стала девочку овеивать, согревать, теплом пронимать.
Затрепетали у неё ресницы, зарумянились щёки, открыла она глаза.
– Живая! – вскрикнула Веснейка. – Ты кто будешь? Как тебя зовут?
– Айяла, – прошептала девочка. – Цветок наснежник, где он?
– Цветок ты сорвала, – сказал Снегурок грустно, – теперь твоё желание исполнится.
Хотела Айяла улыбнуться, да не может – губы кровавой коркой схватились
– А вы кто?
– Я Веснейка, а это – Снегурок, он тебя от смерти спас, в Ирий-страну привёз из Студёных земель.
Укрыла Веснея Айялу шалью ярцевою:
– Увезём, – говорит, – её в мою палаточку, там напою я её снадобьями, она вовсе поправится.
Стоит палаточка шелковая на лесном пригорке, цветами усеянном, сама она с виду как цветок ландыша лесного, только такой большой этот цветок, выше дуба столетнего.
Привезли туда Снегурок и Веснейка Айялу. Напоили её снадобьями живительными, уложили на мягкую постель. Отогрелась Айяла, раскраснелась, разрумянилась. Просят её Снегурок и Веснея рассказать, откуда она родом и как в удельце Студёном очутилась, и зачем сорвала цветок наснежник.
Стала Айяла рассказывать.
Живёт она далеко на севере в родовом стойбище, там, где кончаются густые леса и начинается снежная степь – тундра. Родители её и весь род их оленей пасли, стада гоняли от пастбища к пастбищу. Случилось в их роду великое несчастье – перестали рожать оленихи оленят, приносить приплод. А без оленей не выжить роду.
Про цветок наснежник давно люди знали, про него песни пели и сказки рассказывали.
Говорили, что когда-то давно удалось одному молодцу найти этот цветок и сорвать его. Звали молодца Улеген. Любил он красавицу Алхому, а она и не смотрела в его сторону. Вот и пошёл он искать этот цветок. Хотел, чтобы полюбила его Алхома так же сильно, как он её любит. Ушёл Улеген и не вернулся. Только вдруг Алхома горевать о нём начала, плакать, тосковать, слёзы проливать. От тоски высохла вся. И замуж ни за кого не вышла, хоть много добрых молодцев к ней сватались. Люди говорить стали, что нашёл Улеген этот цветок, сорвать сорвал, да вернуться не смог.
А как пришла беда в стойбища, стали люди избавления искать, часто про наснежник вспоминали.
Год и два нет приплода. Стадо оленье чахнет, дряхлеет, день ото дня тает. Отец почернел от горя, мать от слёз слепнуть стала. Не слышно в чуме веселья, не видно улыбок. Тяжело было на душе у Айялы, часто уходила она к Белой Оленихе, больше всех она её любила. Выйдет к ней, обнимет за шею и плачет тихонько.
Только однажды вдруг слышит она – говорит ей Белая Олениха человеческим голосом:
– Собирайся, Айяла, повезу тебя к цветку наснежнику. Знаю я, где он нынче вырос. Рассказал мне про это дух оленей. Он нам дорогу укажет. В последние дни зимы расцветает наснежник, самое время за ним ехать. Будет нам удача – избавим мы оленей от болезни, спасём род наш. Оградили цветок ветрами буйными и стужами лютыми, отважишься ли Айяла отправиться за ним?
– Не буду думать даже столько, сколько снежный ком с твоих копыт до земли летит. Сейчас поедем! – вскрикнула Айяла.
– Не спеши, Айяла, – говорит Белая Олениха, – приготовься хорошенько. Про цветок мы много слышали, а оставались ли живы те, кто срывали его – не знаем.
– Уж лучше мне погибнуть, чем видать, как один за другим братья с сёстрами от голода умирать будут.
Рано утром запрягла Айяла Белую Олениху, взяла связку сушёного мяса да вязанку ягеля для Оленихи, попрощалась с отцом, матерью, братьями и сёстрами, села в сани, укуталась звериными шкурами, и повезла её Белая Олениха в уделец Студёный, к Соболиному лужку. Вёл её дух олений самыми удобными тропами.
Два дня мчались они без устали. На третий день, как приблизился уделец Студёный, стали крепчать ветры, колоть стужа, а, как подъехали к Соболиному лужку, тут уж взбил ветер снега стеной. Крутятся вихри, стонут деревья, трещит мороз лютый. Выбилась из сил Олениха, остановилась, не может через стену снежную пробиться. Встала Айяла с саней, обняла Белую Олениху за шею, прошли они ещё. Упала тут Олениха, не может подняться. Только девочка увидела уже наснежник, блестит он алмазами, тычинки, как хрустальные травинки. Вокруг него вихри свистят, а он стоит, не качнётся, не шелохнётся, свет диковинный вокруг себя разливает.
Поползла Айяла по снегу из последних сил, руки у неё не гнутся, мороз лицо будто калёным железом жжёт. Дотянулась до наснежника, сорвала его:
– Пусть отныне плодятся наши стада оленьи, – прошептала так и упала без сил на снег.
Как сорвала она цветок, сразу же ветер стих и мороз спал. Поднялась Олениха, а Айяла недвижна на снегу лежит. Тут и нашёл её Снегурок.
Такую историю рассказала Айяла Веснее и Снегурку.
– А я ждал, когда наснежник расцветёт, сестру свою Снежну хотел спасти от болезни, грустно сказал Снегурок. – Она только один раз в год может из снегопада появиться и до вечера с нами быть, пока дневной свет силу имеет.
– Я не знала, что у вас тоже беды бывают, – голосок у Айялы задрожал, – я бы не тронула этот цветок.
– Тебе он тоже был нужен. Сестра моя жива и появится ещё, и цветок когда-нибудь расцветёт, а вы бы все умерли. Хорошего всегда на всех не хватает, – вздохнул Снегурок, – а плохого – сильно много.