Возьмем нашу славную отечественную историю. О чем думал Кутузов, когда сдавал Москву французам? Правильно ли он поступил, сдавая столицу? История показала – поступил он совершенно правильно. Он сохранил пехоту и затем поразил французов. Лучше бы, конечно, не сдавать Москву, мы с вами должны совершенствовать свое боевое мастерство, физическую и политическую подготовку, чтобы подобного больше не повторилось. Но мы с вами не в столице, не у стен Кремля, и нам внешний парадный лоск ни к чему. Нам надо перво-наперво овладеть приемами боя. Совершенствовать боевую подготовку. Хотя будем требовать и строевой подготовки, чистых воротничков, блеска пуговиц и начищенных сапог. Одним словом, – строго по уставу. Но главнее главного – бдительность, боевая да физическая подготовка.
Гляжу на вас, продолжал Зубко, какие вы, на хрен, вояки! Вас же противник соплей перешибет! Взять китайского солдата: он съест горсточку рису да совершит марш-бросок на полсотни километров. А вчера что мы видим? У нас был не марш-бросок, а натуральная прогулочная проверочка, и то половина уже выдохлась! Нет, с такими солдатами я бы в бой не пошел! Ну и где ваша закалка? Дрожите, как цуцики! Главное в наших суровых забайкальских условиях – сохранять себя как боевую единицу. Зачем нам пижонистые солдаты? Прапорщик поглядел на Ермилова, который не послушался-таки доброго совета и взял сапоги впритык, на строевой подготовке в тесной обуви на плацу у него затекали ноги, и он выбивал дробь зубами. Зачем нам обмороженные солдаты? Это камешек в адрес южан, кое-кто из них уже ходит с облупившимся носом. У Силина пока все в порядке – сибирская закалка она и в Забайкалье сгодилась. Хотя здесь и у сибиряков есть уязвимое место: после малейшей царапины ранка долго не заживает, все время сочится сукровица, заживет маленько, нечаянно заденешь – опять сочится...
А тем временем прапорщик Зубко продолжал свою поэму о пехоте.
Что было бы, если Кутузов оставил Москву, а Наполеон туда не вошел? Москва бы не считалась сданной врагу, не считалась завоеванной. И мы не имели бы этой досадной страницы в истории Отечества. Можно наголову разбить противника, но если пехота не ступила на территорию врага, эта самая территория не считается завоеванной. Наша задача состоит в том, чтобы не допустить к нам живую силу противника...
Вот что такое пехота! Не пишите домой о трудностях службы, а пишите с гордостью, что вы попали в пехоту и имеете честь служить в пехоте, в славных мотострелковых частях. Не надо писать, что вас плохо кормят, плохо греют, обувают, одевают. Я вам говорю, государство обеспечивает вас хорошо! Но вы не будете здесь пухнуть от сна, жрать от пуза. Запомните! Солдат должен быть полураздетым, полуразутым, полуголодным, но уметь метко стрелять и овладевать прочими боевыми приемами. А стрелять мы вас научим...
Первые стрельбы, щетки-браслеты и “тысяча мелочей” на голове
Обещания прапорщика Зубко были не пустые слова. В этом Миша убеждался всё больше. Первые стрельбы начались еще на курсах молодого бойца. Миша раньше держал в руках ружье – отец его был в свое время профессиональным охотником госпромхоза и в классе пятом приучил его к стрельбе. Когда его вызвали на огневой рубеж, Силин спокойно прицелился под черный круг мишени, как учил его еще отец и здесь наставлял инструктор, затаил дыхание, но в глазах заплыло то ли от тумана, то ли от летящей снежной крупчатки. Наконец он почувствовал, что мишень “не уплывает” и плавно нажал на спусковой крючок автомата. Попал и получил зачет, хотя это упражнение с первого раза смогли выполнить лишь единицы.
Потом стреляли по движущейся фигуре, которую нужно было поразить из трех выстрелов. Силин снова попал с первого раза... Было какое-то странное чувство, когда мишень человеческой фигуры стала клониться набок и медленно оседать. Мишке на мгновение показалось, что выстрелил не по бесчувственной фанере, а по самому что ни есть живому человеку. Поначалу не верилось, что вот взял и поразил цель. Затем увидел, что так оно и есть, и в душе – восторг и гордость, и лишь потом, уже потом как бы между прочим мелькнула мысль, что ведь таким манером, поганец, мог и человека запросто порешить... Мелькнула эта мысль, какая-то затаенная и робкая, как бы не имеющая права на существование, незаконная – и тут же исчезла...
-Ну и молоток! – одобрил его Денис Кривцов. – Стреляешь как заправский снайпер!
Сам Денис попал таки, но с второго раза. Ермилов и Мамедов промазали. Об этом было объявлено перед строем, когда уже пришли в казарму.
-А у меня щетку украли! – заявил Ермилов, когда разборка стрельб закончилась и разбрелись по казарме.
-И у меня тоже! – сказал Сидоров.
Силин заторопился к своей тумбочке. Щетка была на месте, но красивая прозрачная оранжевая ручка отломана у самого основания, так что щетку и в руки не возьмешь.
-Нарочно, что ли, портят вещь? – завозмущался Силин.
-Дембеля делают браслеты на часы, – заметил Мамедов.
Силин вспомнил, что кое у кого действительно видел эти яркие, как украшения папуасов, самодельные браслеты.
-Ну и что хорошего в этих браслетах? – обратился он к Мамедову.
-Красиво, – ответил тот. – Домой поеду, себе тоже сделаю.
-У тебя самого хоть щётка-то цела, браслетчик? – спросил Силин.
-У меня всё тут, – постучал себе по лбу Мамедов.
Чокнулся парень, подумал Силин. Но Мамедов, видимо, понял, что поставил собеседника в затруднительное положение, и решил рассеять недоумение.
-Гляди! – сказал Курбан и извлек из-за козырька шапки зубную щетку, нитку с иголкой, спички, запасные пуговицы, ленточку белой материи на воротничок и разобранный бритвенный станок с лезвием.
Мишка восхищенно присвистнул. Век живи, век учись! В гарнизонном магазине он купил новую щетку – от греха подальше невзрачного серого цвета, непрозрачную, отломил конец ручки, чтобы , если что, не привлекала к себе внимания браслетчиков и чтобы немного место занимала, ведь в шапку надо будет запрятать много еще кое-чего.
Так он потихонечку набирался житейского опыта... При очередном посещении бани ребята подсказали ему, чтобы он сменные портянки не сдавал, в двойных теплее. Силин так и сделал. А потом и вовсе, по примеру бывалых солдат, старался реже попадать в баню, боялся подцепить вшей вместе с очередной сменой белья. Носимое белье старались постирать сами при подходящем случае...
Драка
Миша проснулся от шума. Может, учебная тревога? Вроде, нет. Ребята соскакивают и бегут в сторону комнаты отдыха. Он тоже побежал. Шла драка. Над кучей-малой то и дело взлетала бляха солдатского ремня. С Мишей одновременно подскочил и Мамедов. Оба кинулись разнимать. Кого бьют, – наших, не наших?.. В любом случае надо сначала остановить драку, а там уже разбираться в спокойной обстановке. Русские утишали подскакивающих азербайджанцев, а азербайджанцы – русских. Кое-как утихомирили, при этом Силин получил увесистый пинок. Разгоряченный, повернулся отплатить обидчику, но кто он? Бить наугад – подлить масла в огонь. Хорошо еще, – отделался без синяков и царапин...
Выяснилось, драку затеяли Ермилов и Алиев. Алиев в комнате отдыха забыл на подоконнике свои сигареты, когда вернулся, сигарет, конечно, уже не было. Зато Ермилов сидел на подоконнике, дымил и крутил в руках точно такую же пачку сигарет. Алиев вырвал пачку. Ермилов не стерпел нахальства. И пошла буза. Когда разняли дерущихся, Ермилов представил свое алиби – по надписи адреса изготовителя можно было убедиться, что сигареты изготовлены табачной фабрикой именно того города, откуда прибыл служить Ермилов. То есть табак – из старых его запасов. Всем понятно, что у азербайджанца не могло быть таких сигарет. Выходит, Ермилов курил сигареты свои. Недоразумение уладилось.
Но наутро выяснилось, что у Алиева “фонарь” под глазом и съехала набок челюсть. Ну всё! Теперь Ермилову несдобровать!..
Выстроили всю роту. Пришел замкомполка подполковник Орлов.
-Что вы это себе тут позволяете! – начал он грозно, вышагивая перед строем. – Ваши отцы сражались бок о бок против фашистов, можно сказать, грудью друг друга прикрывали, выносили с поля боя. А вы? Не успели как следует познакомиться, а уже себе драку позволяете на национальной почве!
“Какая такая национальная почва? – с удивлением подумал Силин. – Курцы всего-навсего с сигаретами не разобрались, и вдруг – “национальная почва”!
-А вражда на национальной почве имеет политическую подоплеку, – продолжал замполит полка. – И виновный в этом понесет заслуженное наказание. Рядовой Алиев, покажите, кто ударил?
Избитый вышел и стал проходить вдоль строя.
-Вот этот, – указал он неожиданно на Силина.
Мишка побледнел. Он-то точно знает, что не виноват тут ни с какой стороны. Не ожидал такого коварства. Испугался. Теперь затаскают и ничем себя не обелишь. Ну как, как докажешь, что ты ни при чем! Ах, да! Ведь они вместе с Мамедовым подошли к дерущимся!
-Мамедов, скажи ему! Мы ведь вместе с тобой подошли разнимать, когда там вовсю дрались!
Никакой реакции! Неужели и Курбан сейчас подтвердит слова Алиева, и произойдет непоправимо страшное? Наконец Курбан стал по-своему что-то быстро-быстро говорить Алиеву, который при этом вертел головой то в сторону Мишки, то Мамедова.
-Нет, не он, – сказал Алиев и пошел дальше вдоль строя. – Вот этот, – указал на рядового Карапетяна.
Все замерли.
-Товарищ подполковник, разрешите – сами выясним и вам доложим! – обратился командир роты старший лейтенант Стрельцов.
Не в интересах “старлея” раздувание этого дела. Он уже отслужил положенные пять лет в Забайкалье, гладок послужной список, так что прямая дорога на Запад, – в Польшу, Чехословакию или Германию. А этот случай неожиданно может подпортить служебную биографию, и вместо Запада очень даже можно загреметь в обратную сторону, – куда-нибудь в Совгавань...
Предложение комроты насчет саморазборки замполита полка тоже устраивало: его должны вот-вот перевести в Читу в штаб округа, а это драка вполне может подмочить репутацию. И в его интересах подавить возможную огласку неприятного инцидента в самом зародыше, тут же в пределах части. Не то дальше так раздуют этот в общем-то бытовой случай, что попадет во всякие отчеты в разряде ЧП. Уж службисты в штабах всех уровней воинской епархии об этом постараются, можно и не сомневаться.
Замполит с глубоким удовлетворением отметил, какой молодец Стрельцов! Понимает обстановку, быстр и сообразителен. Надо будет подробнее ознакомиться с его послужным списком, и если все нормально, при случае поощрить. А, впрочем, как еще должен поступить старший лейтенант? Когда он прекрасно знает все последствия и для младших командиров. Тут уж начнется цепная реакция. Тем более, если выяснится, что избиение было групповым. Тогда уж все трубы затрубят!..
Командиру первого взвода младшему лейтенанту Свинцову душу своротило, когда Алиев указал на Карапетяна. Тот “дед”. И если понесет наказание, дембеля могут здорово насолить. Дружные армяне, которых в полку человек двадцать, уж точно подстроят пакость. И отвечать в первую очередь ему, Свинцову, непосредственному командиру Карапетяна. Еще свежо в памяти, как дембеля прошлой осенью наказали командира второй роты капитана Зюкова за то, что тот приказал вылить обнаруженные на чердаке канистры с бурдой, – накануне отъезда дембелей домой вдруг пропал из ружпарка затвор снайперской винтовки, конкретно еще не закрепленной по списочному составу как личное оружие. Уж как ни умолял комроты перед строем хотя бы втихоря подкинуть затвор в ружейный парк, чтоб виновника никто не узнал, как ни взывал к человеческому сердоболию, – так пропажу и не нашли. Не помог и шмон перед посадкой в эшелон... Так подстроят, что и концов не найдешь, если сейчас зацепятся за Карапетяна. Все теперь зависит от замполита полка, какое он примет решение...
-Выяснять конкретного виновника предоставляю самим право, – вынес вердикт замполит. – А вы, товарищ старший лейтенант, лично доложите мне, – обратился к Стрельцову.
Когда расходились, к Мишке подошел Карапетян с дружком Геворкяном.
-Друг, скажи, что ты ударил, – предложил Геворкян. -Ты только начинаешь службу, тебе ничего не будет.
Силин подивился такой странной логике, но промолчал.
Стоял в стороне, молчал, не вмешивался и старшина Рябко. Как потом выяснилось, он, оказывается, знал, что еще до приезда Силина Карапетян затаил зло на Алиева, они вроде не поделили телогрейку, которую южане обычно носят под гимнастеркой.
Армяне вступили в дискуссию с азербайджанцами. При этом Карапетян иногда поглядывал на Силин недобрым взглядом...
Учебная тревога
-На курсах молодого бойца вы познакомились с азами воинской службы. – сказал старший лейтенант Стрельцов на занятиях по военной подготовке. – А сейчас вы приняли присягу, цацкаться больше не будут, и с вами можно говорить о вещах, которые составляют государственную тайну. Так вот, в случае нападения реального противника наша с вами задача – выехать из части при всей своей военной технике и за четыре часа добраться к государственной границе в заданный пункт укрепрайона. И до подхода новых наших сил сдерживать противника в течение двух часов.
-А потом куда? – спросил Мишка.
-Для нас приказ будет один – выполнить боевую задачу, – не совсем понятно ответил комроты.
-Бешбармак мы будем, – догадался кто-то из азербайджанцев.
-Все рассчитано, – буркнул и Денис Кривцов. – Нас раскромсают – подвезут новую партию пушечного мяса.
-Разговорчики! – повысил голос старший лейтенант. Затем он начал объяснять, какими должны быть действия роты в период учебной тревоги...
-Рота! Тревога! Подъем! – пронеслось по казарме ни свет, ни заря. Это надрывается дневальный.
Куда подевалась обычная расхлябанность! Все повскакали с мест, стали быстро одеваться. Мише показалось, что и оделись-то все намного проворнее, чем обычно. Обязанности каждого при тревоге известны. Денис Кривцов и Миша Силин кинулись одеялами завешивать окна. Потом Мишка быстренько побежал в ружпарк за своим и автоматом водителя бронетранспортера Паши Волкова, прихватил противогазы и подсумки. Паша уже сорвался к своему бронетраспортеру, чтобы успеть завести, прогреть боевую машину и вовремя выехать из бокса, – суметь уложиться в зимнее нормативное время. С оружием, противогазами и подсумками Силин торопится из казармы в автопарк, где Пашка уже крутится возле бронетранспортера.
-Ну как, заводится? – интересуется Мишка.
-Крути давай колеса! – приказывает Волков.
Тут уж перечить Пашке никак нельзя, тут безоговорочно его владения, его территория. Миша всегда дивился, как в такие минуты преображался Волков. Обычно – увалень, а сейчас все делает по-деловому, без лишней суеты. Силин начинает крутить колеса, а Волков в это время возится с двигателем, который никак не хочет заводиться. Мороз-то на улице нешуточный! Наконец двигатель зачихал-закашлял и стал выбрасывать едко-сизую струю дыма...
Бронетранспортеры выехали из части и направились на Восток за сопки, где формировалась колонна. Но Силин, помощник водителя БТРа, зачислен еще и в команду по загрузке снарядов.
Склады с боеприпасами за сопками, с дороги их не видно. Их местонахождение вроде бы военная тайна, но всякий раз, когда местный рейсовый гражданский автобус останавливается посреди голой степи, кондукторша выдает военную тайну – громко объявляет: “Остановка “Склады”!
Вот миновали и эту остановку, свернули в сторону. Машину с солдатами затрясло как по обычному проселку, хотя она двигалась, не разбирая дороги, – кремнистая почва Забайкалья позволяет ездить в каком угодно направлении в любое время года... Эх, дома бы в Сосновке иметь такую почву! Езжай, куда хочешь! А то чуть заморосило – раскисли все дороги. В райцентр и не думай ехать напрямик по старому тракту: так развезет, – пока полрощи под колеса не вырубишь, и не выберешься. А в окружную по новой шоссейке путь втрое длиннее... Да, поносился по райцентру на мотоцикле. – и напрямик, и в окружную. Маша крепко обнимала его за плечи... Да что это она все лезет и лезет в голову! Уж лучше отвлечься от таких мыслей. Может, и прав прапорщик Зубко, когда говорит: вас надо всегда чем-то занять, чтоб в башке у вас шарики за ролики не заходили, и всегда подымать пинком под зад, когда закемарите, – чтоб по ночам не шарахались. Сейчас бы в машине в самый раз покемарить, но трясет сильно, а пуще всего мороз донимает. Вон и Кривцов с Сидоровым скукожились, а Мамедов – тот и вовсе дубаря дает, – и телогрейка пол гимнастеркой не греет.
Наконец добрались до складов. Выскочили, – только еще две машины прибыли. Значит, остальных стой и жди на морозе. Склад, конечно, еще не открыт. Да и что толку – там почти как на улице. Разве что от ветра стены немного укроют.
-Ну их! – -махнул рукой Денис Кривцов. – Зайдем за сопку, хоть костром погреемся.
Заплясали на валявшихся пустых ящиках, разламывая на дрова. За сопкой, где меньше ветра, сложили костер, достали предусмотрительно прихваченное сухое горючее, развели огонь. Валенки сунули в язык пламени. Пимы у всех рыжие... Когда Миша получал свою пару из каптерки в первый раз, подивился их необычному цвету.
-Товарищ старшина! Так вроде у нас породу рыжих овец не вывели еще! – обратился к Ревко. – Это чьи же такие мериносы будут?
-Сосновские, рядовой Силин! – заулыбался тогда старшина. – Сосновские и будут.
Кругом захохотали. Происхождение цвета валенок выдавал характерный запах паленого. “Надо же! Дураки какие! – подумал тогда Мишка. – Обутку почем зря портят! Со зла, что ли?..” А сейчас вот сам в костре нагоняет рыжину попеременно то на левом валенке, то на правом, – голь на выдумку хитра! Еще неизвестно, где лучше прогревались вечно сырые валенки, – в казарме на холодных батареях или в чистом поле на костре.
Вот все бригады в сборе. Открыли склады, и закипела работа. Ящики тяжеленные, и вдвоем еле управляешься. За работой разогрелись, дело пошло веселее. Загрузили три машины – выполнили задачу. Собрались на перекур.
-Чего стоите! Подлетел к ним майор, которого солдаты, кроме как на складах, нигде и не видели. – Помогайте!
На “гражданке” послали бы его куда подальше, а тут нельзя. Опять впряглись в работу...
Потом эти ящики со снарядами снимали с машин, затаскивали в склад, складировали. Основательно вымотались, и чтобы снова не заставили горбатиться за нерасторопных, забежали за склад. Но тут долго не простоишь, – разгоряченное тело, остывая, ощущает мороз еще острее.
-Вот служба собачья! – выругался Кривцов.
-Что стоит привезти будку с буржуйкой, чтоб зайти да погреться? – заметил Ермилов.
-Многого хочешь, – выдавил дрожащими губами Сидоров. – Они это специально, чтоб над солдатом поиздеваться.
-Неправильно понимаете ситуацию, – голосом старшего лейтенанта сказал Силин. – Может, и на войну изволите поехать, как Емеля на печи? В наших суровых забайкальских условиях обстановка должна быть максимально приближена к боевой! Вот почему у вас, товарищи бойцы, сейчас на носу капли-сопли, по коже мороз и на душе зима! Сидоров, глянь, остальные разгрузились?
Васька выглянул из-за угла:
-Все в ажуре! Сейчас уже склады собираются закрывать.
Вышли из укрытия, поехали в часть...
Выстроили на плацу на разбор учебной тревоги, опять стояли на морозе и дрожали. Когда разошлись, в казарме еще долго не могли как следует согреться. Усилился не отпускающий в последнее время кашель. Миша стоял у батареи, отогревая замершие коленки, смотрел в окно на безжизненные просторы и вспоминал Сосновку, прежнее житье-бытье...
Мысленно в родной Сосновке и дармовая папироса
...Конец июля, деревья шумят тяжелой листвой. То, что должно было зацвести, давно зацвело, дало ягоды и плоды, они наливаются соком и зреют под щедрым солнцем. Отец несет пилу, а у Мишки на плече топор. Через луг движутся в сторону осинника, где каждый год ранней весной готовят дрова. Выбирали момент, когда осина набрякла влагой, листья еще не распустились, а пила легко вгрызается в дерево, да и раскалывать чурки в эту пору одно удовольствие. Штабеля поленниц всё лето сушатся, а поздней осенью по первопутку их привезут домой... А сейчас Мишка с отцом идут валить лес для бани. Годные для сруба осины выбрали и пометили еще весной, когда готовили дрова. Отец шагает, нигде особо не сворачивая, а Мишка за ним петляет, как заяц. То отбежит и попробует еще зеленые ягоды шиповника, то завидит в стороне куст калины, наберет ягод, срежет дудку борщевика и пуляет по сторонам, то завернет в сторону буйного куста черемухи сорвать смоляные горошины.
Вот вдали завиделся осинник, растущий в кочкарнике вперемежку с елями. Здесь зимой на деревьях шапками чернеют косачи. Прежде чем войти в кочкарник, присели на валежине. Отец закурил, а тогда еще не курящий Мишка от нечего делать стал глазеть по сторонам... И видит, как в небе одна птица стремительно настигает другую!
-Отец, смотри! – едва успел показать, как черный комок камнем упал вниз у самой опушки леса, на другом конце луга.
Отец спокойно докурил и к удивлению Миши зашагал не в сторону осинника, а дальше по лугу.
-Куда это мы? – спросил Миша.
-Ты примечай. Сейчас с добычей можем быть.
Когда добрались до противоположной опушки, прямо из-под ног впереди идущего отца вылетела птица. Отец нагнулся и поднял жертву воздушного разбойника. Это был косач.
-Тетеревятник его сбил, – сказал отец. – Ишь, как шустро сработал! Ты примечай, – снова повторил он сыну. – В лесу еще не то бывает. На охоте может пригодиться...
Отец протянул Мише косача. Хищник уже пробил косачу голову и выклевал мозги...
Солдату на миг показалось, что он и сам уподобился теперь этому косачу: мозги уже как бы высосаны, ни о чем другом не в состоянии думать, кроме как поесть, согреться и выспаться... Мишу поражала жестокая бессмысленность некоторых традиций армейской жизни. Недавно вот в Безводном изматывали новобранца бессонницей – и тот повесился. И про мордобой вещи пострашнее рассказывают. Так что, может, он попал еще в относительно благополучную часть... Главное – не раскисать, держать хвост пистолетом и нос по ветру...
Силин оторвался от вида из окна, глядь – на подоконнике целехонькая сигарета! Видать, выронил или позабыл кто-то. Зажег спичку и с наслаждением затянулся, – не курил на морозе, а после учебной тревоги вон сколько времени прошло... Сделал еще пару затягов – ослепило яркой вспышкой, болью отдалось в мозгу, и наступила темнота... Долго не решался открыть глаза. Стоял и гадал – ослеп или нет... Несколько раз поморгал закрытыми глазами, при этом боль усилилась, потом прикрыл лицо ладонями и медленно сквозь щели между пальцев глянул на свет – глаза видят! Отлегло от души за целость зрения. Ощутил, как горит лицо под ладонями. Кинулся в умывальную комнату и подставил лицо под струю. Оказалось, второпях открыл горячий кран, но в шоке не сразу это почувствовал. Лицо снова обожгло. Открыл второй кран, убедился, что вода холодная, и стал набрасывать ладонями воду на лицо... Походит, походит, начинает жечь – опять лицо под холодную струю... Прознав про случай, собрались возле Миши ребята.
-Кто тебе сигарету дал? – спросил Денис, когда Миша несколько пришел в себя.
-На подоконнике взял.
-Глянь на меня!
Миша смотрит на Дениса, но не долго – наворачиваются слезы.
-Вроде ничего опасного, – успокаивает Кривцов. – Вася, дуй в санчасть, спроси тетрациклиновой мази, – обращается к Сидорову.
-Какой, какой?
Денис вырывает из блокнота листок, пишет и подает Сидорову. Тот уходит.
-Бдительность потерял, гвардеец Силин! – говорит Денис. – На дармовщину больше не зарься. Забыл, что на тебя зуб имеют? Если только этим дело кончится, считай, счастливо отделался. А теперь полежи в казарме, с закрытыми глазами. Пойдем.
Миша лег на койку, рядом сел Денис.
-Если это Карапетян, – пойду, рожу начищу. Будь что будет! – говорит Миша.
-Однако! – осуждающе глядит на Мишу Денис. – Да! Сигарету кроме тебя мог поднять любой другой. Так что эта злая шутка могла быть вполне безадресной.
Миша тоже с этим внутренне согласился... Но почему, почему все шишки на него?.. А, может, так ему только кажется... Ведь и у других ребят служба не мед, и у других сколько угодно неприятностей...
Силин каждый день стал мазать лицо... Щеки отпылали, глаза проморгались, и со временем следов даже на лице не осталось... И на этот раз всё обошлось благополучно...
Наряд на кухню
Настал черед отправляться в наряды и первой роте.
Начальник караула увел часовых на посты, а молодых направили на кухню. Мишка еще подивился сперва, что остальным, хоть и в тулупах, но стоять ночью на ветру и морозе, а вот их, молодых, направили в тепло да еще на кухню, где уж от одного запаха с голоду не помрешь. Повезло!
Силин, Кривцов, Ермилов и Сидоров получили наряд чистить картошку. Стали из подвала-погреба таскать сетки с картошкой. Пока донесешь – третья часть высыпается, – картоха с куриные яички. Это не те «лапти», которые выкапываешь в Сосновке у себя в огороде! Эта картошка точь-в-точь как однажды уродилась у дяди Фрола, отцова брата. Дядя Фрол – народный лекарь по части домашней живности, этим и славен на всю округу, так нет же – рвется еще и в мичуринцы: то достанет невесть откуда неведомую в сибирских местах земляную грушу, топинамбур, и займет этой диковиной добрый участок, а жена, тетя Дуся, костерит его за это; то надумает заполучить в Сибири зрелые посадочные клубеньки картофеля из семян и засадит ранней весной банки и горшки, чтобы семенной материал успел за сезон созреть. А то еще его осенило в каждую лунку класть золу и перегной, – Мишка как раз в тот год помогал ему картошку садить, – ох и наканителились! То навозу кинь, то золы, то картошки в лунку. А дядя Фрол, знай, нахваливает будущий богатый урожай:
-Ничего, Миш! Таким манером потом вся деревня садить будет, вот увидишь!
Вся деревня, может, и садила бы по дядиной технологии и даже, может, назвали такой способ посадки силинским методом, но конечный результат оказался плачевным: картошки у дяди хоть и много, но уродилась мелкой, даже мельче, чем сейчас Мишка таскает на кухню. Сколько справедливых попреков услыхал дядя от тети Дуси – и говорить нечего! Так они и таскали всю зиму свою картошку в Мишкину семью, – меняли свою мелочь на их крупную ведро на ведро, а Мишка потом выносил отваренную эту мелочь на корм свиньям. Не думал он, что и в армии еще придется возиться с такой картошкой. “Это, видать, дядя вовсю развернулся или охмурил своим методом всю Сосновку, а то и всю область, вот и понавезли мелочь, – грустно пошутил про себя солдат. – А племяш сейчас отдувайся!”
Хорошо еще, картофелечистка есть на кухне, вон ребята возятся с ней. Натягивают ремень на шкив. А Миша с Васей Сидоровым в бочке крутят палками – моют клубни. Промыли партию – понесли к картофелечистке. Загрузили емкость, включили энергию. Мотор заработал, но тотчас слетел ремень. Опять его нацепили и включили – снова слетел. И так – несколько раз.
-Че вы там мытаритесь? – крикнул повар. – Она же не действует!
-Так работает же! – сказал Ермилов.
-Ты глаза-то разуй! На каком уровне шкив и на каком – мотор!
Проверили. Точно! Намертво в цемент вделана картофелечистка и точно также – электродвигатель, но только на разных уровнях – вот и слетает ремень. И куда только горе-строители смотрели!
-Че стоите! Чистите ножом! – опять крикнул повар.
Солдаты приуныли. Глянув на гору сеток с картошкой, которые отсчитал повар, упал духом и Миша. Но делать нечего – принялись орудовать ножами. Тут обнаружилась другая незадача: почистишь пять-шесть картофелин, от холода пальцы скрючиваются, – настолько холодны картофелины. Догадались набрать из котла горячей воды и в ней то и дело греть руки. Дело вроде бы пошло веселее. Но холод, на который из-за замерзающих рук раньше не особо-то обращали внимание, вконец застудил Мишкину поясницу. Холод шел от окна клубами, как в коровнике. А чистить приходилось внаклон, поясница открывалась, а в подсобном помещении было, наверное, ничуть не теплее, чем на складах со снарядами. Уже и коленки стали замерзать.
-Братцы, эдак мы вовсе закоченеем! – обратился он к остальным, – Кто как, а я схожу экипировку сменю – ватник, стеганые штаны да валенки надену.
-Почему это ты один только, интересно! – завозмущался Ермилов. – Я уж давно дубаря даю, да вида не кажу...
Вскоре все уже сидели одетые так, будто по тревоге на склады загружать снаряды собрались. Ермилов даже ушанку завязал...
Уже больше половины бака начистили, когда в подсобку вошел рядовой Мухин со второго батальона, которого Миша потому и запомнил, что уж очень соответствует этот тщедушный парень своей фамилии.
-О! Заявился! Тебе чего, рядовой Мухин? – спросил Силин вошедшего. -
-Да за картошкой, – робко заявил Мухин, протягивая кастрюлю.
-Сколь хошь бери! Нам меньше чистить останется.
-Да очищенную надо.
-“Очищенную!” Молодой еще!
Мухин бесшумно исчез. Но минут через пятнадцать в подсобку ворвались дембеля.
-Вы, сопля зеленая! – заугрожали они. – Не учили еще вас?
В воздухе, как в тогдашней драке, замелькали солдатские ремни с увесистыми бляхами, в которые, как уже знал Силин, дембеля для пущей тяжести закрепляют свинец. Миша схлопотал по скуле. Молодые солдаты отпора как следует не давали, а только защищались. Потому что в противном случае будешь иметь дело со всей оравой дембелей, а не только с этими мордобойщиками. Драка угасла, когда Сидоров догадался крикнуть:
-Так мы же не знали, что это для дембелей!
-В следующий раз будете знать! – сказали дембеля, забирая картошку.
Ребята отделались сравнительно легко. Хорошо еще, что на них толстые ватники.
-Ну что, Михаил Иваныч генерал Топтыгин? – обратился к Силину напарник Кривцов. – Как тебе глянется любимая доблестная армия?
Миша промолчал.
-Че сачкуете! – закричал вошедший повар. – Салабоны! Картохи до сих пор не начистили, а она у нас – на ужин!
Он тоже сгреб кастрюлю начищенных клубней и скрылся в дверях...
К ужину с картошкой так и не управились, она уже отодвинулась на завтрак на следующий день...
Вошел заступивший на дежурство прапорщик Зубко. Он явно навеселе. Прапор был холост и терзал казарму тем, что после пьянок согласно синдрому похмелья в четыре утра уже был на ногах и мчался в часть, чтобы крикнуть: ”Рота-а! Па-а-адъем!” И начинались лекции на тему, какая только в эту минуту ему в голову залетит...
-Ну что, мамины сынки! Не учили вас дома этому делу? – начал он. – Работать за вас должен кто – Пушкин или дед Пихто? А? Рядовой Силин, это тебе не “прочие телодвижения”, понял?
-Так точно, товарищ прапорщик!
-Хорошо, что понял, – подобрел Зубко. – Вопросы есть?
-Разрешите обратиться, товарищ прапорщик! – подал голос Денис Кривцов.
-Разрешаю.
-Может, картошка покрупнее есть. Может, эта на семена? Уж больно мелкая.
-А где мы крупную возьмем? Страна другой не наготовила... Мать честная! Да вы же добро гробите! Кастраты вы! Нет, это не картошка, это ваши яички! Кто же столько шкурки срезает? Постой! У нас же картофелечистка есть! – осенило прапорщика.
-Да она же не работает, товарищ прапорщик, – сказал Ермилов.
-Как – “не работает”?
-Не работает – и все тут.
-Ну-ка, включите! За полчаса она управится за вас всех вместе взятых!
-Да уже сколько раз включали.
-А я приказываю включить!
Сидоров нехотя пошел к картофелечистке надевать на шкив вечно слетающий ремень, а остальные продолжали чистить ножами.
-Оста-а-авить чистку ножами! – гаркнул прапорщик. – Чистить только картофелечисткой!
Ребята бросили ножи, стали греть руки в кастрюле с теплой водой. А Зубко сам пошел включать картофелечистку. Нажал на кнопку, двигатель завизжал, агрегат вмиг затрясло, а потом движок стал работать бесшумно – опять слетел ремень.
-Рядовой Кривцов, надеть ремень! – скомандовал Зубко.
Денис выполнил приказание, прапор снова включил... И так – несколько раз.
-Товарищ прапорщик, может, у вас получится, попробуйте! – схитрил Кривцов.
Они поменялись ролями: Зубко приведет ремень в исходное положение, Кривцов включает.
-Ну, пошла сказка про белого бычка, – толкнул Силин в бок Сидорова. – Без начала и конца.
-Так-то оно так, – сказал медлительный Сидоров. – Но только кто же за нас будет картошку чистить – Пушкин, дед Пихто или сам прапор?
-Точно! Ведь время-то против нас работает! – спохватился Мишка. – Как бы его отвлечь?
А Зубко никак не мог поверить и смириться с тем, что такой завалящий шпендик-агрегат смеет ему не подчиняться. Он снова и снова насаживал на шкив приводной ремень. Пинал с досады то бачок, то движок, но от этого, конечно, ничего не менялось. Наконец он плюнул на мотор в буквальном смысле и ушел применять свою неукротимую энергию в других местах обширного хозяйства воинской части.
-М-мда, – сказал Кривцов, глядя на часы. – По легенде прапора, вся картошка у нас уже очищена. Ну что, братцы-кролики! Давайте, засучив рукава, дальше доблестно служить!
Опять пошла нудная осточертевшая работа...
Заглянул к ним на огонек и дежурный по столовой капитан Лозовой – самый молодой капитан во всей части:
-Ну как, товарищи бойцы, дела?
Разве ему все объяснишь, как дела! Ни про повара не скажешь, ни про прапорщика, ни тем более про дембелей, – себе дороже. Вяло объяснили, что дело медленно движется потому, что картошка мелкая да и мерзлая к тому же.
-Порасторопнее надо действовать! – только и пожурил он. – А помощь я вам пришлю. А пока давайте сами налегайте...
Гляжу на вас, продолжал Зубко, какие вы, на хрен, вояки! Вас же противник соплей перешибет! Взять китайского солдата: он съест горсточку рису да совершит марш-бросок на полсотни километров. А вчера что мы видим? У нас был не марш-бросок, а натуральная прогулочная проверочка, и то половина уже выдохлась! Нет, с такими солдатами я бы в бой не пошел! Ну и где ваша закалка? Дрожите, как цуцики! Главное в наших суровых забайкальских условиях – сохранять себя как боевую единицу. Зачем нам пижонистые солдаты? Прапорщик поглядел на Ермилова, который не послушался-таки доброго совета и взял сапоги впритык, на строевой подготовке в тесной обуви на плацу у него затекали ноги, и он выбивал дробь зубами. Зачем нам обмороженные солдаты? Это камешек в адрес южан, кое-кто из них уже ходит с облупившимся носом. У Силина пока все в порядке – сибирская закалка она и в Забайкалье сгодилась. Хотя здесь и у сибиряков есть уязвимое место: после малейшей царапины ранка долго не заживает, все время сочится сукровица, заживет маленько, нечаянно заденешь – опять сочится...
А тем временем прапорщик Зубко продолжал свою поэму о пехоте.
Что было бы, если Кутузов оставил Москву, а Наполеон туда не вошел? Москва бы не считалась сданной врагу, не считалась завоеванной. И мы не имели бы этой досадной страницы в истории Отечества. Можно наголову разбить противника, но если пехота не ступила на территорию врага, эта самая территория не считается завоеванной. Наша задача состоит в том, чтобы не допустить к нам живую силу противника...
Вот что такое пехота! Не пишите домой о трудностях службы, а пишите с гордостью, что вы попали в пехоту и имеете честь служить в пехоте, в славных мотострелковых частях. Не надо писать, что вас плохо кормят, плохо греют, обувают, одевают. Я вам говорю, государство обеспечивает вас хорошо! Но вы не будете здесь пухнуть от сна, жрать от пуза. Запомните! Солдат должен быть полураздетым, полуразутым, полуголодным, но уметь метко стрелять и овладевать прочими боевыми приемами. А стрелять мы вас научим...
Первые стрельбы, щетки-браслеты и “тысяча мелочей” на голове
Обещания прапорщика Зубко были не пустые слова. В этом Миша убеждался всё больше. Первые стрельбы начались еще на курсах молодого бойца. Миша раньше держал в руках ружье – отец его был в свое время профессиональным охотником госпромхоза и в классе пятом приучил его к стрельбе. Когда его вызвали на огневой рубеж, Силин спокойно прицелился под черный круг мишени, как учил его еще отец и здесь наставлял инструктор, затаил дыхание, но в глазах заплыло то ли от тумана, то ли от летящей снежной крупчатки. Наконец он почувствовал, что мишень “не уплывает” и плавно нажал на спусковой крючок автомата. Попал и получил зачет, хотя это упражнение с первого раза смогли выполнить лишь единицы.
Потом стреляли по движущейся фигуре, которую нужно было поразить из трех выстрелов. Силин снова попал с первого раза... Было какое-то странное чувство, когда мишень человеческой фигуры стала клониться набок и медленно оседать. Мишке на мгновение показалось, что выстрелил не по бесчувственной фанере, а по самому что ни есть живому человеку. Поначалу не верилось, что вот взял и поразил цель. Затем увидел, что так оно и есть, и в душе – восторг и гордость, и лишь потом, уже потом как бы между прочим мелькнула мысль, что ведь таким манером, поганец, мог и человека запросто порешить... Мелькнула эта мысль, какая-то затаенная и робкая, как бы не имеющая права на существование, незаконная – и тут же исчезла...
-Ну и молоток! – одобрил его Денис Кривцов. – Стреляешь как заправский снайпер!
Сам Денис попал таки, но с второго раза. Ермилов и Мамедов промазали. Об этом было объявлено перед строем, когда уже пришли в казарму.
-А у меня щетку украли! – заявил Ермилов, когда разборка стрельб закончилась и разбрелись по казарме.
-И у меня тоже! – сказал Сидоров.
Силин заторопился к своей тумбочке. Щетка была на месте, но красивая прозрачная оранжевая ручка отломана у самого основания, так что щетку и в руки не возьмешь.
-Нарочно, что ли, портят вещь? – завозмущался Силин.
-Дембеля делают браслеты на часы, – заметил Мамедов.
Силин вспомнил, что кое у кого действительно видел эти яркие, как украшения папуасов, самодельные браслеты.
-Ну и что хорошего в этих браслетах? – обратился он к Мамедову.
-Красиво, – ответил тот. – Домой поеду, себе тоже сделаю.
-У тебя самого хоть щётка-то цела, браслетчик? – спросил Силин.
-У меня всё тут, – постучал себе по лбу Мамедов.
Чокнулся парень, подумал Силин. Но Мамедов, видимо, понял, что поставил собеседника в затруднительное положение, и решил рассеять недоумение.
-Гляди! – сказал Курбан и извлек из-за козырька шапки зубную щетку, нитку с иголкой, спички, запасные пуговицы, ленточку белой материи на воротничок и разобранный бритвенный станок с лезвием.
Мишка восхищенно присвистнул. Век живи, век учись! В гарнизонном магазине он купил новую щетку – от греха подальше невзрачного серого цвета, непрозрачную, отломил конец ручки, чтобы , если что, не привлекала к себе внимания браслетчиков и чтобы немного место занимала, ведь в шапку надо будет запрятать много еще кое-чего.
Так он потихонечку набирался житейского опыта... При очередном посещении бани ребята подсказали ему, чтобы он сменные портянки не сдавал, в двойных теплее. Силин так и сделал. А потом и вовсе, по примеру бывалых солдат, старался реже попадать в баню, боялся подцепить вшей вместе с очередной сменой белья. Носимое белье старались постирать сами при подходящем случае...
Драка
Миша проснулся от шума. Может, учебная тревога? Вроде, нет. Ребята соскакивают и бегут в сторону комнаты отдыха. Он тоже побежал. Шла драка. Над кучей-малой то и дело взлетала бляха солдатского ремня. С Мишей одновременно подскочил и Мамедов. Оба кинулись разнимать. Кого бьют, – наших, не наших?.. В любом случае надо сначала остановить драку, а там уже разбираться в спокойной обстановке. Русские утишали подскакивающих азербайджанцев, а азербайджанцы – русских. Кое-как утихомирили, при этом Силин получил увесистый пинок. Разгоряченный, повернулся отплатить обидчику, но кто он? Бить наугад – подлить масла в огонь. Хорошо еще, – отделался без синяков и царапин...
Выяснилось, драку затеяли Ермилов и Алиев. Алиев в комнате отдыха забыл на подоконнике свои сигареты, когда вернулся, сигарет, конечно, уже не было. Зато Ермилов сидел на подоконнике, дымил и крутил в руках точно такую же пачку сигарет. Алиев вырвал пачку. Ермилов не стерпел нахальства. И пошла буза. Когда разняли дерущихся, Ермилов представил свое алиби – по надписи адреса изготовителя можно было убедиться, что сигареты изготовлены табачной фабрикой именно того города, откуда прибыл служить Ермилов. То есть табак – из старых его запасов. Всем понятно, что у азербайджанца не могло быть таких сигарет. Выходит, Ермилов курил сигареты свои. Недоразумение уладилось.
Но наутро выяснилось, что у Алиева “фонарь” под глазом и съехала набок челюсть. Ну всё! Теперь Ермилову несдобровать!..
Выстроили всю роту. Пришел замкомполка подполковник Орлов.
-Что вы это себе тут позволяете! – начал он грозно, вышагивая перед строем. – Ваши отцы сражались бок о бок против фашистов, можно сказать, грудью друг друга прикрывали, выносили с поля боя. А вы? Не успели как следует познакомиться, а уже себе драку позволяете на национальной почве!
“Какая такая национальная почва? – с удивлением подумал Силин. – Курцы всего-навсего с сигаретами не разобрались, и вдруг – “национальная почва”!
-А вражда на национальной почве имеет политическую подоплеку, – продолжал замполит полка. – И виновный в этом понесет заслуженное наказание. Рядовой Алиев, покажите, кто ударил?
Избитый вышел и стал проходить вдоль строя.
-Вот этот, – указал он неожиданно на Силина.
Мишка побледнел. Он-то точно знает, что не виноват тут ни с какой стороны. Не ожидал такого коварства. Испугался. Теперь затаскают и ничем себя не обелишь. Ну как, как докажешь, что ты ни при чем! Ах, да! Ведь они вместе с Мамедовым подошли к дерущимся!
-Мамедов, скажи ему! Мы ведь вместе с тобой подошли разнимать, когда там вовсю дрались!
Никакой реакции! Неужели и Курбан сейчас подтвердит слова Алиева, и произойдет непоправимо страшное? Наконец Курбан стал по-своему что-то быстро-быстро говорить Алиеву, который при этом вертел головой то в сторону Мишки, то Мамедова.
-Нет, не он, – сказал Алиев и пошел дальше вдоль строя. – Вот этот, – указал на рядового Карапетяна.
Все замерли.
-Товарищ подполковник, разрешите – сами выясним и вам доложим! – обратился командир роты старший лейтенант Стрельцов.
Не в интересах “старлея” раздувание этого дела. Он уже отслужил положенные пять лет в Забайкалье, гладок послужной список, так что прямая дорога на Запад, – в Польшу, Чехословакию или Германию. А этот случай неожиданно может подпортить служебную биографию, и вместо Запада очень даже можно загреметь в обратную сторону, – куда-нибудь в Совгавань...
Предложение комроты насчет саморазборки замполита полка тоже устраивало: его должны вот-вот перевести в Читу в штаб округа, а это драка вполне может подмочить репутацию. И в его интересах подавить возможную огласку неприятного инцидента в самом зародыше, тут же в пределах части. Не то дальше так раздуют этот в общем-то бытовой случай, что попадет во всякие отчеты в разряде ЧП. Уж службисты в штабах всех уровней воинской епархии об этом постараются, можно и не сомневаться.
Замполит с глубоким удовлетворением отметил, какой молодец Стрельцов! Понимает обстановку, быстр и сообразителен. Надо будет подробнее ознакомиться с его послужным списком, и если все нормально, при случае поощрить. А, впрочем, как еще должен поступить старший лейтенант? Когда он прекрасно знает все последствия и для младших командиров. Тут уж начнется цепная реакция. Тем более, если выяснится, что избиение было групповым. Тогда уж все трубы затрубят!..
Командиру первого взвода младшему лейтенанту Свинцову душу своротило, когда Алиев указал на Карапетяна. Тот “дед”. И если понесет наказание, дембеля могут здорово насолить. Дружные армяне, которых в полку человек двадцать, уж точно подстроят пакость. И отвечать в первую очередь ему, Свинцову, непосредственному командиру Карапетяна. Еще свежо в памяти, как дембеля прошлой осенью наказали командира второй роты капитана Зюкова за то, что тот приказал вылить обнаруженные на чердаке канистры с бурдой, – накануне отъезда дембелей домой вдруг пропал из ружпарка затвор снайперской винтовки, конкретно еще не закрепленной по списочному составу как личное оружие. Уж как ни умолял комроты перед строем хотя бы втихоря подкинуть затвор в ружейный парк, чтоб виновника никто не узнал, как ни взывал к человеческому сердоболию, – так пропажу и не нашли. Не помог и шмон перед посадкой в эшелон... Так подстроят, что и концов не найдешь, если сейчас зацепятся за Карапетяна. Все теперь зависит от замполита полка, какое он примет решение...
-Выяснять конкретного виновника предоставляю самим право, – вынес вердикт замполит. – А вы, товарищ старший лейтенант, лично доложите мне, – обратился к Стрельцову.
Когда расходились, к Мишке подошел Карапетян с дружком Геворкяном.
-Друг, скажи, что ты ударил, – предложил Геворкян. -Ты только начинаешь службу, тебе ничего не будет.
Силин подивился такой странной логике, но промолчал.
Стоял в стороне, молчал, не вмешивался и старшина Рябко. Как потом выяснилось, он, оказывается, знал, что еще до приезда Силина Карапетян затаил зло на Алиева, они вроде не поделили телогрейку, которую южане обычно носят под гимнастеркой.
Армяне вступили в дискуссию с азербайджанцами. При этом Карапетян иногда поглядывал на Силин недобрым взглядом...
Учебная тревога
-На курсах молодого бойца вы познакомились с азами воинской службы. – сказал старший лейтенант Стрельцов на занятиях по военной подготовке. – А сейчас вы приняли присягу, цацкаться больше не будут, и с вами можно говорить о вещах, которые составляют государственную тайну. Так вот, в случае нападения реального противника наша с вами задача – выехать из части при всей своей военной технике и за четыре часа добраться к государственной границе в заданный пункт укрепрайона. И до подхода новых наших сил сдерживать противника в течение двух часов.
-А потом куда? – спросил Мишка.
-Для нас приказ будет один – выполнить боевую задачу, – не совсем понятно ответил комроты.
-Бешбармак мы будем, – догадался кто-то из азербайджанцев.
-Все рассчитано, – буркнул и Денис Кривцов. – Нас раскромсают – подвезут новую партию пушечного мяса.
-Разговорчики! – повысил голос старший лейтенант. Затем он начал объяснять, какими должны быть действия роты в период учебной тревоги...
-Рота! Тревога! Подъем! – пронеслось по казарме ни свет, ни заря. Это надрывается дневальный.
Куда подевалась обычная расхлябанность! Все повскакали с мест, стали быстро одеваться. Мише показалось, что и оделись-то все намного проворнее, чем обычно. Обязанности каждого при тревоге известны. Денис Кривцов и Миша Силин кинулись одеялами завешивать окна. Потом Мишка быстренько побежал в ружпарк за своим и автоматом водителя бронетранспортера Паши Волкова, прихватил противогазы и подсумки. Паша уже сорвался к своему бронетраспортеру, чтобы успеть завести, прогреть боевую машину и вовремя выехать из бокса, – суметь уложиться в зимнее нормативное время. С оружием, противогазами и подсумками Силин торопится из казармы в автопарк, где Пашка уже крутится возле бронетранспортера.
-Ну как, заводится? – интересуется Мишка.
-Крути давай колеса! – приказывает Волков.
Тут уж перечить Пашке никак нельзя, тут безоговорочно его владения, его территория. Миша всегда дивился, как в такие минуты преображался Волков. Обычно – увалень, а сейчас все делает по-деловому, без лишней суеты. Силин начинает крутить колеса, а Волков в это время возится с двигателем, который никак не хочет заводиться. Мороз-то на улице нешуточный! Наконец двигатель зачихал-закашлял и стал выбрасывать едко-сизую струю дыма...
Бронетранспортеры выехали из части и направились на Восток за сопки, где формировалась колонна. Но Силин, помощник водителя БТРа, зачислен еще и в команду по загрузке снарядов.
Склады с боеприпасами за сопками, с дороги их не видно. Их местонахождение вроде бы военная тайна, но всякий раз, когда местный рейсовый гражданский автобус останавливается посреди голой степи, кондукторша выдает военную тайну – громко объявляет: “Остановка “Склады”!
Вот миновали и эту остановку, свернули в сторону. Машину с солдатами затрясло как по обычному проселку, хотя она двигалась, не разбирая дороги, – кремнистая почва Забайкалья позволяет ездить в каком угодно направлении в любое время года... Эх, дома бы в Сосновке иметь такую почву! Езжай, куда хочешь! А то чуть заморосило – раскисли все дороги. В райцентр и не думай ехать напрямик по старому тракту: так развезет, – пока полрощи под колеса не вырубишь, и не выберешься. А в окружную по новой шоссейке путь втрое длиннее... Да, поносился по райцентру на мотоцикле. – и напрямик, и в окружную. Маша крепко обнимала его за плечи... Да что это она все лезет и лезет в голову! Уж лучше отвлечься от таких мыслей. Может, и прав прапорщик Зубко, когда говорит: вас надо всегда чем-то занять, чтоб в башке у вас шарики за ролики не заходили, и всегда подымать пинком под зад, когда закемарите, – чтоб по ночам не шарахались. Сейчас бы в машине в самый раз покемарить, но трясет сильно, а пуще всего мороз донимает. Вон и Кривцов с Сидоровым скукожились, а Мамедов – тот и вовсе дубаря дает, – и телогрейка пол гимнастеркой не греет.
Наконец добрались до складов. Выскочили, – только еще две машины прибыли. Значит, остальных стой и жди на морозе. Склад, конечно, еще не открыт. Да и что толку – там почти как на улице. Разве что от ветра стены немного укроют.
-Ну их! – -махнул рукой Денис Кривцов. – Зайдем за сопку, хоть костром погреемся.
Заплясали на валявшихся пустых ящиках, разламывая на дрова. За сопкой, где меньше ветра, сложили костер, достали предусмотрительно прихваченное сухое горючее, развели огонь. Валенки сунули в язык пламени. Пимы у всех рыжие... Когда Миша получал свою пару из каптерки в первый раз, подивился их необычному цвету.
-Товарищ старшина! Так вроде у нас породу рыжих овец не вывели еще! – обратился к Ревко. – Это чьи же такие мериносы будут?
-Сосновские, рядовой Силин! – заулыбался тогда старшина. – Сосновские и будут.
Кругом захохотали. Происхождение цвета валенок выдавал характерный запах паленого. “Надо же! Дураки какие! – подумал тогда Мишка. – Обутку почем зря портят! Со зла, что ли?..” А сейчас вот сам в костре нагоняет рыжину попеременно то на левом валенке, то на правом, – голь на выдумку хитра! Еще неизвестно, где лучше прогревались вечно сырые валенки, – в казарме на холодных батареях или в чистом поле на костре.
Вот все бригады в сборе. Открыли склады, и закипела работа. Ящики тяжеленные, и вдвоем еле управляешься. За работой разогрелись, дело пошло веселее. Загрузили три машины – выполнили задачу. Собрались на перекур.
-Чего стоите! Подлетел к ним майор, которого солдаты, кроме как на складах, нигде и не видели. – Помогайте!
На “гражданке” послали бы его куда подальше, а тут нельзя. Опять впряглись в работу...
Потом эти ящики со снарядами снимали с машин, затаскивали в склад, складировали. Основательно вымотались, и чтобы снова не заставили горбатиться за нерасторопных, забежали за склад. Но тут долго не простоишь, – разгоряченное тело, остывая, ощущает мороз еще острее.
-Вот служба собачья! – выругался Кривцов.
-Что стоит привезти будку с буржуйкой, чтоб зайти да погреться? – заметил Ермилов.
-Многого хочешь, – выдавил дрожащими губами Сидоров. – Они это специально, чтоб над солдатом поиздеваться.
-Неправильно понимаете ситуацию, – голосом старшего лейтенанта сказал Силин. – Может, и на войну изволите поехать, как Емеля на печи? В наших суровых забайкальских условиях обстановка должна быть максимально приближена к боевой! Вот почему у вас, товарищи бойцы, сейчас на носу капли-сопли, по коже мороз и на душе зима! Сидоров, глянь, остальные разгрузились?
Васька выглянул из-за угла:
-Все в ажуре! Сейчас уже склады собираются закрывать.
Вышли из укрытия, поехали в часть...
Выстроили на плацу на разбор учебной тревоги, опять стояли на морозе и дрожали. Когда разошлись, в казарме еще долго не могли как следует согреться. Усилился не отпускающий в последнее время кашель. Миша стоял у батареи, отогревая замершие коленки, смотрел в окно на безжизненные просторы и вспоминал Сосновку, прежнее житье-бытье...
Мысленно в родной Сосновке и дармовая папироса
...Конец июля, деревья шумят тяжелой листвой. То, что должно было зацвести, давно зацвело, дало ягоды и плоды, они наливаются соком и зреют под щедрым солнцем. Отец несет пилу, а у Мишки на плече топор. Через луг движутся в сторону осинника, где каждый год ранней весной готовят дрова. Выбирали момент, когда осина набрякла влагой, листья еще не распустились, а пила легко вгрызается в дерево, да и раскалывать чурки в эту пору одно удовольствие. Штабеля поленниц всё лето сушатся, а поздней осенью по первопутку их привезут домой... А сейчас Мишка с отцом идут валить лес для бани. Годные для сруба осины выбрали и пометили еще весной, когда готовили дрова. Отец шагает, нигде особо не сворачивая, а Мишка за ним петляет, как заяц. То отбежит и попробует еще зеленые ягоды шиповника, то завидит в стороне куст калины, наберет ягод, срежет дудку борщевика и пуляет по сторонам, то завернет в сторону буйного куста черемухи сорвать смоляные горошины.
Вот вдали завиделся осинник, растущий в кочкарнике вперемежку с елями. Здесь зимой на деревьях шапками чернеют косачи. Прежде чем войти в кочкарник, присели на валежине. Отец закурил, а тогда еще не курящий Мишка от нечего делать стал глазеть по сторонам... И видит, как в небе одна птица стремительно настигает другую!
-Отец, смотри! – едва успел показать, как черный комок камнем упал вниз у самой опушки леса, на другом конце луга.
Отец спокойно докурил и к удивлению Миши зашагал не в сторону осинника, а дальше по лугу.
-Куда это мы? – спросил Миша.
-Ты примечай. Сейчас с добычей можем быть.
Когда добрались до противоположной опушки, прямо из-под ног впереди идущего отца вылетела птица. Отец нагнулся и поднял жертву воздушного разбойника. Это был косач.
-Тетеревятник его сбил, – сказал отец. – Ишь, как шустро сработал! Ты примечай, – снова повторил он сыну. – В лесу еще не то бывает. На охоте может пригодиться...
Отец протянул Мише косача. Хищник уже пробил косачу голову и выклевал мозги...
Солдату на миг показалось, что он и сам уподобился теперь этому косачу: мозги уже как бы высосаны, ни о чем другом не в состоянии думать, кроме как поесть, согреться и выспаться... Мишу поражала жестокая бессмысленность некоторых традиций армейской жизни. Недавно вот в Безводном изматывали новобранца бессонницей – и тот повесился. И про мордобой вещи пострашнее рассказывают. Так что, может, он попал еще в относительно благополучную часть... Главное – не раскисать, держать хвост пистолетом и нос по ветру...
Силин оторвался от вида из окна, глядь – на подоконнике целехонькая сигарета! Видать, выронил или позабыл кто-то. Зажег спичку и с наслаждением затянулся, – не курил на морозе, а после учебной тревоги вон сколько времени прошло... Сделал еще пару затягов – ослепило яркой вспышкой, болью отдалось в мозгу, и наступила темнота... Долго не решался открыть глаза. Стоял и гадал – ослеп или нет... Несколько раз поморгал закрытыми глазами, при этом боль усилилась, потом прикрыл лицо ладонями и медленно сквозь щели между пальцев глянул на свет – глаза видят! Отлегло от души за целость зрения. Ощутил, как горит лицо под ладонями. Кинулся в умывальную комнату и подставил лицо под струю. Оказалось, второпях открыл горячий кран, но в шоке не сразу это почувствовал. Лицо снова обожгло. Открыл второй кран, убедился, что вода холодная, и стал набрасывать ладонями воду на лицо... Походит, походит, начинает жечь – опять лицо под холодную струю... Прознав про случай, собрались возле Миши ребята.
-Кто тебе сигарету дал? – спросил Денис, когда Миша несколько пришел в себя.
-На подоконнике взял.
-Глянь на меня!
Миша смотрит на Дениса, но не долго – наворачиваются слезы.
-Вроде ничего опасного, – успокаивает Кривцов. – Вася, дуй в санчасть, спроси тетрациклиновой мази, – обращается к Сидорову.
-Какой, какой?
Денис вырывает из блокнота листок, пишет и подает Сидорову. Тот уходит.
-Бдительность потерял, гвардеец Силин! – говорит Денис. – На дармовщину больше не зарься. Забыл, что на тебя зуб имеют? Если только этим дело кончится, считай, счастливо отделался. А теперь полежи в казарме, с закрытыми глазами. Пойдем.
Миша лег на койку, рядом сел Денис.
-Если это Карапетян, – пойду, рожу начищу. Будь что будет! – говорит Миша.
-Однако! – осуждающе глядит на Мишу Денис. – Да! Сигарету кроме тебя мог поднять любой другой. Так что эта злая шутка могла быть вполне безадресной.
Миша тоже с этим внутренне согласился... Но почему, почему все шишки на него?.. А, может, так ему только кажется... Ведь и у других ребят служба не мед, и у других сколько угодно неприятностей...
Силин каждый день стал мазать лицо... Щеки отпылали, глаза проморгались, и со временем следов даже на лице не осталось... И на этот раз всё обошлось благополучно...
Наряд на кухню
Настал черед отправляться в наряды и первой роте.
Начальник караула увел часовых на посты, а молодых направили на кухню. Мишка еще подивился сперва, что остальным, хоть и в тулупах, но стоять ночью на ветру и морозе, а вот их, молодых, направили в тепло да еще на кухню, где уж от одного запаха с голоду не помрешь. Повезло!
Силин, Кривцов, Ермилов и Сидоров получили наряд чистить картошку. Стали из подвала-погреба таскать сетки с картошкой. Пока донесешь – третья часть высыпается, – картоха с куриные яички. Это не те «лапти», которые выкапываешь в Сосновке у себя в огороде! Эта картошка точь-в-точь как однажды уродилась у дяди Фрола, отцова брата. Дядя Фрол – народный лекарь по части домашней живности, этим и славен на всю округу, так нет же – рвется еще и в мичуринцы: то достанет невесть откуда неведомую в сибирских местах земляную грушу, топинамбур, и займет этой диковиной добрый участок, а жена, тетя Дуся, костерит его за это; то надумает заполучить в Сибири зрелые посадочные клубеньки картофеля из семян и засадит ранней весной банки и горшки, чтобы семенной материал успел за сезон созреть. А то еще его осенило в каждую лунку класть золу и перегной, – Мишка как раз в тот год помогал ему картошку садить, – ох и наканителились! То навозу кинь, то золы, то картошки в лунку. А дядя Фрол, знай, нахваливает будущий богатый урожай:
-Ничего, Миш! Таким манером потом вся деревня садить будет, вот увидишь!
Вся деревня, может, и садила бы по дядиной технологии и даже, может, назвали такой способ посадки силинским методом, но конечный результат оказался плачевным: картошки у дяди хоть и много, но уродилась мелкой, даже мельче, чем сейчас Мишка таскает на кухню. Сколько справедливых попреков услыхал дядя от тети Дуси – и говорить нечего! Так они и таскали всю зиму свою картошку в Мишкину семью, – меняли свою мелочь на их крупную ведро на ведро, а Мишка потом выносил отваренную эту мелочь на корм свиньям. Не думал он, что и в армии еще придется возиться с такой картошкой. “Это, видать, дядя вовсю развернулся или охмурил своим методом всю Сосновку, а то и всю область, вот и понавезли мелочь, – грустно пошутил про себя солдат. – А племяш сейчас отдувайся!”
Хорошо еще, картофелечистка есть на кухне, вон ребята возятся с ней. Натягивают ремень на шкив. А Миша с Васей Сидоровым в бочке крутят палками – моют клубни. Промыли партию – понесли к картофелечистке. Загрузили емкость, включили энергию. Мотор заработал, но тотчас слетел ремень. Опять его нацепили и включили – снова слетел. И так – несколько раз.
-Че вы там мытаритесь? – крикнул повар. – Она же не действует!
-Так работает же! – сказал Ермилов.
-Ты глаза-то разуй! На каком уровне шкив и на каком – мотор!
Проверили. Точно! Намертво в цемент вделана картофелечистка и точно также – электродвигатель, но только на разных уровнях – вот и слетает ремень. И куда только горе-строители смотрели!
-Че стоите! Чистите ножом! – опять крикнул повар.
Солдаты приуныли. Глянув на гору сеток с картошкой, которые отсчитал повар, упал духом и Миша. Но делать нечего – принялись орудовать ножами. Тут обнаружилась другая незадача: почистишь пять-шесть картофелин, от холода пальцы скрючиваются, – настолько холодны картофелины. Догадались набрать из котла горячей воды и в ней то и дело греть руки. Дело вроде бы пошло веселее. Но холод, на который из-за замерзающих рук раньше не особо-то обращали внимание, вконец застудил Мишкину поясницу. Холод шел от окна клубами, как в коровнике. А чистить приходилось внаклон, поясница открывалась, а в подсобном помещении было, наверное, ничуть не теплее, чем на складах со снарядами. Уже и коленки стали замерзать.
-Братцы, эдак мы вовсе закоченеем! – обратился он к остальным, – Кто как, а я схожу экипировку сменю – ватник, стеганые штаны да валенки надену.
-Почему это ты один только, интересно! – завозмущался Ермилов. – Я уж давно дубаря даю, да вида не кажу...
Вскоре все уже сидели одетые так, будто по тревоге на склады загружать снаряды собрались. Ермилов даже ушанку завязал...
Уже больше половины бака начистили, когда в подсобку вошел рядовой Мухин со второго батальона, которого Миша потому и запомнил, что уж очень соответствует этот тщедушный парень своей фамилии.
-О! Заявился! Тебе чего, рядовой Мухин? – спросил Силин вошедшего. -
-Да за картошкой, – робко заявил Мухин, протягивая кастрюлю.
-Сколь хошь бери! Нам меньше чистить останется.
-Да очищенную надо.
-“Очищенную!” Молодой еще!
Мухин бесшумно исчез. Но минут через пятнадцать в подсобку ворвались дембеля.
-Вы, сопля зеленая! – заугрожали они. – Не учили еще вас?
В воздухе, как в тогдашней драке, замелькали солдатские ремни с увесистыми бляхами, в которые, как уже знал Силин, дембеля для пущей тяжести закрепляют свинец. Миша схлопотал по скуле. Молодые солдаты отпора как следует не давали, а только защищались. Потому что в противном случае будешь иметь дело со всей оравой дембелей, а не только с этими мордобойщиками. Драка угасла, когда Сидоров догадался крикнуть:
-Так мы же не знали, что это для дембелей!
-В следующий раз будете знать! – сказали дембеля, забирая картошку.
Ребята отделались сравнительно легко. Хорошо еще, что на них толстые ватники.
-Ну что, Михаил Иваныч генерал Топтыгин? – обратился к Силину напарник Кривцов. – Как тебе глянется любимая доблестная армия?
Миша промолчал.
-Че сачкуете! – закричал вошедший повар. – Салабоны! Картохи до сих пор не начистили, а она у нас – на ужин!
Он тоже сгреб кастрюлю начищенных клубней и скрылся в дверях...
К ужину с картошкой так и не управились, она уже отодвинулась на завтрак на следующий день...
Вошел заступивший на дежурство прапорщик Зубко. Он явно навеселе. Прапор был холост и терзал казарму тем, что после пьянок согласно синдрому похмелья в четыре утра уже был на ногах и мчался в часть, чтобы крикнуть: ”Рота-а! Па-а-адъем!” И начинались лекции на тему, какая только в эту минуту ему в голову залетит...
-Ну что, мамины сынки! Не учили вас дома этому делу? – начал он. – Работать за вас должен кто – Пушкин или дед Пихто? А? Рядовой Силин, это тебе не “прочие телодвижения”, понял?
-Так точно, товарищ прапорщик!
-Хорошо, что понял, – подобрел Зубко. – Вопросы есть?
-Разрешите обратиться, товарищ прапорщик! – подал голос Денис Кривцов.
-Разрешаю.
-Может, картошка покрупнее есть. Может, эта на семена? Уж больно мелкая.
-А где мы крупную возьмем? Страна другой не наготовила... Мать честная! Да вы же добро гробите! Кастраты вы! Нет, это не картошка, это ваши яички! Кто же столько шкурки срезает? Постой! У нас же картофелечистка есть! – осенило прапорщика.
-Да она же не работает, товарищ прапорщик, – сказал Ермилов.
-Как – “не работает”?
-Не работает – и все тут.
-Ну-ка, включите! За полчаса она управится за вас всех вместе взятых!
-Да уже сколько раз включали.
-А я приказываю включить!
Сидоров нехотя пошел к картофелечистке надевать на шкив вечно слетающий ремень, а остальные продолжали чистить ножами.
-Оста-а-авить чистку ножами! – гаркнул прапорщик. – Чистить только картофелечисткой!
Ребята бросили ножи, стали греть руки в кастрюле с теплой водой. А Зубко сам пошел включать картофелечистку. Нажал на кнопку, двигатель завизжал, агрегат вмиг затрясло, а потом движок стал работать бесшумно – опять слетел ремень.
-Рядовой Кривцов, надеть ремень! – скомандовал Зубко.
Денис выполнил приказание, прапор снова включил... И так – несколько раз.
-Товарищ прапорщик, может, у вас получится, попробуйте! – схитрил Кривцов.
Они поменялись ролями: Зубко приведет ремень в исходное положение, Кривцов включает.
-Ну, пошла сказка про белого бычка, – толкнул Силин в бок Сидорова. – Без начала и конца.
-Так-то оно так, – сказал медлительный Сидоров. – Но только кто же за нас будет картошку чистить – Пушкин, дед Пихто или сам прапор?
-Точно! Ведь время-то против нас работает! – спохватился Мишка. – Как бы его отвлечь?
А Зубко никак не мог поверить и смириться с тем, что такой завалящий шпендик-агрегат смеет ему не подчиняться. Он снова и снова насаживал на шкив приводной ремень. Пинал с досады то бачок, то движок, но от этого, конечно, ничего не менялось. Наконец он плюнул на мотор в буквальном смысле и ушел применять свою неукротимую энергию в других местах обширного хозяйства воинской части.
-М-мда, – сказал Кривцов, глядя на часы. – По легенде прапора, вся картошка у нас уже очищена. Ну что, братцы-кролики! Давайте, засучив рукава, дальше доблестно служить!
Опять пошла нудная осточертевшая работа...
Заглянул к ним на огонек и дежурный по столовой капитан Лозовой – самый молодой капитан во всей части:
-Ну как, товарищи бойцы, дела?
Разве ему все объяснишь, как дела! Ни про повара не скажешь, ни про прапорщика, ни тем более про дембелей, – себе дороже. Вяло объяснили, что дело медленно движется потому, что картошка мелкая да и мерзлая к тому же.
-Порасторопнее надо действовать! – только и пожурил он. – А помощь я вам пришлю. А пока давайте сами налегайте...