Артем пошел по траве вдоль насыпи. Трава была жесткой и пыльной, идти по ней было неприятно, и он поднялся на обочину. Машины шли по одной полосе; вторая, огороженная красными пластмассовыми конусами, блестела от разлитого битума. Там, где кончалось свежеуложенное покрытие, стоял асфальтоукладчик. В тени деревьев на траве сидели рабочие в оранжевых жилетах.
– Добрый день, где ваше начальство? – спросил Артем.
– Там, в вагончике отдыхает.
По шаткой лесенке Артем поднялся в вагончик. В тамбуре сломанные лопаты, таблички дорожных знаков и разный хлам. Дверь направо открыта, на пороге лежит влажная тряпка. Видно, пол только что помыли, и от этого в вагончике прохладно и чисто.
Под окном с голубыми занавесками на лавке лежала женщина в синем фирменном комбинезоне и белой футболке, лицо ее было прикрыто косынкой. Крупная фигура, рассыпавшиеся русые волосы – Артем сразу узнал ее. Он остановился на пороге и ощутил, как теплая волна волнения подкатила к сердцу. Женщина почувствовала его присутствие и села, опершись двумя руками о лавку. Румяная, загорелая, она смотрела прямо перед собой, потом повернула голову в его сторону, и большие голубые глаза ее стали еще больше.
– Артемка, ты? Откуда ты взялся, черт тебя возьми?
Она сгребла его в охапку, и он почувствовал, какая она большая и сильная.
– Машка, Зубцова, раздавишь! Бог ты мой, вот не ожидал! Мне говорили, что тут парнишка мастер.
– Артемка, представляешь, глаза открываю, а ты стоишь в дверном проеме. Ну, думаю, или снится, или крыша уже от жары поехала. Дай я на тебя посмотрю. А ты все такой же, совсем не изменился, даже не поправился.
– А ты похудела, красавица...
– Опять скажешь: кустодиевская...
– Машка, ты в сто раз лучше!
Артем помнил их первую встречу, когда они, два «шнурка», абитуриенты, бродили в главном корпусе в поисках аудитории, где проводилась консультация по математике. Маша – розовощекая, с толстой русой косой, в пестром сарафане – показалась ему совсем неподходящей персоной для дорожного факультета. Когда они поднимались по лестнице, он сказал: «Девушка, вы прямо кустодиевская красавица». Тогда он ко всем незнакомым обращался на «вы». Маша не знала, как это понимать, но интонация ее обидела. Потом она долго на него косилась и про себя называла замухрышкой. После зачисления они оказались в одной группе. На первом курсе в отличие от Артема Маша сразу активно включилась в студенческую жизнь, ей все было интересно: встречи, вечера, танцы в общежитии, самодеятельность.
– Активистка, комсомолка, спортсменка, копье бросала. Из кустодиевских девушек я тебя давно разжаловал.
– А ты был такой тихоня, «ботаник». Как ни зайду к вам в комнату, ты все на кровати с книжкой лежишь, даже на танцах в общаге я тебя на первом курсе ни разу не видела.
– Танцы на первом курсе я действительно пропустил, о чем сейчас жалею. Поздно до меня дошло, что жить нужно сегодня и сейчас.
– «Любите при свечах. Танцуйте до гудка. Живите при сейчас. Любите при всегда».
– Все верно. А помнишь, как твоего Витю на геологической практике клещ укусил и тебя отправили вместе с ним в город? Наверное, тогда у вас все и началось.
– Да, мы в поликлинику приехали, ему иммуноглобулин вкололи, а клещ оказался незаразный, но это мы уже потом узнали.
Они говорили, перебивая друг друга, не скрывая своей радости, как бывают рады близкие люди, неожиданно встретившиеся после долгой разлуки. Теплое чувство родства, симпатии переполняло их. Прекрасное время, которое они прожили вместе, никуда не ушло и опять было с ними. Они вспоминали имена и даты, места и события, и все это вперемешку возникало само собой.
– А я почему-то помню, как увидела тебя на стадионе. Наши играли с механиками. Это было осенью на четвертом курсе. День был пасмурный, пустые трибуны, и ты идешь между скамеек с девушкой в черном плаще. Она такая тоненькая, изящная, плащ черный с красным и волосы по ветру, а ты сзади какой-то невеселый. Я ей немного позавидовала, почему я не такая... Вы спустились и ушли и нас с Витей не заметили.
– А я все вспоминаю вашу свадьбу – в столовой на окраине. Дипломирование, защита, все волнуются, а вы свадьбу устраиваете, с ума сойти.
– А что, весело было, есть что вспомнить. У меня фотографии сохранились, где вы с Аннушкой нас поздравляете. Где она теперь?
– Не знаю. Я давно уже никого не видел и даже понятия не имею, кто где. Так мы ни разу и не собрались. И на кафедре тоже никого из наших не осталось.
– Все поразъехались. Ты не представляешь, как я рада тебя видеть. Сначала еще с девчонками переписывалась, а сюда переехала – всех растеряла. А ведь какая у нас дружная группа была. Помнишь, как прощались, обещали не забывать, встречаться...
– «Писать друг другу обещали. Смеялись шуткам, уходя. Потом друзей своих теряли, двух нужных слов не находя».
– Это ты, что ли, сочинил?
– Нет, это кто-то до нас. Я слышал, что Кузнецов в Америке.
– Интересно, чем он там занимается, неужели дороги строит? В прошлом году мне кто-то мельком сказал, что в строительном отделе новый главный специалист по кличке Доцент. Вот не думала, что это ты.
– Слушай, Маша, а ты как здесь оказалась? Или на родину потянуло? Ведь вы в Курган распределялись.
– Да, нас шесть человек туда поехало. Леша с Любой недолго там были, рванули куда-то на юг, к родственникам. Шишкины оставались в Кургане, наверное, до сих пор там, а мы с Витей в Шадринске были. Слушай, а где твоя архитекторша, с которой ты тогда притащился на выпускной? Ты, случайно, на ней не женился? А что, экстравагантная девица была...
– Нет, Маша. Она поехала по распределению в Иркутск, а я в аспирантуру поступил. Одно время переписывались, но больше не встречались.
– Ты что, не женат?
– Ну почему же, женился в Москве. Полина защитилась, и мы сюда приехали.
– Защитился?
– Нет, уже не до этого было.
– Ну да, не хочу учиться, а хочу жениться. Она что, москвичка?
– Нет, аспирантка из местного политеха.
– Помню, помню, ты всегда западал на умненьких девчонок. Ты же у нас любитель вести интеллектуальные беседы.
«Только вот тем для бесед и разговоров становится все меньше и меньше», – подумал Артем.
– Машка, ты откуда все знаешь?
– Даже больше, чем ты думаешь, не зря я с тобой пять лет на одной кухне картошку жарила. Я вообще-то думала, что ты тоже где-нибудь науку двигаешь.
– Зачем ее двигать, пусть стоит, мы с тобой лучше практику будем двигать. Ты лучше скажи, где твой Витя?
– Далеко он.
– Вы что, разошлись, что ли?
– Даже не знаю, как сказать...
– Маша, не хочешь – не говори.
– Ты знаешь, Артемка, я действительно никогда ни с кем об этом не говорила. Да если честно, то и не с кем, школьные друзья разъехались. Родители переживают, я теперь с ними живу, внука, моего Саньку, балуют. Он с ними вырос.
Она задумалась, глядя куда-то мимо него. Потом продолжила:
– Мы с Витей шесть лет в Шадринске отпахали. Приехали туда – сразу квартиру получили, Витя стал главным инженером управления, я в тех-отделе сидела. Зимой в Свердловск ездили, там рядом. Останавливались у Татьяны в гостинке, помнишь, она в проектный распределялась? Машину хотели купить. Потом родственники голову ему задурили, они на историческую родину засобирались. Мы переехали к ним в Кустанай, квартиру обменяли. И смех и грех с этими немцами! В Германию собрались, а у самих только бабушка еще мало-мало по-немецки говорила да тетка, которая в школе язык преподавала. Стали документы собирать, а со мной, как всегда, проблема. Мы же тогда женились на скорую руку, буквально за две недели, нас в горисполкоме в субботу расписали. У меня там знакомые девчонки были, и я с ними договорилась. Нам просто штампы в паспорте поставили и свидетельство выдали. Фамилии у нас разные. В общем, документы собрали, два года ждали. И так совпало, что дали разрешение на выезд, а мне рожать надо. Я Вите говорю: поезжай, а я рисковать больше не буду, поеду к маме, потом будем решать. Вот и решаем уже пять лет.
Она замолчала.
– Не жалеешь, что с ними не поехала?
– Как тебе сказать... Что бы я там делала с маленьким ребенком, без языка, без работы? А с другой стороны, ты же видишь, что у нас после 91-го года творится.
– Жизнь поменялась, и не в лучшую сторону. Кто бы мог подумать, что страна развалится?
– А теперь сама не могу родителей оставить, я одна у них надежда и опора. Они оба на пенсии, которую по полгода не выплачивают. Папе скоро семьдесят лет будет, он сторожем устроился за копейки, для молодых работы нет, у нас в поселке только дорожники живые деньги получают. Весной в управлении очередь выстраивается, на работу по конкурсу берут, как во ВГИК. Я только вот не знаю, долго ли будет такая лафа дорожникам, может, скоро и нас по миру пустят.
– Да, уже идут разговоры, что дорожный налог надо отменить. Такие большие деньги – и мимо Москвы идут. Никто не толпится в коридорах, не заносит в кабинеты, не дает откаты – нонсенс!.. Витя с тобой на связи? Как он там?
– Все нормально, пишет, иногда звонит. Они, как приехали, сразу гражданство получили, теперь мы с ним граждане разных стран. На меня обижается, что я сына на свою фамилию записала. Диплом он подтвердил, потом курсы повышения квалификации прошел, не знаю, чему его там учили, наверное, терминологию осваивал. После курсов на работу устроился. В последнем письме написал, что права получил. Все обещает приехать, но сюда возвращаться не хочет. Вот, Артемка, никак не пойму: почему с тобой всегда так легко? Все тебе выложила, а ты сидишь молчишь. А как у тебя сложилось? Давай, перелистайся.
– Да у меня все просто, без приключений. Когда сюда приехал, преподавал немного, потом Полина возглавила кафедру, ушел. В это время Павлик меня пригласил в Гипродор. Потом образовался дорожный фонд, меня с его подачи Сергей, главный инженер, взял в строительный отдел. Сергей тоже наш выпускник, но он заканчивал еще в семидесятых, давно, ты, наверное, его не знаешь.
– Павлика помню, он в студсовете был, но здесь ни разу не встречала. А у вас в дирекции я вообще ни разу не была. А потомство у тебя есть?
– Нет, некогда нам, у нас кафедра, симпозиумы, конференции...
По тому, как он это сказал, Маша поняла, что эту тему развивать не стоит. Она встала и подошла к столику у стены, где аккуратными стопками были сложены папки с документами.
– Ну что, лирическая часть закончена, начнем работать? Ты же на приемку приехал, а я тебя заговорила.
Теперь они сидели за столом друг против друга, и Артем второй раз за день смотрел технологические карты, акты скрытых работ, карточки испытаний, процентовки... Здесь все было разложено и систематизировано по датам и видам работ. Сведения о погоде и количестве уложенной смеси, о пройденных метрах и исполнителях – все было в наличии.
– Маша, а ты давно у Садовского?
– Уже третий сезон. Он папино управление фактически выкупил за фантики, ну, за ваучеры, и свою базу там развернул. Где он этих ваучеров набрал?..
– Ты вспомни, сколько тогда разных фирм «Рога и копыта» появилось, которые ваучеры собирали и обещали золотые горы. А теперь их и след простыл...
– Точно, папа тоже вычитал рекламу в «Известиях», отнес наши ваучеры. Выдали ему какие-то сертификаты, которые теперь не стоят бумаги, на которой они отпечатаны. Капиталистов из нас не вышло.
– Капитализм у нас строят бывшие коммунисты, комсомольцы и сотрудники журнала «Коммунист». Построить коммунизм у них не получилось, теперь они строят капитализм, правда, только для своих.
– Когда управление приватизировали, Садовский паи выкупил, папа принципиально не захотел с ним работать, а я осталась. Сначала Садовский меня поставил начальником техотдела, потом своего человека привел, а я пошла мастером, сейчас начальник участка. Надо сказать, Садовский развернулся, ничего не боится, с немцами дружбу завел, с фирмой «Виртген». Витя как-то мне для него нормы немецкие присылал. Ты видишь, какая у нас техника: фрезы, асфальто-укладчики, катки? Хочу договориться, чтобы он меня в Германию в командировку отправил, повидаюсь со своим благоверным.
– А чем Витя сейчас занимается?
– В последнем письме написал, что устроился в дорожную фирму, работает на содержании, у них там своя система. Недавно деньги прислал. Фамилию мою еще не забыл. Ты знаешь, я за него переживаю даже больше, чем за себя. – Она замолчала. – Ну вот, я опять о своем... Артем, ты весь участок проехал, как впечатление?
– Визуально: смесь по всему участку однородная, битумные пятна отсутствуют, поперечные швы перпендикулярны к оси дороги, сопряжение сопредельных полос практически не заметно. В целом – «удовлетворительно».
Он говорил монотонно, низким голосом и видел, как глаза у Маши становятся растерянными и печальными.
– Машка, все отлично, ты молодец! И ровность хорошая! – Артем выдержал паузу и рассмеялся.
– Артем, ну ты меня напугал! – она толкнула его в плечо. – Ты так говорил на полном серьезе, что у меня сердце в пятки ушло.
– Нет, правда, Маша, все у тебя хорошо, я рад за тебя. Ты лучше расскажи, как это тебе удается.
– А ты как думаешь? Я с этой бригадой уже не первый сезон работаю, технику мы освоили. Мастер у меня молодой, но я его за лето натаскаю.
Артем чувствовал ее профессиональную гордость, и еще он вдруг понял, что от той девочки с длинной косой, которую он знал много лет назад, ничего не осталось. Теперь это была сильная, уверенная в себе женщина. Может быть, не очень счастливая, но знающая себе цену.
– Все посмотрел бумаги? Замечания есть?
– Замечаний нет.
– Пошли на дорогу, покажу все в натуре.
Они встали из-за стола. Маша повязала косынку и надела оранжевый жилет.
– Маша, возьми рулетку.
– Артем, какая рулетка, ты посмотри, что на дороге творится, – сказала она, доставая из-под лавки курвиметр. – Ты куда пошел? надевай жилет, мы под движением работаем. Хоть знаки и стоят, но кто на них внимание обращает? Я не знаю, почему вас фирма не экипирует как следует, ходите в чем попало. Кто у вас за технику безопасности отвечает?
– Ну, это у вас фирма: комбинезоны, бейсболки с эмблемой, – сказал Артем, надевая оранжевый жилет.
– Антон! – крикнула Маша, когда они проходили мимо рабочих, и молодой парень, не задавая вопросов, пошел к асфальтоукладчику, взял рейку, которой меряют уклоны, и догнал их на обочине.
Теперь, сверяясь с ведомостью промеров, стараясь не попасть под движущиеся машины, Артем с Антоном измеряли ширину покрытия и поперечные уклоны, а Маша записывала результаты. В открытых вырубках Артем померил толщину покрытия. В свежем асфальте четко определялась толщина слоев.
– Слушай, Маша, а ты права: с рулеткой здесь действительно делать нечего. С курвиметром и то бегаешь как заяц, – сказал Артем, вытирая мокрый лоб.
– Видишь, все сходится, а ты – «визуальный осмотр»! Сегодня я сдаю четыре километра в две полосы, согласен?
– Да, Маша. А ты сколько можешь за день пройти одной полосой?
– Если завод работает без перебоев и хватает машин, то могу пройти два километра. Бригада у меня с прошлого года. Сегодня мне полосу нужно закрыть, там, где подгрунтовка разлита.
– Игорь на завод поехал, я думаю, все будет. Я смотрю, у тебя все как по учебнику: пикетаж, плюсовые точки на покрытии, промеры все в допуске. Молодец.
Делая промеры, они дошли до километрового знака и повернули обратно.
– А что, нас хорошо учили. Самое главное – научили учиться.
– Маша, вот это ты верно подметила.
Они снова были в вагончике и раскладывали документы, когда снаружи кто-то крикнул:
– Мария Николаевна, машины подходят!
– Артемка, я пошла, ты мои экземпляры оставь на столе.
Артем вышел из вагончика, когда груженый камаз вырулил на полосу и двое рабочих поднялись на борт и начали сворачивать тент. Лаборант, молодой парень, видимо студент, уже мерил температуру смеси в кузове машины. Маша давала краткие указания рабочим, принимала документы у водителей, что-то говорила Антону, который был рядом. Все выполнялось без лишних разговоров. Рабочие убрали брус с торца ранее уложенного асфальта, асфальтоукладчик подошел вплотную к кромке покрытия и раскрыл бункер. Камаз задним ходом подъехал к асфальто-укладчику и поднял кузов. Горячая маслянистая смесь медленно начала переливаться из кузова автомобиля в бункер асфальтоукладчика, который сразу начал движение, оставляя за собой ровную черную полосу горячего асфальта. Антон металлическим щупом померил толщину слоя и показал Маше.
– Нормально, – сказала она, и они пошли встречать следующую машину.
Теперь все вокруг было наполнено движением и гулом машин, горячим запахом асфальта. Один за другим двигались катки, рядом с асфальтоукладчиком шли рабочие с лопатами и правилкой, подъезжали и разворачивались камазы с асфальтом. Все делалось четко и без суеты, видно было, что каждый здесь знал свое место и свой маршрут. В этой слаженной работе машин и людей было что-то завораживающее. Движение автомобилей по смежной полосе не останавливалось, отделенное от дорожников не только рядом красных пластиковых фишек, но и дрожащим маревом горячего воздуха, поднимающимся от асфальта. Артем вспомнил, что у него есть электронный градусник. По обочине он догнал асфальтоукладчик и замерил температуру смеси в бункере.
– Сколько намерил? – спросила Маша, не-ожиданно оказавшись рядом.
– Нормально, 145. А сколько было в кузове?
– Примерно столько же. Завод недалеко, и день жаркий. Артем, тебя машина ждет.
Артем оглянулся и увидел махавшего ему Игоря.
– До свидания, Маша, еще увидимся, удачи тебе. Все будет хорошо.
– Давай, Артем, не пропадай. Как славно, что ты приехал и мы поговорили. Ты не представляешь, как это для меня важно.
Она обняла его одной рукой, поцеловала в щеку и пошла к асфальтоукладчику, делая какие-то замечания ребятам, которые были «на ло-пате».
Когда они отъехали, Артем оглянулся. Между катками он увидел зеленый асфальтоукладчик с желтым тентом, оранжевые жилеты рабочих и белую косынку Маши.
– Все, провел приемку? – спросил Игорь. – Я смотрю, ты с Марией Николаевной близко успел познакомиться, не ожидал. Что улыбаешься, не хочешь с коллегой своим секретом поделиться?
– Никакого секрета, мы с ней учились в одной группе. И вот первый раз встретились после института. Наших выпускников здесь совсем мало.
– Узок круг этих революционеров... Интересная девушка, деловая, редко таких встретишь. Говорят, она не замужем?
– Нет, у нее муж в Германии и сыну четыре года.
На перекрестке Игорь повернул налево, теперь они ехали на восток, и солнце светило справа сзади. Эта дорога была Артему хорошо знакома. Уже второй год он постоянно ездил по ней на свой объект – первую стройку, которую начал с нуля. Десятикилометровый участок с путепроводом через Транссибирскую железную дорогу строился по отдельному проекту и завершал строительство «Обхода».
На железнодорожном переезде они встали, ожидая, когда пройдет поезд.
– Вот закончим «Обход», и надо здесь путепровод строить, – сказал Игорь, глядя на вереницу машин, стоящую перед шлагбаумом.
– Проекта нет, пока одни разговоры. Да и дорога эта не наша, а у федералов в ближайшие годы до этого переезда руки точно не дойдут. Игорь, ты субподрядчикам сказал, что планерка будет в 17.30?
– Вчера всем позвонил, Афанасий должен сегодня напомнить. Учитель, хочу спросить: почему ты всегда назначаешь «плюс тридцать»?
– Не знаю, мне кажется, это как-то дисциплинирует.
Они стояли на широкой насыпи, по которой ходили кулачковые катки, оставляя за собой глубокие квадратные следы. Артем поднял кусок грунта и размял его в руке: тот был как пластилин. Разговаривая, они прошли вдоль насыпи.
– Это откуда суглинок?
– Из первого карьера, там верхние слои еще были более или менее, а дальше вообще мокрый грунт.
– Я смотрел последние карточки испытаний, согласен: грунт в таком виде использовать нельзя. Что будем делать, сушить?
– Да это бесполезно, мы уже пробовали. Есть другое предложение. Мне показали старый карьер, где брали грунт, когда железную дорогу строили. Сейчас подъедем, посмотрим.
Они выехали на трассу, обогнули деревню и по полевой дороге, которая только угадывалась в густой траве, поднялись вверх по косогору. Крутой склон уже порос мелким кустарником, и только подрезанный откос желтым пятном выделялся на фоне зелени. Они вышли из машины и подошли к забою. Артем взял горсть грунта, золотистая струйка легко потекла из ладони в ладонь.
– Это не песок, скорее всего, супесь, очень сухая, пусть лаборатория проверит.
– Уже взяли пробы – и отсюда, и там выше, всего в четырех местах. Подсчитаем запас, завтра будет результат.
– Ну что, это выход. Но тебе на всю насыпь не хватит, визуально тут его не очень много.
– Это только на подходы с западной стороны. И я не хочу отказываться от суглинка из резерва. У меня два варианта: или отсыпать послойно, или мешать на месте.
– Мешать на месте предпочтительнее, нужно только определиться с пропорциями, чтобы была оптимальная влажность.
– Не вопрос.
– Меня другое волнует: чья земля?
– Тут не пашут, не сеют, это неудобица. Я думаю, это муниципальные земли.
– Это тебе так кажется. Только начнешь копать – сразу объявится собственник или пайщик и начнет права качать. Нарвешься на неприятности, и я вместе с тобой. Еще не дай бог, если это лесные земли.
– Ну какой здесь лес? Так, кустарник.
– Знаешь, как лесники затраты считают? Исходя из того, что здесь может расти лес бесконечно долгое время. А растет он или не растет, их не волнует.
– Не пугай, я думаю, мой шеф все уладит, у него в районе связи остались. Рекультивацию мы потом сделаем.
– Это само собой. Если нужны письма от нас, я подготовлю. Но имей в виду: у тебя будут затраты на перевозку. За счет непредвиденных я тебе все не компенсирую.
– Добрый день, где ваше начальство? – спросил Артем.
– Там, в вагончике отдыхает.
По шаткой лесенке Артем поднялся в вагончик. В тамбуре сломанные лопаты, таблички дорожных знаков и разный хлам. Дверь направо открыта, на пороге лежит влажная тряпка. Видно, пол только что помыли, и от этого в вагончике прохладно и чисто.
Под окном с голубыми занавесками на лавке лежала женщина в синем фирменном комбинезоне и белой футболке, лицо ее было прикрыто косынкой. Крупная фигура, рассыпавшиеся русые волосы – Артем сразу узнал ее. Он остановился на пороге и ощутил, как теплая волна волнения подкатила к сердцу. Женщина почувствовала его присутствие и села, опершись двумя руками о лавку. Румяная, загорелая, она смотрела прямо перед собой, потом повернула голову в его сторону, и большие голубые глаза ее стали еще больше.
– Артемка, ты? Откуда ты взялся, черт тебя возьми?
Она сгребла его в охапку, и он почувствовал, какая она большая и сильная.
– Машка, Зубцова, раздавишь! Бог ты мой, вот не ожидал! Мне говорили, что тут парнишка мастер.
– Артемка, представляешь, глаза открываю, а ты стоишь в дверном проеме. Ну, думаю, или снится, или крыша уже от жары поехала. Дай я на тебя посмотрю. А ты все такой же, совсем не изменился, даже не поправился.
– А ты похудела, красавица...
– Опять скажешь: кустодиевская...
– Машка, ты в сто раз лучше!
Артем помнил их первую встречу, когда они, два «шнурка», абитуриенты, бродили в главном корпусе в поисках аудитории, где проводилась консультация по математике. Маша – розовощекая, с толстой русой косой, в пестром сарафане – показалась ему совсем неподходящей персоной для дорожного факультета. Когда они поднимались по лестнице, он сказал: «Девушка, вы прямо кустодиевская красавица». Тогда он ко всем незнакомым обращался на «вы». Маша не знала, как это понимать, но интонация ее обидела. Потом она долго на него косилась и про себя называла замухрышкой. После зачисления они оказались в одной группе. На первом курсе в отличие от Артема Маша сразу активно включилась в студенческую жизнь, ей все было интересно: встречи, вечера, танцы в общежитии, самодеятельность.
– Активистка, комсомолка, спортсменка, копье бросала. Из кустодиевских девушек я тебя давно разжаловал.
– А ты был такой тихоня, «ботаник». Как ни зайду к вам в комнату, ты все на кровати с книжкой лежишь, даже на танцах в общаге я тебя на первом курсе ни разу не видела.
– Танцы на первом курсе я действительно пропустил, о чем сейчас жалею. Поздно до меня дошло, что жить нужно сегодня и сейчас.
– «Любите при свечах. Танцуйте до гудка. Живите при сейчас. Любите при всегда».
– Все верно. А помнишь, как твоего Витю на геологической практике клещ укусил и тебя отправили вместе с ним в город? Наверное, тогда у вас все и началось.
– Да, мы в поликлинику приехали, ему иммуноглобулин вкололи, а клещ оказался незаразный, но это мы уже потом узнали.
Они говорили, перебивая друг друга, не скрывая своей радости, как бывают рады близкие люди, неожиданно встретившиеся после долгой разлуки. Теплое чувство родства, симпатии переполняло их. Прекрасное время, которое они прожили вместе, никуда не ушло и опять было с ними. Они вспоминали имена и даты, места и события, и все это вперемешку возникало само собой.
– А я почему-то помню, как увидела тебя на стадионе. Наши играли с механиками. Это было осенью на четвертом курсе. День был пасмурный, пустые трибуны, и ты идешь между скамеек с девушкой в черном плаще. Она такая тоненькая, изящная, плащ черный с красным и волосы по ветру, а ты сзади какой-то невеселый. Я ей немного позавидовала, почему я не такая... Вы спустились и ушли и нас с Витей не заметили.
– А я все вспоминаю вашу свадьбу – в столовой на окраине. Дипломирование, защита, все волнуются, а вы свадьбу устраиваете, с ума сойти.
– А что, весело было, есть что вспомнить. У меня фотографии сохранились, где вы с Аннушкой нас поздравляете. Где она теперь?
– Не знаю. Я давно уже никого не видел и даже понятия не имею, кто где. Так мы ни разу и не собрались. И на кафедре тоже никого из наших не осталось.
– Все поразъехались. Ты не представляешь, как я рада тебя видеть. Сначала еще с девчонками переписывалась, а сюда переехала – всех растеряла. А ведь какая у нас дружная группа была. Помнишь, как прощались, обещали не забывать, встречаться...
– «Писать друг другу обещали. Смеялись шуткам, уходя. Потом друзей своих теряли, двух нужных слов не находя».
– Это ты, что ли, сочинил?
– Нет, это кто-то до нас. Я слышал, что Кузнецов в Америке.
– Интересно, чем он там занимается, неужели дороги строит? В прошлом году мне кто-то мельком сказал, что в строительном отделе новый главный специалист по кличке Доцент. Вот не думала, что это ты.
– Слушай, Маша, а ты как здесь оказалась? Или на родину потянуло? Ведь вы в Курган распределялись.
– Да, нас шесть человек туда поехало. Леша с Любой недолго там были, рванули куда-то на юг, к родственникам. Шишкины оставались в Кургане, наверное, до сих пор там, а мы с Витей в Шадринске были. Слушай, а где твоя архитекторша, с которой ты тогда притащился на выпускной? Ты, случайно, на ней не женился? А что, экстравагантная девица была...
– Нет, Маша. Она поехала по распределению в Иркутск, а я в аспирантуру поступил. Одно время переписывались, но больше не встречались.
– Ты что, не женат?
– Ну почему же, женился в Москве. Полина защитилась, и мы сюда приехали.
– Защитился?
– Нет, уже не до этого было.
– Ну да, не хочу учиться, а хочу жениться. Она что, москвичка?
– Нет, аспирантка из местного политеха.
– Помню, помню, ты всегда западал на умненьких девчонок. Ты же у нас любитель вести интеллектуальные беседы.
«Только вот тем для бесед и разговоров становится все меньше и меньше», – подумал Артем.
– Машка, ты откуда все знаешь?
– Даже больше, чем ты думаешь, не зря я с тобой пять лет на одной кухне картошку жарила. Я вообще-то думала, что ты тоже где-нибудь науку двигаешь.
– Зачем ее двигать, пусть стоит, мы с тобой лучше практику будем двигать. Ты лучше скажи, где твой Витя?
– Далеко он.
– Вы что, разошлись, что ли?
– Даже не знаю, как сказать...
– Маша, не хочешь – не говори.
– Ты знаешь, Артемка, я действительно никогда ни с кем об этом не говорила. Да если честно, то и не с кем, школьные друзья разъехались. Родители переживают, я теперь с ними живу, внука, моего Саньку, балуют. Он с ними вырос.
Она задумалась, глядя куда-то мимо него. Потом продолжила:
– Мы с Витей шесть лет в Шадринске отпахали. Приехали туда – сразу квартиру получили, Витя стал главным инженером управления, я в тех-отделе сидела. Зимой в Свердловск ездили, там рядом. Останавливались у Татьяны в гостинке, помнишь, она в проектный распределялась? Машину хотели купить. Потом родственники голову ему задурили, они на историческую родину засобирались. Мы переехали к ним в Кустанай, квартиру обменяли. И смех и грех с этими немцами! В Германию собрались, а у самих только бабушка еще мало-мало по-немецки говорила да тетка, которая в школе язык преподавала. Стали документы собирать, а со мной, как всегда, проблема. Мы же тогда женились на скорую руку, буквально за две недели, нас в горисполкоме в субботу расписали. У меня там знакомые девчонки были, и я с ними договорилась. Нам просто штампы в паспорте поставили и свидетельство выдали. Фамилии у нас разные. В общем, документы собрали, два года ждали. И так совпало, что дали разрешение на выезд, а мне рожать надо. Я Вите говорю: поезжай, а я рисковать больше не буду, поеду к маме, потом будем решать. Вот и решаем уже пять лет.
Она замолчала.
– Не жалеешь, что с ними не поехала?
– Как тебе сказать... Что бы я там делала с маленьким ребенком, без языка, без работы? А с другой стороны, ты же видишь, что у нас после 91-го года творится.
– Жизнь поменялась, и не в лучшую сторону. Кто бы мог подумать, что страна развалится?
– А теперь сама не могу родителей оставить, я одна у них надежда и опора. Они оба на пенсии, которую по полгода не выплачивают. Папе скоро семьдесят лет будет, он сторожем устроился за копейки, для молодых работы нет, у нас в поселке только дорожники живые деньги получают. Весной в управлении очередь выстраивается, на работу по конкурсу берут, как во ВГИК. Я только вот не знаю, долго ли будет такая лафа дорожникам, может, скоро и нас по миру пустят.
– Да, уже идут разговоры, что дорожный налог надо отменить. Такие большие деньги – и мимо Москвы идут. Никто не толпится в коридорах, не заносит в кабинеты, не дает откаты – нонсенс!.. Витя с тобой на связи? Как он там?
– Все нормально, пишет, иногда звонит. Они, как приехали, сразу гражданство получили, теперь мы с ним граждане разных стран. На меня обижается, что я сына на свою фамилию записала. Диплом он подтвердил, потом курсы повышения квалификации прошел, не знаю, чему его там учили, наверное, терминологию осваивал. После курсов на работу устроился. В последнем письме написал, что права получил. Все обещает приехать, но сюда возвращаться не хочет. Вот, Артемка, никак не пойму: почему с тобой всегда так легко? Все тебе выложила, а ты сидишь молчишь. А как у тебя сложилось? Давай, перелистайся.
– Да у меня все просто, без приключений. Когда сюда приехал, преподавал немного, потом Полина возглавила кафедру, ушел. В это время Павлик меня пригласил в Гипродор. Потом образовался дорожный фонд, меня с его подачи Сергей, главный инженер, взял в строительный отдел. Сергей тоже наш выпускник, но он заканчивал еще в семидесятых, давно, ты, наверное, его не знаешь.
– Павлика помню, он в студсовете был, но здесь ни разу не встречала. А у вас в дирекции я вообще ни разу не была. А потомство у тебя есть?
– Нет, некогда нам, у нас кафедра, симпозиумы, конференции...
По тому, как он это сказал, Маша поняла, что эту тему развивать не стоит. Она встала и подошла к столику у стены, где аккуратными стопками были сложены папки с документами.
– Ну что, лирическая часть закончена, начнем работать? Ты же на приемку приехал, а я тебя заговорила.
Теперь они сидели за столом друг против друга, и Артем второй раз за день смотрел технологические карты, акты скрытых работ, карточки испытаний, процентовки... Здесь все было разложено и систематизировано по датам и видам работ. Сведения о погоде и количестве уложенной смеси, о пройденных метрах и исполнителях – все было в наличии.
– Маша, а ты давно у Садовского?
– Уже третий сезон. Он папино управление фактически выкупил за фантики, ну, за ваучеры, и свою базу там развернул. Где он этих ваучеров набрал?..
– Ты вспомни, сколько тогда разных фирм «Рога и копыта» появилось, которые ваучеры собирали и обещали золотые горы. А теперь их и след простыл...
– Точно, папа тоже вычитал рекламу в «Известиях», отнес наши ваучеры. Выдали ему какие-то сертификаты, которые теперь не стоят бумаги, на которой они отпечатаны. Капиталистов из нас не вышло.
– Капитализм у нас строят бывшие коммунисты, комсомольцы и сотрудники журнала «Коммунист». Построить коммунизм у них не получилось, теперь они строят капитализм, правда, только для своих.
– Когда управление приватизировали, Садовский паи выкупил, папа принципиально не захотел с ним работать, а я осталась. Сначала Садовский меня поставил начальником техотдела, потом своего человека привел, а я пошла мастером, сейчас начальник участка. Надо сказать, Садовский развернулся, ничего не боится, с немцами дружбу завел, с фирмой «Виртген». Витя как-то мне для него нормы немецкие присылал. Ты видишь, какая у нас техника: фрезы, асфальто-укладчики, катки? Хочу договориться, чтобы он меня в Германию в командировку отправил, повидаюсь со своим благоверным.
– А чем Витя сейчас занимается?
– В последнем письме написал, что устроился в дорожную фирму, работает на содержании, у них там своя система. Недавно деньги прислал. Фамилию мою еще не забыл. Ты знаешь, я за него переживаю даже больше, чем за себя. – Она замолчала. – Ну вот, я опять о своем... Артем, ты весь участок проехал, как впечатление?
– Визуально: смесь по всему участку однородная, битумные пятна отсутствуют, поперечные швы перпендикулярны к оси дороги, сопряжение сопредельных полос практически не заметно. В целом – «удовлетворительно».
Он говорил монотонно, низким голосом и видел, как глаза у Маши становятся растерянными и печальными.
– Машка, все отлично, ты молодец! И ровность хорошая! – Артем выдержал паузу и рассмеялся.
– Артем, ну ты меня напугал! – она толкнула его в плечо. – Ты так говорил на полном серьезе, что у меня сердце в пятки ушло.
– Нет, правда, Маша, все у тебя хорошо, я рад за тебя. Ты лучше расскажи, как это тебе удается.
– А ты как думаешь? Я с этой бригадой уже не первый сезон работаю, технику мы освоили. Мастер у меня молодой, но я его за лето натаскаю.
Артем чувствовал ее профессиональную гордость, и еще он вдруг понял, что от той девочки с длинной косой, которую он знал много лет назад, ничего не осталось. Теперь это была сильная, уверенная в себе женщина. Может быть, не очень счастливая, но знающая себе цену.
– Все посмотрел бумаги? Замечания есть?
– Замечаний нет.
– Пошли на дорогу, покажу все в натуре.
Они встали из-за стола. Маша повязала косынку и надела оранжевый жилет.
– Маша, возьми рулетку.
– Артем, какая рулетка, ты посмотри, что на дороге творится, – сказала она, доставая из-под лавки курвиметр. – Ты куда пошел? надевай жилет, мы под движением работаем. Хоть знаки и стоят, но кто на них внимание обращает? Я не знаю, почему вас фирма не экипирует как следует, ходите в чем попало. Кто у вас за технику безопасности отвечает?
– Ну, это у вас фирма: комбинезоны, бейсболки с эмблемой, – сказал Артем, надевая оранжевый жилет.
– Антон! – крикнула Маша, когда они проходили мимо рабочих, и молодой парень, не задавая вопросов, пошел к асфальтоукладчику, взял рейку, которой меряют уклоны, и догнал их на обочине.
Теперь, сверяясь с ведомостью промеров, стараясь не попасть под движущиеся машины, Артем с Антоном измеряли ширину покрытия и поперечные уклоны, а Маша записывала результаты. В открытых вырубках Артем померил толщину покрытия. В свежем асфальте четко определялась толщина слоев.
– Слушай, Маша, а ты права: с рулеткой здесь действительно делать нечего. С курвиметром и то бегаешь как заяц, – сказал Артем, вытирая мокрый лоб.
– Видишь, все сходится, а ты – «визуальный осмотр»! Сегодня я сдаю четыре километра в две полосы, согласен?
– Да, Маша. А ты сколько можешь за день пройти одной полосой?
– Если завод работает без перебоев и хватает машин, то могу пройти два километра. Бригада у меня с прошлого года. Сегодня мне полосу нужно закрыть, там, где подгрунтовка разлита.
– Игорь на завод поехал, я думаю, все будет. Я смотрю, у тебя все как по учебнику: пикетаж, плюсовые точки на покрытии, промеры все в допуске. Молодец.
Делая промеры, они дошли до километрового знака и повернули обратно.
– А что, нас хорошо учили. Самое главное – научили учиться.
– Маша, вот это ты верно подметила.
Они снова были в вагончике и раскладывали документы, когда снаружи кто-то крикнул:
– Мария Николаевна, машины подходят!
– Артемка, я пошла, ты мои экземпляры оставь на столе.
Артем вышел из вагончика, когда груженый камаз вырулил на полосу и двое рабочих поднялись на борт и начали сворачивать тент. Лаборант, молодой парень, видимо студент, уже мерил температуру смеси в кузове машины. Маша давала краткие указания рабочим, принимала документы у водителей, что-то говорила Антону, который был рядом. Все выполнялось без лишних разговоров. Рабочие убрали брус с торца ранее уложенного асфальта, асфальтоукладчик подошел вплотную к кромке покрытия и раскрыл бункер. Камаз задним ходом подъехал к асфальто-укладчику и поднял кузов. Горячая маслянистая смесь медленно начала переливаться из кузова автомобиля в бункер асфальтоукладчика, который сразу начал движение, оставляя за собой ровную черную полосу горячего асфальта. Антон металлическим щупом померил толщину слоя и показал Маше.
– Нормально, – сказала она, и они пошли встречать следующую машину.
Теперь все вокруг было наполнено движением и гулом машин, горячим запахом асфальта. Один за другим двигались катки, рядом с асфальтоукладчиком шли рабочие с лопатами и правилкой, подъезжали и разворачивались камазы с асфальтом. Все делалось четко и без суеты, видно было, что каждый здесь знал свое место и свой маршрут. В этой слаженной работе машин и людей было что-то завораживающее. Движение автомобилей по смежной полосе не останавливалось, отделенное от дорожников не только рядом красных пластиковых фишек, но и дрожащим маревом горячего воздуха, поднимающимся от асфальта. Артем вспомнил, что у него есть электронный градусник. По обочине он догнал асфальтоукладчик и замерил температуру смеси в бункере.
– Сколько намерил? – спросила Маша, не-ожиданно оказавшись рядом.
– Нормально, 145. А сколько было в кузове?
– Примерно столько же. Завод недалеко, и день жаркий. Артем, тебя машина ждет.
Артем оглянулся и увидел махавшего ему Игоря.
– До свидания, Маша, еще увидимся, удачи тебе. Все будет хорошо.
– Давай, Артем, не пропадай. Как славно, что ты приехал и мы поговорили. Ты не представляешь, как это для меня важно.
Она обняла его одной рукой, поцеловала в щеку и пошла к асфальтоукладчику, делая какие-то замечания ребятам, которые были «на ло-пате».
Когда они отъехали, Артем оглянулся. Между катками он увидел зеленый асфальтоукладчик с желтым тентом, оранжевые жилеты рабочих и белую косынку Маши.
– Все, провел приемку? – спросил Игорь. – Я смотрю, ты с Марией Николаевной близко успел познакомиться, не ожидал. Что улыбаешься, не хочешь с коллегой своим секретом поделиться?
– Никакого секрета, мы с ней учились в одной группе. И вот первый раз встретились после института. Наших выпускников здесь совсем мало.
– Узок круг этих революционеров... Интересная девушка, деловая, редко таких встретишь. Говорят, она не замужем?
– Нет, у нее муж в Германии и сыну четыре года.
На перекрестке Игорь повернул налево, теперь они ехали на восток, и солнце светило справа сзади. Эта дорога была Артему хорошо знакома. Уже второй год он постоянно ездил по ней на свой объект – первую стройку, которую начал с нуля. Десятикилометровый участок с путепроводом через Транссибирскую железную дорогу строился по отдельному проекту и завершал строительство «Обхода».
На железнодорожном переезде они встали, ожидая, когда пройдет поезд.
– Вот закончим «Обход», и надо здесь путепровод строить, – сказал Игорь, глядя на вереницу машин, стоящую перед шлагбаумом.
– Проекта нет, пока одни разговоры. Да и дорога эта не наша, а у федералов в ближайшие годы до этого переезда руки точно не дойдут. Игорь, ты субподрядчикам сказал, что планерка будет в 17.30?
– Вчера всем позвонил, Афанасий должен сегодня напомнить. Учитель, хочу спросить: почему ты всегда назначаешь «плюс тридцать»?
– Не знаю, мне кажется, это как-то дисциплинирует.
Они стояли на широкой насыпи, по которой ходили кулачковые катки, оставляя за собой глубокие квадратные следы. Артем поднял кусок грунта и размял его в руке: тот был как пластилин. Разговаривая, они прошли вдоль насыпи.
– Это откуда суглинок?
– Из первого карьера, там верхние слои еще были более или менее, а дальше вообще мокрый грунт.
– Я смотрел последние карточки испытаний, согласен: грунт в таком виде использовать нельзя. Что будем делать, сушить?
– Да это бесполезно, мы уже пробовали. Есть другое предложение. Мне показали старый карьер, где брали грунт, когда железную дорогу строили. Сейчас подъедем, посмотрим.
Они выехали на трассу, обогнули деревню и по полевой дороге, которая только угадывалась в густой траве, поднялись вверх по косогору. Крутой склон уже порос мелким кустарником, и только подрезанный откос желтым пятном выделялся на фоне зелени. Они вышли из машины и подошли к забою. Артем взял горсть грунта, золотистая струйка легко потекла из ладони в ладонь.
– Это не песок, скорее всего, супесь, очень сухая, пусть лаборатория проверит.
– Уже взяли пробы – и отсюда, и там выше, всего в четырех местах. Подсчитаем запас, завтра будет результат.
– Ну что, это выход. Но тебе на всю насыпь не хватит, визуально тут его не очень много.
– Это только на подходы с западной стороны. И я не хочу отказываться от суглинка из резерва. У меня два варианта: или отсыпать послойно, или мешать на месте.
– Мешать на месте предпочтительнее, нужно только определиться с пропорциями, чтобы была оптимальная влажность.
– Не вопрос.
– Меня другое волнует: чья земля?
– Тут не пашут, не сеют, это неудобица. Я думаю, это муниципальные земли.
– Это тебе так кажется. Только начнешь копать – сразу объявится собственник или пайщик и начнет права качать. Нарвешься на неприятности, и я вместе с тобой. Еще не дай бог, если это лесные земли.
– Ну какой здесь лес? Так, кустарник.
– Знаешь, как лесники затраты считают? Исходя из того, что здесь может расти лес бесконечно долгое время. А растет он или не растет, их не волнует.
– Не пугай, я думаю, мой шеф все уладит, у него в районе связи остались. Рекультивацию мы потом сделаем.
– Это само собой. Если нужны письма от нас, я подготовлю. Но имей в виду: у тебя будут затраты на перевозку. За счет непредвиденных я тебе все не компенсирую.
