ЧИРИКОВ Евгений Стефанович родился в 1952 году. Окончил филологический факультет Кемеровского госуниверситета. Основная профессия – журналист. Автор двух книг художественной прозы. Публиковался в журнале «Огни Кузбасса». Живёт в Кемерове.
ПОСТИЖЕНИЕ МИРА
Историческая повесть-эссе
Предисловие
Милетянин Фалес стал первым, кто открыл эру подлинной философии на Земле. Его мысль о воде как первооснове вещества явилась скачком в научную абстракцию. Убеждение в том, что «боги находятся всюду», привело к замене сказочных персонажей философским идеализмом.
В древности Фалес почитался как выдающийся математик. Теперь невозможно сказать, внёс ли он что-либо своё в конкретную математику или был лишь передаточным звеном от учёных халдеев. Однако его признанной великой заслугой явилось понятие «доказательство».
Идея доказательства фундаментальна. Она касается не только философии, науки и техники, но и логического принципа бытия нашей цивилизации, иудео-христианской по общности исторического развития.
Ввиду безусловного теоретического противоречия между иудейством и христианством союз Ветхого и Нового Заветов, возникший по неведомой нам исторической воле, представляется парадоксом хотя бы потому, что жестокий бог Саваоф стал вдруг отцом так непохожего на него Иисуса. И удивительно то (говоря нам об этой воле истории), что ещё за пять столетий до пришествия Христа два пути, иудейский и греческий, шли параллельно друг другу и физически близко, чтобы неожиданно пересечься в первые века новой эры.
Пророк Иезекииль, один из создателей Торы (Ветхого Завета), и рациональный философ Фалес жили в одно время. Фалес был лишь на несколько лет старше Иезекииля. Оба они, не подозревая о себе в качестве деятелей, взаимно определявших будущее человечества, примерно в одни и те же годы были жителями Вавилона.
В широком смысле сценой их жизни стала Малая Азия, в то время (да и до сих пор) котёл с кровавым варевом мировых событий. В битвах царей и народов, жестокостях и зверствах, разгроме и уничтожении целых городов и государств, отчаянии и скорби живущих с неизбежностью рождались идеи конца времён и бессмертия души, греха, вины и небесного возмездия за зло.
В VII–VI веках до нашей эры в борьбу за господство (или выживание) было втянуто много стран: Ассирия, Египет, Вавилон, Мидия, Лидия, Греция, Иудея, Финикия. И только греки дали миру философию и науку, за две с половиной тысячи лет развившуюся до разгадок строения атомного ядра, чёрных дыр в космосе, ДНК и микроорганизмов.
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ГИБЕЛЬ НИНЕВИИ
1
Несметно богатая Ниневия, столица Ассирии, раскинулась под солнцем дворцами, садами, храмами в окружении неприступных стен. Город пронизывали хрустально чистые воды реки, проходя сквозь стены через речные ворота.
Сорок один год царствовал в Ассирии Ашшурбанапал. Долго не знал он покоя. С разных сторон вскипала опасность, колебля империю. Безжалостной силой крушил царь врагов, добром и милостью упреждал набеги.
На границе с пустыней тучами нависали разбойничьи племена арабов, которые примыкали помыслами к мятежному Вавилону. Брат Ашшурбанапала Шамаш-шумукин, сидевший на вавилонском троне, копил войска для удара в спину. Волновался Египет, не забывающий о своей былой мощи. С севера несметной ордой наступали киммерийцы, грозя затопить собой всю вселенную. И неукротимо восставал не раз разорённый и повергнутый в прах Элам, друживший с Мидией.
Когда Элам поразила засуха, Ашшурбанапал спас жителей его зерном из собственных закромов. Они всё равно восстали. Воины Ассирии уничтожили их главные города. Прах царей выкопали из могил и увезли в Ассирию. Но прошло немного лет – и снова пошёл против Ассирии Элам.
К тому времени, однако, Ашшурбанапал усмирил всех прочих, дерзнувших подняться против него. Помог союз со скифским царём Мадием, за которого Ашшурбанапал выдал свою дочь. Скифские воины-волки отогнали прочь киммерийцев, захватили Мидию.
И благодарный богам Ашшурбанапал со всей страстью обрушился на непокорных. Власть Ассирии признал Египет. Шамаш-шумукин, брат, сам бросился в жар пылающего дворца в Вавилоне. Его приближённых ассирийцы казнили.
Элам был залит кровью. Его столица Сузы пала. Ашшурбанапал отпраздновал триумф. Четыре пленных царя, взнузданных через носы, влекли его триумфальную колесницу. Вся вселенная простёрлась под властью царя царей – Ашшурбанапала.
Он любил вкушать пищу в саду вместе с царицей. Евнухи овевали их взмахами опахал. Голова последнего эламского царя висела на дереве. Даже сладостные образы красавиц гарема не могли сравниться для повелителя с видом бородатой головы, навеки умолкшей.
Военные походы обходились без участия Ашшурбанапала. Лишь однажды он отправился на войну, когда усмиряли Элам. Тогда ему показали камень с выбитой надписью. Царь знал три языка, владел клинописью. Но не мог перевести надпись, сделанную до Потопа. В глубоком благоговении молчал Ашшурбанапал возле камня. И все наибольшие люди, сопровождавшие его в походе, стояли в отдалении от царя и тоже смотрели на камень. Священная надпись, не дававшаяся переводу, волновала их.
Потоп разделил вселенную надвое. Мир до извержения вод был и прост, и величав, и праведен, как племя почтенных отцов и сыновей, их достойных. Каждый, кто ходил по земле, носил в себе печать благородной мудрости. Теперь же земля не та, народ стал низок. Бесславием дышало время, упала власть богов бессмертных. И тучи демонов спешили делать зло.
Ашшурбанапал знал многое, больше других царей Ассирии, потому что с детства его готовили к посвящению в жречество. Боги решили по-другому. Это мать его, ведомая богами, добилась того, что он стал царём, а не брат от другой матери – Шамаш-шумукин.
Ашшурбанапал собрал в Ниневии огромную библиотеку из глиняных табличек. К исходу жизни он в стихах жаловался богам на судьбу и телесные недомогания:
Богу и людям, живым и мёртвым, я делал добро.
Почему же болезнь, и сердечная скорбь,
И погибель, и бедствие
Привязались ко мне?
В государстве война без конца, а в доме раздор.
На меня ополчается смута
И зловредные сплетни.
Тела болезнь и настроенье дурное
Гнут к земле фигуру мою.
Среди вздохов и стонов
Провожу дни свои…
* * *
Пятнадцать лет минуло с тех пор, как Ашшурбанапал удалился в мир духов. Всё с бóльшим трудом отбивалась Ассирия от восстающих против неё.
Решающие дни настали, когда к Ниневии подступили царь Вавилона Набопаласар и царь Мидии Киаксар в союзе со скифами. Халдей Набопаласар служил ранее военачальником у ассирийцев, а вавилонская знать выдвинула его гла-вой сопротивления ассирийскому владычеству. С Киаксаром он породнился, женив царевича Навуходоносора на мидийской царевне. Данник скифов Киаксар уговорил царя Мадия помочь в их с Набопаласаром походе, соблазнив небывалой добычей. И сейчас эти дикие воины с пучками скальпов на боку посылали свистящие стрелы в защитников крепости.
Осаждённые не проявляли боязни, веря в мощь укреплений. Но случилось не так, как они думали. Их враги ворвались в город по сухому дну реки, отведя её в выкопанный ров.
Небо затмилось дымом пожаров. Женщины павшей столицы огласили воздух визгами ужаса. Людей простых и людей знатных обращали в рабов и делили между собой. Награбленное имущество не поддавалось исчислению. Стервятники заполонили высь и натужно хлопали крыльями, сыто поднимаясь с земли. Вскоре над бывшим средоточием жизни застыла тишина песков. Весь освобождённый мир радовался.
2
Фараон Нехо Второй, могучий телом, с тёмным отливом кожи, не чувствовал радости. Он погрузился в тревожные думы. Ранее Ассирия смотрела на Египет как на желанную добычу. Но ничего хорошего и от победившей её Вавилонии ждать тоже не приходилось. Её могущество грозило опасностью для Египта, от древнего процветания которого осталось не так уж много.
Сирия и Палестина платили дань земле фараонов. Египет наращивал достояние торговлей, используя корабли Финикии и её мореходов. Фараон не жалел жизней рабочих, копавших канал для перехода судов из Нила в Красное море. Люди умирали тысячами и десятками тысяч. Но канал обогатил бы страну. А если Вавилон захватит Азию… Нет! Ассирия зашаталась, однако ещё не пала. Надо выйти ей на помощь…
Нехо знал, что войны с Вавилоном не избежать. Его армия, набранная из египетских воинов, ливийцев, нубийцев, лидийских лучников и греческих наёмников, двинулась к городу Харрану, где ассирийцы осаждали вавилонский гарнизон.
Углубившись в бывшие ассирийские владения, армия дошла до города Мегиддо. Здесь фараон пришёл в изумление, когда ему сообщили, что далее путь перекрыло иудейское войско во главе с царём Иосией, которого, видно, Набопаласар заставил сделать то, чего он не посмел бы сделать сам. Египтяне попросили уйти нежданно возникшего противника. Иосия не дрогнул и отказался открыть путь через узкую долину, стиснутую грядами гор (где, кстати, будущий Иоанн Богослов предрёк Армагеддон).
Тогда фараон приказал смести иудейское войско. Сражение продлилось недолго. Иосия упал с пронзившей шею стрелой. Иудеи побежали. Тело раненого царя тряслось на колеснице. И вскоре дух его предстал перед богом Яхве.
Подойдя к Харрану, Нехо увидел грозные рати вавилонян и мидян, поспешивших на выручку своему гарнизону, и повернул назад, не приняв боя. С этого момента Ассирия окончательно перестала существовать (609 год до н. э.).
Фараон укрепился в Сирии. Он вызвал к себе Иохаза, сына Иосии, и отправил в Египет, не увидев в нём достойного царя Иудеи. Иоакама, другого сына Иосии, он назначил царствовать. Дань положили на Иудею в сто талантов серебра (три тонны) и один талант золота (тридцать килограммов).
Тем временем Набопаласар передал командование воинскими силами сыну и отбыл в Вавилон. Два года царевич Навуходоносор рассеивал по пустыне арабов и ещё два года боролся с Нехо за переправы через Евфрат.
В конце мая 605 года до нашей эры близ древнего торгового города Каркемиш прогремела историческая битва. Египтяне расположились под городскими стенами. Вавилоняне преодолели ширь Евфрата и бросились на них в атаку. Ища спасения, войско Нехо лавиной покатилось в город. Но преследователи вбежали в ворота вместе с ними. Город окутался дымом пожаров. Дома на улицах рушились в ожесточении схваток. Вновь египтяне ударились в паническое бегство, отступая в чистое поле. Вавилоняне настигали их и убивали толпами.
До конца лета длилось преследование. От полного истребления армию Нехо спасла смерть Набопаласара, о которой царевич узнал по зажигаемым друг за другом огням, в течение часа сообщившим о новости через расстояние двухнедельного караванного перехода.
Навуходоносору следовало спешить в Вавилон, где, как он понял, против него сплёлся заговор знати, не желавшей поклоняться наследнику трона. Взяв с собой заложников от покорённых земель и приняв дары с изъявлениями покорности (в том числе и от Иудеи), царевич с отрядом воинов поскакал туда, где решалась судьба мира.
Через четыре года новый вавилонский царь вторгся в египетские пределы, пытаясь железной рукой сдавить горло единственного сильного врага. Нехо встретил его с мужеством отчаяния. Сравнимое с россыпью звёзд на небе полегло число воинов с обеих сторон. Царь халдейский отступил. Он задумался о причине своей неудачи и решил многократно умножить число колесниц.
Нехо теперь не спешил обращаться мыслями к утерянной Сирии и терзаемой отрядами Вавилона Финикии. Сил на борьбу с могучим царством Навуходоносора не хватало. Мысли фараона занимал канал из Нила в Красное море. Его вообще интересовало, где находится конец земли, если плыть вдоль неё на юг. С именем Нехо Второго связано в истории плавание финикийских моряков вокруг Африки, свершённое по его повелению.
ГЛАВА ВТОРАЯ. ХИТРОУМНЫЕ ГРЕКИ
1
До того как Гомер описал осаду Трои, а Гесиод – труды землепашцев, лет четыреста ойкумена пребывала в тяжёлом помрачении, сравнимом с медленным угасанием жизни. Многие цветущие некогда города лежали в руинах, заброшенные людьми. Запустевали торговые пути. На морских побережьях хозяйничали пираты. Из-за горизонта моря приплывали воины неведомых народов, их набеги разоряли земли. Рушились державы, такие как египетская и хеттская. И никто не знает истинных причин всеобщего бедствия. Время от времени с титаническим рёвом и грохотом пробуждались вулканы, отправляя в пучины вод целые куски суши, застилая дымом и пеплом свет солнца. Может, они и стали причиной тяжёлых испытаний человечества?
С упадком хеттов и египтян вперёд выдвинулась жестокая, вооружённая железными мечами Ассирия, родилась маленькая, зато полная воинственности Иудея. Но в VII веке до нашей эры обе эти страны были попраны Вавилоном.
Греция в это время, как и остальной мир, выходила из оцепенения тёмных веков. И то, чего эллины добились далее, позднейшие учёные назвали «греческим чудом», которое, как теперь кажется, не могло не произойти, чтобы привести человечество к нынешней цивилизации. Следует признать, что демократизм греков, так же как их Логос, их познавательная гениальность, дерзавшая бросить вызов богам, присутствовали прямо в их крови. Никаких других возможных объяснений того и другого не обнаруживается.
В полисах Греции бурлила общественная жизнь. И если в поэмах Гомера особая роль отводилась хитроумному Одиссею, то реальная жизнь Афин выдвинула не менее хитроумного Солона. Этот муж царского рода многое сделал для демоса, отменив старые долги и долговое рабство.
Известно, как благодаря ему решилась борьба за остров Саламин. Чтобы обладать им, афиняне безуспешно воевали с Мегарами и настолько устали от войны, что издали закон, запрещающий звать сограждан к продолжению борьбы. И с удивлением наблюдали они за сошедшим с ума Солоном, бегавшим на городской площади. Но, когда он прочитал пламенную элегию «Саламин», все поняли, что сумасшедшим поэт притворялся. Солон возглавил победную военную экспедицию на остров, без владения которым Афины не стали бы теми Афинами, какие мы знаем.
Десять лет Солон путешествовал, бывал в Лидии, встречался с египетскими жрецами. Один из них поведал ему об Атлантиде.
По возвращении из странствий Солону пришлось вступить в политическое противоборство c Писистратом, который рвался к тиранической власти (да и преуспел в этом). Солону, жившему идеей благозакония, тирания претила. Он верил в благое водительство богов и их власть над человеческими судьбами. Боги накажут человека или его потомков, если он наживёт богатство неправедным путём.
2
Фалес ещё не вышел из возраста, когда учатся читать и писать. Однажды среди ночи его разбудили и привели на страшное действо. В зале горели домашние светильники, а также факелы в руках людей, защищённых доспехами. От них на стенах двигались великаньи тени. Главный из этих людей говорил очень сурово.
– Поклянись, что ты не прячешь в своём доме… – Он назвал имя.
В глубине зала стоял бледный, но спокойный отец Фалеса.
– Клянусь, – отвечал он.
– Поклянись жизнью сына.
Воин, стоявший рядом с мальчиком, занёс меч над его головой. Отец вскинул на сына глаза. Фалес обезумел от испуга. Он сделал скачок к двери, которую загораживал воин, и проскользнул под его рукой, схватившей пустоту.
Фалес слышал гогот за спиной и не слышал, как тихий голос произнёс:
– Клянусь.
Никто не гнался за юным отпрыском семьи эвпатридов. Но всю жизнь он помнил о перенесённом страхе. Этот случай остался в его памяти как позорная душевная вспышка.
Отец не укорял его, скорее шутил:
– Ты бежал как Полиместор!
Улыбка пряталась в иссиня-чёрной бороде.
– Полиместор?
– Да. Это наш олимпионик, победивший в беге на один стадий лет двадцать назад. Раньше он был пастушком и бегал наперегонки с зайцами. Я знаком с ним, познакомлю как-нибудь и тебя.
В тот день они узнали, что произошло по воле Фрасибула после его ночного прихода в их дом. Воины нашли того, кого искали. Нашли и ослепили. И всю семью, кто его скрывал, тоже ослепили.
Одно время над Милетом властвовали базилевсы из рода Нелеидов. С последним из них соперничал Фрасибул, которого поддерживал демос и охлос. Под любым измышлённым предлогом головорезы Фрасибула могли ворваться в дома милетян и учинить расправу.
Но кроме смутных бывают и более спокойные времена. Город Милет жил цветущей мирной жизнью, славясь пшеницей, шерстью, вином, тканями, изящной мебелью. Поля тянулись за стенами, за ними зеленели сочные пастбища, фруктовые рощи и виноградники. Там находились и земельные владения отца Фалеса, эвпатрида Эксамия из рода Фелидов, ведущего своё происхождение, как считалось, от финикийского царя Кадма.
Милет раскинулся под лазурным небом, господствуя над морским заливом. Единственный из древних городов, он строился по строгому плану. Прямоугольные дома из маленьких квадров гнейса, мрамора или известняка смотрелись друг в друга через проезды шириной в пять-шесть шагов, замощённые камнем и битой черепицей, с пешеходными дорожками по бокам. Жилые кварталы стояли отдельно от общественных мест с храмами, гимнасиями, театрами, булевтерием, торговыми складами. Два рынка, северный и южный, ломились от товаров и полнились роями покупателей.
В доме Фалеса рабов посылали купить что-нибудь съестное. Увязавшись за ними, мальчик приходил на площадь, где нередко недалеко от фонтана с его прохладными струями слушал Фокилида, любимца Милета.
– Вот вам ещё Фокилидово слово… – так всегда начинал декламацию поэт с цветочным венком на челе и четырёхструнной кифарой в руках, иной раз обнимая картинно статую коры, стоящую вместо колонны на входе в здание булевтерия.
Всем сердцем Фалес одобрял мысль Фокилида, что маленький город на скале, но с хорошими порядками лучше безумствующей Ниневии. Безумие… Что может быть отвратительнее безумия? И что может быть величавее человеческого разума, сравнимого с разумом богов?
В стихах Фокилид советовал согражданам заботиться о полях, избегать займов у дурных людей и сначала добиваться средств к жизни, а затем уже думать о добродетели. Наибольших благ он желал в городе «средним», ни во что не ставя знатность.
Что за польза от знатного рода
Тем, у кого ни в словах обаяния нет,
ни в совете?
Стихи Фокилида до глубины души трогали слушателей сочетанием мужества и тонкой шутки. Всех женщин он разделял на четыре племени: произошедших от собаки, пчелы, кобылицы и свиньи. Предпочтение в женитьбе советовал отдавать женщинам-пчёлам. Но больше всего юноше полюбилось двустишие, равного которому по очаровательной насмешливости он не знал во всей последующей жизни:
Все леросцы – не тот или этот –
Все, кроме Прокла, лгуны; впрочем,
леросец и он.
Подрастающий Фалес смотрел на мир не так, как большинство, для которых всё будто само собой разумеется. Ему хотелось постигнуть непостижимое. Зачем существует небо, звёзды, Луна? Почему тепло идёт сверху днём и прячется ночью? Чем люди отличаются от богов? И откуда взялись боги? Есть ли у земли границы? Почему вода тушит огонь? Что есть мысль?
Обе милетские бухты защищали от морских бурь несколько островков. В две гавани то и дело заходили корабли. Бронзовотелые рабы с грузами на плечах сновали в порту. Поодаль от порта, где берег безлюден, Фалес купался под присмотром верных слуг.
Играя, к нему подплывала стайка весёлых дельфинов. Самого, как чувствовалось, молодого из них мальчик почитал своим другом и назвал Полиместором. И всегда тосковал, когда долго не видел его.
Двенадцать лет прожил Фалес, когда пришла весть о Ниневии. Милет ликовал. Разгромлено логово кровожадных львов! Гибель поразила чудовищный город! Ойкумена избавилась от беспощадного зла!
* * *
Ассирия всегда угрожала Милету. И теперь она пала. Но на следующий год беда пришла с другой стороны: на Милет обрушилась Лидия. Это богатейшее государство, чеканившее монеты из электра, соседствовало с Милетом на севере.
Войско лидийцев всегда сопровождало множество музыкантов и женщин, способных радовать воинов своим телом. А страх на противников нагоняли искусные лучники и конница, вооружённая длинными копьями.
Один за другим покоряла Лидия ионийские города. Милет отсиживался за толстыми стенами. Осада ему не грозила благодаря свободе с моря. Поэтому лидийцы, приходя к осени, жгли посевы, рубили фруктовые деревья и уходили. Дома сельских жителей они не разрушали, вероятно, потому, что карийское крестьянское население, покорённое в своё время милетянами, было родственно лидийцам по крови.
Одиннадцать лет подряд длились набеги. Затем тиран Фрасибул сумел заключить мир.
Он поседел за годы правления. Из опасения за собственную жизнь выходил к народу только с нарядом телохранителей, державших на поводках огромных чёрных псов. Время от времени разоблачал заговоры против себя и казнил врагов. Демос поддерживал его, так как Фрасибул отнял земли у эвпатридов, наделив ими малоимущих, и отменил долговое рабство. Стало быть, и семейство Фалеса, лишившись многого, приблизилось к «средним».
Повзрослевший Фалес занимался морской торговлей и путешествовал. Но торговал и путешествовал он не только ради денежных прибылей. Его всецело поглощала тяга к знаниям.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. СУДЬБА ИУДЕИ
1
По обычаю иудеев, перед тем как готовить мясо животного в пищу, из него тщательно выпускалась вся кровь. «Душа всякого тела есть кровь его: всякий, кто будет есть её, истребится» (Лев. 17:14). Земля во дворе Иерусалимского храма глубоко пропиталась кровью. В храм вереницами приводили крупный и мелкий скот для жертвенного сожжения. Ноздри Яхве приятно щекотал благоухающий дым. Дров левиты не жалели.
Для жертв выбирались красивые упитанные самцы – быки, козлы, бараны. Хозяин возлагал руку на голову тельца, очищаясь тем самым от грехов, и закалывал его, свежевал, резал на части. Левиты, сыны Аароновы, набрав крови в сосуды, окропляли ею жертвенник. Голову и жир они сразу раскладывали на дровах, внутренности и ноги ополаскивали водой и тоже сжигали. Бывало, что кто-нибудь приносил молодого голубя, которому перед сожжением сворачивали шею.
В особый общий день очищения грехов к храму приводили двух козлов. Священник бросал жребий. Одному из животных выпадало заклание, другому – удаление в пески. «И возложит Аарон обе руки свои на голову живого козла, и исповедует над ним все беззакония сынов Израилевых, и все преступления их, и все грехи их, и возложит их на голову козла, и отошлёт с нарочным человеком в пустыню: и понесёт козёл на себе все беззакония их в землю непроходимую…» (Лев. 16:21).
Этот обычай евреи позаимствовали у вавилонян, которые складывали на козлов болезни, несчастья, вину за проступки. Начало же поклонения Богу Яхве уходит в прошлое по меньшей мере на тысячу лет от царя Соломона и приводит к шумерам и городу Угариту, уничтоженному халдеями за тысячу семьсот лет до рождения Христа.
Седобородый угаритский бог Илу восседал на заоблачном троне, который поддерживали керубы (херувимы). Жену Илу звали Ашера. Илу – Вечный Отец, Творец всех созданий, Создатель богов, Скачущий на облаке – мог принять облик быка. Племянник Илу Балу, рождённый от брата Илу Дагану, больше известен как Баал (Ваал) – громовержец и дожденосец, боровшийся с братом Муту, насылавшим жару и засухи. От «Илу» – имена Иегудиил, Самуил, Даниил…
Иудеи по достоинству оценили философскую глубину шумерского сказания-притчи о боге Энки, жившем в саду вечного блаженства на островах Дильмун. Ни смерти, ни старости, ни лютости зверей не было там. Хотя существовали и явления, претившие идеалу. Богиня чистоты Нинсикила родила от Энки несколько дочерей. Она имела и детей-растения. За супружескую неверность и поедание детей-растений Нинсикила наслала на Энки восемь болезней. Сжалившись, сама же мужа и целила, а из его больного ребра родила дочь Нинти, которая и вылечила Энки. «Нинти» – «сделанная из ребра» и «дающая жизнь», как и еврейская Хавва (Ева). Притча об Энки говорит о том, что познание добра и зла ставит человека на одинаковую высоту с богами, давая ему бессмертие. Энки и Нинсикила покинули Дильмун, и там поселился благочестивый старец.
Змей и древо вечной жизни встречаются в эпосе о Гильгамеше: один из богов, не желая Гильгамешу бессмертия, вынырнул из воды в облике Змея и вырвал у него добытое им растение.
Ут-Напиштим рассказал Гильгамешу о Потопе, длившемся семь дней. Ут-Напиштим спасся в ковчеге. Он трижды выпускал птиц, чтобы узнать о близости суши. Ковчег прибило к горам страны Урарту (Урарат, Арарат). Богиня Иштар вознесла к небу дугу своего ожерелья… В отличие от Ноя Ут-Напиштим брал с собой «семя всякой жизни», в то время как Ной сумел вместить в судно всякой твари по паре…
С течением многих лет пути Баала и национального Бога иудеев резко разошлись. Яхве, он же Саваоф, непримиримо противопоставил себя Баалу. На самом деле Яхве не имел никакого имени. Если «Саваоф» означает «всё воинство» и косвенно указывает на Бога, то «Яхве» – «я существую», «я есмь сущий». У иудеев запрещалось произносить имя Бога. Только один раз в год его мог произнести первосвященник, уединившись в святая святых храма. «Господь» – так привычнее всего именовали Всевышнего, который обитал в облаках.
Но, кажется, ни один народ в мире не имел с Богом прямых контактов, кроме евреев. И он являлся пред ними не добродушным старцем, а в огне, с грохотом и дымом, вселяя ужас. Первая известная встреча описана в Исходе, в главе 3.
Моисей, пасущий овец, зашёл далеко в пустыню. Он увидел горящий терновник и, дивясь, почему куст не сгорает, подошёл ближе.
– Моисей! Моисей! – послышалось из пламени.
– Вот я! – опешил пастух.
– Не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая.
Услышав, что зовёт его Бог, Моисей в страхе закрыл руками лицо.
Бог сообщает пастуху о его миссии – выводе сынов Израилевых из Египта. А Моисей не знает, Кто его посылает в Египет, как зовут Того, Кого, собственно, он давно должен был бы знать, так как сам упоминает Бога отцов.
– Вот, я приду к сынам Израилевым и скажу им: «Бог отцов ваших послал меня к вам». А они скажут мне: «Как ему имя?» Что сказать мне им?
– Я есмь сущий (Яхве). Так скажи сынам Израилевым: «Сущий послал меня к вам…» Вот имя Моё навеки и памятование обо Мне из рода в род.
* * *
В 592 году до нашей эры сын священника Вузии Иезекииль, живший в селении пленных иудеев на реке Ховар, увидел явление Бога в клубящемся огне и сиянии. Огромный летающий агрегат с колёсами, крыльями и животными, отдалённо напоминающими людей (у каждого четыре лица и четыре крыла), – такой облик явил Бог.
На протяжении двух десятилетий Иезекииль обличал соплеменников в неверии и призывал народ к возрождению национальной жизни. У него в доме устраивались собрания местных иудеев. Они открывали дверь, входили, совершали ритуальные действия с мезузой (это канделябр для свечей, напоминающий тот, что стоял в храме, – его халдеи увезли в Вавилон) и видели перед собой человека с чёрной коробочкой тфиллина на оголённом черепе.
Подобные дома собраний стали прообразом будущих синагог.
2
Иудея того времени жила тёмной и недружной религиозной жизнью. Часть народа почитала пожирателя младенцев Ваала и матерь богов Астарту, дарующую плодородие. Другая часть поклонялась Саваофу-Яхве и приходила на собрания в Иерусалимский храм, построенный царём Соломоном. Многие не видели особой разницы между тем и этим и наивно старались уважать все известные им небесные силы.
Хотя в стране, разумеется, существовали законы, они часто нарушались неправедными судьями в пользу богатых и злых. Из-за безнаказанности народ погрязал в пороках вроде пьянства, воровства, содомского греха и прелюбодейства. Пророки гневно обличали разврат, злодейство, беззаконие и неверие в Бога. При этом на языке иудеев пророки, безумцы и преступники именовались одним и тем же словом. К тому же то и дело появлялись и лжепророки, предсказания которых никак не сбывались.
Пророк Наум верил в спасение верных Яхве иудеев в грядущих событиях. Зато грозная участь ожидала высокомерных и безбожных ассириян. Гибель послал на них Господь. Всесвятый, всемогущий, всеправедный Бог всегда приводит в исполнение свои определения – милостивые к богобоязненным и карающие к нечестивым. Хотя сумятица международных отношений не всегда подтверждала убеждение Наума.
* * *
Царь Иосия уничтожил в стране все языческие капища, которых насчитывалось более трёхсот. Души иудеев теперь объединял храм с его священниками. По большим праздникам в Иерусалим стекались люди отовсюду с иудейской земли. Необычайно много их собиралось на празднике Суккот – празднике Кущей, когда после сбора урожая стояла унылая, дождливая пора. Люди несли с собой смоквы (инжир), виноградные кисти, стручки гороха и прочие дары земли. Столы с угощением ставились под открытым небом. Над ними сплетали ветви деревьев, увивали их плющом. Строились шалаши, в которых евреи вкушали пищу, как бы вспоминая об Исходе из Египта. Радость разливалась вокруг, играла на лицах, как того требовал праздник. С фиговыми ветвями в руках входили иудеи внутрь храма, где левиты свистели в дудочки и щипали струны кифар, отбивая такт тимпанами. А первосвященник на котурнах и в длинном белом одеянии, оленьей шкуре, вышитой золотом, в лидийской митре на голове, звеня колокольчиками, нашитыми на одежду, окроплял алтарь водой, чтобы небо не скупилось на дожди. И радость, радость, музыка веселья обнимала всё вокруг.
Но Иоаким, воцарившийся после гибели отца, восстановил капища язычников. Сам он считался нечестивцем и развратником, проводившим время в оргиях и преждевременно постаревшим в свои годы (от тридцати до сорока). Ему пришлось испытать потрясение и великую горечь, увидев, с каким аппетитом Навуходоносор пожирает окружающие Иудею княжества и города, как легко он захватывает Заречье (Заиорданье). Иоаким жаждал
возрождения Египта, под властью которого жилось легче. Когда Навуходоносор после битвы с Нехо в Египте отступил с остатками войска, многие народы возликовали. Счастливым себя почувствовал и царь Иудеи. С Вавилоном, понял он, покончено. Поэтому Иоаким отказался от выплаты Навуходоносору дани.
Тогда все в Иерусалиме знали Иеремию, странного человека, не имеющего семьи и ходившего с ярмом на шее, которое означало, что Иудея должна покориться Вавилону. Ибо так велит Господь.
Иеремия утверждал, что Бог сделал его пророком и через него вещает истину. Прямо в храме перед толпой собравшихся он обличал и народ, и священников, которые проповедуют от имени Бога, но сами увязли в грехах:
– Крадёте, убиваете, прелюбодействуете, клянётесь во лжи, кадите Ваалу!..
На внимающих ему это не так уж сильно действовало. Пророк же подводил к тому, что Иоакиму предстоят зловещая смерть и позорное погребение. И всем иудеям не будет спасения. Погибнет Иерусалим. Однако Бог может отменить наказание, если иудеи подчинятся его воле. А воля в том, чтобы надеть вавилонское ярмо.
Услышав такое – жестокое для страны и немыслимое для царя, – толпа обезумела от возмущения. Пророка схватили, требуя от людей знати смертного приговора для него. В разжигании народного гнева преуспевали священники. Ураган проклятий носился над головой Иеремии, бесчисленные кулаки, сжатые в неистовой злобе, потрясались над ним.
Он, однако, держался смиренно и твёрдо:
– Делайте что хотите! Но если убьёте меня – прольёте невинную кровь. И будете отвечать перед Тем, Кто повелел сказать вам то, что я сказал.
Князья иудейские, за которыми послали, пришли, сели у входа в храм и прислушались к речам, посмотрели на Иеремию. Они отказались вынести смертный приговор. Только Богу дано знать, от Его ли имени этот человек говорит.
Тогда священники уговорили князей и царя на расправу с пророком Урией, который тоже обличал грехи народа и предрекал гибель Иерусалима. Урия скрылся в Египте. Его нашли (благодаря фараону Нехо), доставили в Иерусалим, прилюдно обезглавили и выбросили тело за городские ворота.
Иеремия продолжал стоять на своём. Его заключили в темницу. На свидания к нему приходил молодой, богатый, образованный Варух, проявляя великое сочувствие. Он записал мысли пророка на огромный папирусный свиток длиной в восемнадцать локтей (девять метров), который через знакомых Варуху придворных людей был зачитан перед царём в зябком декабре 604 года до нашей эры.
Иоаким сидел в покоях, отделанных кедром, слоновой костью и золотом. Он грел руки над огнём жаровни и мрачно слушал чтеца. Прочитанные куски свитка царь сам отрезал ножом и бросал в огонь. Свиток оказался бесполезным для его слуха.
Через три года, как гнев Божий, под стенами иудейской столицы появился Навуходоносор. Ворота перед его войском стояли открытыми настежь. Иоаким сам вышел навстречу с дарами и смирением во всём облике. Он изъявлял полную покорность и обещал выплату дани. Но в тот же день обезглавленное тело Иоакима за стенами города грызли голодные собаки.
* * *
На царский трон Навуходоносор посадил восемнадцатилетнего сына казнённого Иоакима Иехонию. Это кажется невероятным, но и Иехония, несмотря на грустную отческую судьбу, продолжал политику строптивости по отношению к Вавилону.
Через три месяца Навуходоносор вновь прибыл в Иерусалим. Наверное, этот могущественный царь устал верить людям. Поэтому шестую часть жителей иудейской столицы он отправил в Вавилон. Число пленённых подсчитано до одного человека: две тысячи триста двадцать три, во главе с Иехонией, многими знатными людьми, священниками и включая лучших мастеров по ремёслам. Влача на повозках с осликами своё имущество, длинная вереница пленных отправилась в долгий путь. Среди этих людей, чувствовавших себя несчастными, собрался в дорогу и юный Иезекииль.С печалью в глазах смотрел вслед уходящим Иеремия, так и не снявший с себя ярмо.
ПОСТИЖЕНИЕ МИРА
Историческая повесть-эссе
Предисловие
Милетянин Фалес стал первым, кто открыл эру подлинной философии на Земле. Его мысль о воде как первооснове вещества явилась скачком в научную абстракцию. Убеждение в том, что «боги находятся всюду», привело к замене сказочных персонажей философским идеализмом.
В древности Фалес почитался как выдающийся математик. Теперь невозможно сказать, внёс ли он что-либо своё в конкретную математику или был лишь передаточным звеном от учёных халдеев. Однако его признанной великой заслугой явилось понятие «доказательство».
Идея доказательства фундаментальна. Она касается не только философии, науки и техники, но и логического принципа бытия нашей цивилизации, иудео-христианской по общности исторического развития.
Ввиду безусловного теоретического противоречия между иудейством и христианством союз Ветхого и Нового Заветов, возникший по неведомой нам исторической воле, представляется парадоксом хотя бы потому, что жестокий бог Саваоф стал вдруг отцом так непохожего на него Иисуса. И удивительно то (говоря нам об этой воле истории), что ещё за пять столетий до пришествия Христа два пути, иудейский и греческий, шли параллельно друг другу и физически близко, чтобы неожиданно пересечься в первые века новой эры.
Пророк Иезекииль, один из создателей Торы (Ветхого Завета), и рациональный философ Фалес жили в одно время. Фалес был лишь на несколько лет старше Иезекииля. Оба они, не подозревая о себе в качестве деятелей, взаимно определявших будущее человечества, примерно в одни и те же годы были жителями Вавилона.
В широком смысле сценой их жизни стала Малая Азия, в то время (да и до сих пор) котёл с кровавым варевом мировых событий. В битвах царей и народов, жестокостях и зверствах, разгроме и уничтожении целых городов и государств, отчаянии и скорби живущих с неизбежностью рождались идеи конца времён и бессмертия души, греха, вины и небесного возмездия за зло.
В VII–VI веках до нашей эры в борьбу за господство (или выживание) было втянуто много стран: Ассирия, Египет, Вавилон, Мидия, Лидия, Греция, Иудея, Финикия. И только греки дали миру философию и науку, за две с половиной тысячи лет развившуюся до разгадок строения атомного ядра, чёрных дыр в космосе, ДНК и микроорганизмов.
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ГИБЕЛЬ НИНЕВИИ
1
Несметно богатая Ниневия, столица Ассирии, раскинулась под солнцем дворцами, садами, храмами в окружении неприступных стен. Город пронизывали хрустально чистые воды реки, проходя сквозь стены через речные ворота.
Сорок один год царствовал в Ассирии Ашшурбанапал. Долго не знал он покоя. С разных сторон вскипала опасность, колебля империю. Безжалостной силой крушил царь врагов, добром и милостью упреждал набеги.
На границе с пустыней тучами нависали разбойничьи племена арабов, которые примыкали помыслами к мятежному Вавилону. Брат Ашшурбанапала Шамаш-шумукин, сидевший на вавилонском троне, копил войска для удара в спину. Волновался Египет, не забывающий о своей былой мощи. С севера несметной ордой наступали киммерийцы, грозя затопить собой всю вселенную. И неукротимо восставал не раз разорённый и повергнутый в прах Элам, друживший с Мидией.
Когда Элам поразила засуха, Ашшурбанапал спас жителей его зерном из собственных закромов. Они всё равно восстали. Воины Ассирии уничтожили их главные города. Прах царей выкопали из могил и увезли в Ассирию. Но прошло немного лет – и снова пошёл против Ассирии Элам.
К тому времени, однако, Ашшурбанапал усмирил всех прочих, дерзнувших подняться против него. Помог союз со скифским царём Мадием, за которого Ашшурбанапал выдал свою дочь. Скифские воины-волки отогнали прочь киммерийцев, захватили Мидию.
И благодарный богам Ашшурбанапал со всей страстью обрушился на непокорных. Власть Ассирии признал Египет. Шамаш-шумукин, брат, сам бросился в жар пылающего дворца в Вавилоне. Его приближённых ассирийцы казнили.
Элам был залит кровью. Его столица Сузы пала. Ашшурбанапал отпраздновал триумф. Четыре пленных царя, взнузданных через носы, влекли его триумфальную колесницу. Вся вселенная простёрлась под властью царя царей – Ашшурбанапала.
Он любил вкушать пищу в саду вместе с царицей. Евнухи овевали их взмахами опахал. Голова последнего эламского царя висела на дереве. Даже сладостные образы красавиц гарема не могли сравниться для повелителя с видом бородатой головы, навеки умолкшей.
Военные походы обходились без участия Ашшурбанапала. Лишь однажды он отправился на войну, когда усмиряли Элам. Тогда ему показали камень с выбитой надписью. Царь знал три языка, владел клинописью. Но не мог перевести надпись, сделанную до Потопа. В глубоком благоговении молчал Ашшурбанапал возле камня. И все наибольшие люди, сопровождавшие его в походе, стояли в отдалении от царя и тоже смотрели на камень. Священная надпись, не дававшаяся переводу, волновала их.
Потоп разделил вселенную надвое. Мир до извержения вод был и прост, и величав, и праведен, как племя почтенных отцов и сыновей, их достойных. Каждый, кто ходил по земле, носил в себе печать благородной мудрости. Теперь же земля не та, народ стал низок. Бесславием дышало время, упала власть богов бессмертных. И тучи демонов спешили делать зло.
Ашшурбанапал знал многое, больше других царей Ассирии, потому что с детства его готовили к посвящению в жречество. Боги решили по-другому. Это мать его, ведомая богами, добилась того, что он стал царём, а не брат от другой матери – Шамаш-шумукин.
Ашшурбанапал собрал в Ниневии огромную библиотеку из глиняных табличек. К исходу жизни он в стихах жаловался богам на судьбу и телесные недомогания:
Богу и людям, живым и мёртвым, я делал добро.
Почему же болезнь, и сердечная скорбь,
И погибель, и бедствие
Привязались ко мне?
В государстве война без конца, а в доме раздор.
На меня ополчается смута
И зловредные сплетни.
Тела болезнь и настроенье дурное
Гнут к земле фигуру мою.
Среди вздохов и стонов
Провожу дни свои…
* * *
Пятнадцать лет минуло с тех пор, как Ашшурбанапал удалился в мир духов. Всё с бóльшим трудом отбивалась Ассирия от восстающих против неё.
Решающие дни настали, когда к Ниневии подступили царь Вавилона Набопаласар и царь Мидии Киаксар в союзе со скифами. Халдей Набопаласар служил ранее военачальником у ассирийцев, а вавилонская знать выдвинула его гла-вой сопротивления ассирийскому владычеству. С Киаксаром он породнился, женив царевича Навуходоносора на мидийской царевне. Данник скифов Киаксар уговорил царя Мадия помочь в их с Набопаласаром походе, соблазнив небывалой добычей. И сейчас эти дикие воины с пучками скальпов на боку посылали свистящие стрелы в защитников крепости.
Осаждённые не проявляли боязни, веря в мощь укреплений. Но случилось не так, как они думали. Их враги ворвались в город по сухому дну реки, отведя её в выкопанный ров.
Небо затмилось дымом пожаров. Женщины павшей столицы огласили воздух визгами ужаса. Людей простых и людей знатных обращали в рабов и делили между собой. Награбленное имущество не поддавалось исчислению. Стервятники заполонили высь и натужно хлопали крыльями, сыто поднимаясь с земли. Вскоре над бывшим средоточием жизни застыла тишина песков. Весь освобождённый мир радовался.
2
Фараон Нехо Второй, могучий телом, с тёмным отливом кожи, не чувствовал радости. Он погрузился в тревожные думы. Ранее Ассирия смотрела на Египет как на желанную добычу. Но ничего хорошего и от победившей её Вавилонии ждать тоже не приходилось. Её могущество грозило опасностью для Египта, от древнего процветания которого осталось не так уж много.
Сирия и Палестина платили дань земле фараонов. Египет наращивал достояние торговлей, используя корабли Финикии и её мореходов. Фараон не жалел жизней рабочих, копавших канал для перехода судов из Нила в Красное море. Люди умирали тысячами и десятками тысяч. Но канал обогатил бы страну. А если Вавилон захватит Азию… Нет! Ассирия зашаталась, однако ещё не пала. Надо выйти ей на помощь…
Нехо знал, что войны с Вавилоном не избежать. Его армия, набранная из египетских воинов, ливийцев, нубийцев, лидийских лучников и греческих наёмников, двинулась к городу Харрану, где ассирийцы осаждали вавилонский гарнизон.
Углубившись в бывшие ассирийские владения, армия дошла до города Мегиддо. Здесь фараон пришёл в изумление, когда ему сообщили, что далее путь перекрыло иудейское войско во главе с царём Иосией, которого, видно, Набопаласар заставил сделать то, чего он не посмел бы сделать сам. Египтяне попросили уйти нежданно возникшего противника. Иосия не дрогнул и отказался открыть путь через узкую долину, стиснутую грядами гор (где, кстати, будущий Иоанн Богослов предрёк Армагеддон).
Тогда фараон приказал смести иудейское войско. Сражение продлилось недолго. Иосия упал с пронзившей шею стрелой. Иудеи побежали. Тело раненого царя тряслось на колеснице. И вскоре дух его предстал перед богом Яхве.
Подойдя к Харрану, Нехо увидел грозные рати вавилонян и мидян, поспешивших на выручку своему гарнизону, и повернул назад, не приняв боя. С этого момента Ассирия окончательно перестала существовать (609 год до н. э.).
Фараон укрепился в Сирии. Он вызвал к себе Иохаза, сына Иосии, и отправил в Египет, не увидев в нём достойного царя Иудеи. Иоакама, другого сына Иосии, он назначил царствовать. Дань положили на Иудею в сто талантов серебра (три тонны) и один талант золота (тридцать килограммов).
Тем временем Набопаласар передал командование воинскими силами сыну и отбыл в Вавилон. Два года царевич Навуходоносор рассеивал по пустыне арабов и ещё два года боролся с Нехо за переправы через Евфрат.
В конце мая 605 года до нашей эры близ древнего торгового города Каркемиш прогремела историческая битва. Египтяне расположились под городскими стенами. Вавилоняне преодолели ширь Евфрата и бросились на них в атаку. Ища спасения, войско Нехо лавиной покатилось в город. Но преследователи вбежали в ворота вместе с ними. Город окутался дымом пожаров. Дома на улицах рушились в ожесточении схваток. Вновь египтяне ударились в паническое бегство, отступая в чистое поле. Вавилоняне настигали их и убивали толпами.
До конца лета длилось преследование. От полного истребления армию Нехо спасла смерть Набопаласара, о которой царевич узнал по зажигаемым друг за другом огням, в течение часа сообщившим о новости через расстояние двухнедельного караванного перехода.
Навуходоносору следовало спешить в Вавилон, где, как он понял, против него сплёлся заговор знати, не желавшей поклоняться наследнику трона. Взяв с собой заложников от покорённых земель и приняв дары с изъявлениями покорности (в том числе и от Иудеи), царевич с отрядом воинов поскакал туда, где решалась судьба мира.
Через четыре года новый вавилонский царь вторгся в египетские пределы, пытаясь железной рукой сдавить горло единственного сильного врага. Нехо встретил его с мужеством отчаяния. Сравнимое с россыпью звёзд на небе полегло число воинов с обеих сторон. Царь халдейский отступил. Он задумался о причине своей неудачи и решил многократно умножить число колесниц.
Нехо теперь не спешил обращаться мыслями к утерянной Сирии и терзаемой отрядами Вавилона Финикии. Сил на борьбу с могучим царством Навуходоносора не хватало. Мысли фараона занимал канал из Нила в Красное море. Его вообще интересовало, где находится конец земли, если плыть вдоль неё на юг. С именем Нехо Второго связано в истории плавание финикийских моряков вокруг Африки, свершённое по его повелению.
ГЛАВА ВТОРАЯ. ХИТРОУМНЫЕ ГРЕКИ
1
До того как Гомер описал осаду Трои, а Гесиод – труды землепашцев, лет четыреста ойкумена пребывала в тяжёлом помрачении, сравнимом с медленным угасанием жизни. Многие цветущие некогда города лежали в руинах, заброшенные людьми. Запустевали торговые пути. На морских побережьях хозяйничали пираты. Из-за горизонта моря приплывали воины неведомых народов, их набеги разоряли земли. Рушились державы, такие как египетская и хеттская. И никто не знает истинных причин всеобщего бедствия. Время от времени с титаническим рёвом и грохотом пробуждались вулканы, отправляя в пучины вод целые куски суши, застилая дымом и пеплом свет солнца. Может, они и стали причиной тяжёлых испытаний человечества?
С упадком хеттов и египтян вперёд выдвинулась жестокая, вооружённая железными мечами Ассирия, родилась маленькая, зато полная воинственности Иудея. Но в VII веке до нашей эры обе эти страны были попраны Вавилоном.
Греция в это время, как и остальной мир, выходила из оцепенения тёмных веков. И то, чего эллины добились далее, позднейшие учёные назвали «греческим чудом», которое, как теперь кажется, не могло не произойти, чтобы привести человечество к нынешней цивилизации. Следует признать, что демократизм греков, так же как их Логос, их познавательная гениальность, дерзавшая бросить вызов богам, присутствовали прямо в их крови. Никаких других возможных объяснений того и другого не обнаруживается.
В полисах Греции бурлила общественная жизнь. И если в поэмах Гомера особая роль отводилась хитроумному Одиссею, то реальная жизнь Афин выдвинула не менее хитроумного Солона. Этот муж царского рода многое сделал для демоса, отменив старые долги и долговое рабство.
Известно, как благодаря ему решилась борьба за остров Саламин. Чтобы обладать им, афиняне безуспешно воевали с Мегарами и настолько устали от войны, что издали закон, запрещающий звать сограждан к продолжению борьбы. И с удивлением наблюдали они за сошедшим с ума Солоном, бегавшим на городской площади. Но, когда он прочитал пламенную элегию «Саламин», все поняли, что сумасшедшим поэт притворялся. Солон возглавил победную военную экспедицию на остров, без владения которым Афины не стали бы теми Афинами, какие мы знаем.
Десять лет Солон путешествовал, бывал в Лидии, встречался с египетскими жрецами. Один из них поведал ему об Атлантиде.
По возвращении из странствий Солону пришлось вступить в политическое противоборство c Писистратом, который рвался к тиранической власти (да и преуспел в этом). Солону, жившему идеей благозакония, тирания претила. Он верил в благое водительство богов и их власть над человеческими судьбами. Боги накажут человека или его потомков, если он наживёт богатство неправедным путём.
2
Фалес ещё не вышел из возраста, когда учатся читать и писать. Однажды среди ночи его разбудили и привели на страшное действо. В зале горели домашние светильники, а также факелы в руках людей, защищённых доспехами. От них на стенах двигались великаньи тени. Главный из этих людей говорил очень сурово.
– Поклянись, что ты не прячешь в своём доме… – Он назвал имя.
В глубине зала стоял бледный, но спокойный отец Фалеса.
– Клянусь, – отвечал он.
– Поклянись жизнью сына.
Воин, стоявший рядом с мальчиком, занёс меч над его головой. Отец вскинул на сына глаза. Фалес обезумел от испуга. Он сделал скачок к двери, которую загораживал воин, и проскользнул под его рукой, схватившей пустоту.
Фалес слышал гогот за спиной и не слышал, как тихий голос произнёс:
– Клянусь.
Никто не гнался за юным отпрыском семьи эвпатридов. Но всю жизнь он помнил о перенесённом страхе. Этот случай остался в его памяти как позорная душевная вспышка.
Отец не укорял его, скорее шутил:
– Ты бежал как Полиместор!
Улыбка пряталась в иссиня-чёрной бороде.
– Полиместор?
– Да. Это наш олимпионик, победивший в беге на один стадий лет двадцать назад. Раньше он был пастушком и бегал наперегонки с зайцами. Я знаком с ним, познакомлю как-нибудь и тебя.
В тот день они узнали, что произошло по воле Фрасибула после его ночного прихода в их дом. Воины нашли того, кого искали. Нашли и ослепили. И всю семью, кто его скрывал, тоже ослепили.
Одно время над Милетом властвовали базилевсы из рода Нелеидов. С последним из них соперничал Фрасибул, которого поддерживал демос и охлос. Под любым измышлённым предлогом головорезы Фрасибула могли ворваться в дома милетян и учинить расправу.
Но кроме смутных бывают и более спокойные времена. Город Милет жил цветущей мирной жизнью, славясь пшеницей, шерстью, вином, тканями, изящной мебелью. Поля тянулись за стенами, за ними зеленели сочные пастбища, фруктовые рощи и виноградники. Там находились и земельные владения отца Фалеса, эвпатрида Эксамия из рода Фелидов, ведущего своё происхождение, как считалось, от финикийского царя Кадма.
Милет раскинулся под лазурным небом, господствуя над морским заливом. Единственный из древних городов, он строился по строгому плану. Прямоугольные дома из маленьких квадров гнейса, мрамора или известняка смотрелись друг в друга через проезды шириной в пять-шесть шагов, замощённые камнем и битой черепицей, с пешеходными дорожками по бокам. Жилые кварталы стояли отдельно от общественных мест с храмами, гимнасиями, театрами, булевтерием, торговыми складами. Два рынка, северный и южный, ломились от товаров и полнились роями покупателей.
В доме Фалеса рабов посылали купить что-нибудь съестное. Увязавшись за ними, мальчик приходил на площадь, где нередко недалеко от фонтана с его прохладными струями слушал Фокилида, любимца Милета.
– Вот вам ещё Фокилидово слово… – так всегда начинал декламацию поэт с цветочным венком на челе и четырёхструнной кифарой в руках, иной раз обнимая картинно статую коры, стоящую вместо колонны на входе в здание булевтерия.
Всем сердцем Фалес одобрял мысль Фокилида, что маленький город на скале, но с хорошими порядками лучше безумствующей Ниневии. Безумие… Что может быть отвратительнее безумия? И что может быть величавее человеческого разума, сравнимого с разумом богов?
В стихах Фокилид советовал согражданам заботиться о полях, избегать займов у дурных людей и сначала добиваться средств к жизни, а затем уже думать о добродетели. Наибольших благ он желал в городе «средним», ни во что не ставя знатность.
Что за польза от знатного рода
Тем, у кого ни в словах обаяния нет,
ни в совете?
Стихи Фокилида до глубины души трогали слушателей сочетанием мужества и тонкой шутки. Всех женщин он разделял на четыре племени: произошедших от собаки, пчелы, кобылицы и свиньи. Предпочтение в женитьбе советовал отдавать женщинам-пчёлам. Но больше всего юноше полюбилось двустишие, равного которому по очаровательной насмешливости он не знал во всей последующей жизни:
Все леросцы – не тот или этот –
Все, кроме Прокла, лгуны; впрочем,
леросец и он.
Подрастающий Фалес смотрел на мир не так, как большинство, для которых всё будто само собой разумеется. Ему хотелось постигнуть непостижимое. Зачем существует небо, звёзды, Луна? Почему тепло идёт сверху днём и прячется ночью? Чем люди отличаются от богов? И откуда взялись боги? Есть ли у земли границы? Почему вода тушит огонь? Что есть мысль?
Обе милетские бухты защищали от морских бурь несколько островков. В две гавани то и дело заходили корабли. Бронзовотелые рабы с грузами на плечах сновали в порту. Поодаль от порта, где берег безлюден, Фалес купался под присмотром верных слуг.
Играя, к нему подплывала стайка весёлых дельфинов. Самого, как чувствовалось, молодого из них мальчик почитал своим другом и назвал Полиместором. И всегда тосковал, когда долго не видел его.
Двенадцать лет прожил Фалес, когда пришла весть о Ниневии. Милет ликовал. Разгромлено логово кровожадных львов! Гибель поразила чудовищный город! Ойкумена избавилась от беспощадного зла!
* * *
Ассирия всегда угрожала Милету. И теперь она пала. Но на следующий год беда пришла с другой стороны: на Милет обрушилась Лидия. Это богатейшее государство, чеканившее монеты из электра, соседствовало с Милетом на севере.
Войско лидийцев всегда сопровождало множество музыкантов и женщин, способных радовать воинов своим телом. А страх на противников нагоняли искусные лучники и конница, вооружённая длинными копьями.
Один за другим покоряла Лидия ионийские города. Милет отсиживался за толстыми стенами. Осада ему не грозила благодаря свободе с моря. Поэтому лидийцы, приходя к осени, жгли посевы, рубили фруктовые деревья и уходили. Дома сельских жителей они не разрушали, вероятно, потому, что карийское крестьянское население, покорённое в своё время милетянами, было родственно лидийцам по крови.
Одиннадцать лет подряд длились набеги. Затем тиран Фрасибул сумел заключить мир.
Он поседел за годы правления. Из опасения за собственную жизнь выходил к народу только с нарядом телохранителей, державших на поводках огромных чёрных псов. Время от времени разоблачал заговоры против себя и казнил врагов. Демос поддерживал его, так как Фрасибул отнял земли у эвпатридов, наделив ими малоимущих, и отменил долговое рабство. Стало быть, и семейство Фалеса, лишившись многого, приблизилось к «средним».
Повзрослевший Фалес занимался морской торговлей и путешествовал. Но торговал и путешествовал он не только ради денежных прибылей. Его всецело поглощала тяга к знаниям.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. СУДЬБА ИУДЕИ
1
По обычаю иудеев, перед тем как готовить мясо животного в пищу, из него тщательно выпускалась вся кровь. «Душа всякого тела есть кровь его: всякий, кто будет есть её, истребится» (Лев. 17:14). Земля во дворе Иерусалимского храма глубоко пропиталась кровью. В храм вереницами приводили крупный и мелкий скот для жертвенного сожжения. Ноздри Яхве приятно щекотал благоухающий дым. Дров левиты не жалели.
Для жертв выбирались красивые упитанные самцы – быки, козлы, бараны. Хозяин возлагал руку на голову тельца, очищаясь тем самым от грехов, и закалывал его, свежевал, резал на части. Левиты, сыны Аароновы, набрав крови в сосуды, окропляли ею жертвенник. Голову и жир они сразу раскладывали на дровах, внутренности и ноги ополаскивали водой и тоже сжигали. Бывало, что кто-нибудь приносил молодого голубя, которому перед сожжением сворачивали шею.
В особый общий день очищения грехов к храму приводили двух козлов. Священник бросал жребий. Одному из животных выпадало заклание, другому – удаление в пески. «И возложит Аарон обе руки свои на голову живого козла, и исповедует над ним все беззакония сынов Израилевых, и все преступления их, и все грехи их, и возложит их на голову козла, и отошлёт с нарочным человеком в пустыню: и понесёт козёл на себе все беззакония их в землю непроходимую…» (Лев. 16:21).
Этот обычай евреи позаимствовали у вавилонян, которые складывали на козлов болезни, несчастья, вину за проступки. Начало же поклонения Богу Яхве уходит в прошлое по меньшей мере на тысячу лет от царя Соломона и приводит к шумерам и городу Угариту, уничтоженному халдеями за тысячу семьсот лет до рождения Христа.
Седобородый угаритский бог Илу восседал на заоблачном троне, который поддерживали керубы (херувимы). Жену Илу звали Ашера. Илу – Вечный Отец, Творец всех созданий, Создатель богов, Скачущий на облаке – мог принять облик быка. Племянник Илу Балу, рождённый от брата Илу Дагану, больше известен как Баал (Ваал) – громовержец и дожденосец, боровшийся с братом Муту, насылавшим жару и засухи. От «Илу» – имена Иегудиил, Самуил, Даниил…
Иудеи по достоинству оценили философскую глубину шумерского сказания-притчи о боге Энки, жившем в саду вечного блаженства на островах Дильмун. Ни смерти, ни старости, ни лютости зверей не было там. Хотя существовали и явления, претившие идеалу. Богиня чистоты Нинсикила родила от Энки несколько дочерей. Она имела и детей-растения. За супружескую неверность и поедание детей-растений Нинсикила наслала на Энки восемь болезней. Сжалившись, сама же мужа и целила, а из его больного ребра родила дочь Нинти, которая и вылечила Энки. «Нинти» – «сделанная из ребра» и «дающая жизнь», как и еврейская Хавва (Ева). Притча об Энки говорит о том, что познание добра и зла ставит человека на одинаковую высоту с богами, давая ему бессмертие. Энки и Нинсикила покинули Дильмун, и там поселился благочестивый старец.
Змей и древо вечной жизни встречаются в эпосе о Гильгамеше: один из богов, не желая Гильгамешу бессмертия, вынырнул из воды в облике Змея и вырвал у него добытое им растение.
Ут-Напиштим рассказал Гильгамешу о Потопе, длившемся семь дней. Ут-Напиштим спасся в ковчеге. Он трижды выпускал птиц, чтобы узнать о близости суши. Ковчег прибило к горам страны Урарту (Урарат, Арарат). Богиня Иштар вознесла к небу дугу своего ожерелья… В отличие от Ноя Ут-Напиштим брал с собой «семя всякой жизни», в то время как Ной сумел вместить в судно всякой твари по паре…
С течением многих лет пути Баала и национального Бога иудеев резко разошлись. Яхве, он же Саваоф, непримиримо противопоставил себя Баалу. На самом деле Яхве не имел никакого имени. Если «Саваоф» означает «всё воинство» и косвенно указывает на Бога, то «Яхве» – «я существую», «я есмь сущий». У иудеев запрещалось произносить имя Бога. Только один раз в год его мог произнести первосвященник, уединившись в святая святых храма. «Господь» – так привычнее всего именовали Всевышнего, который обитал в облаках.
Но, кажется, ни один народ в мире не имел с Богом прямых контактов, кроме евреев. И он являлся пред ними не добродушным старцем, а в огне, с грохотом и дымом, вселяя ужас. Первая известная встреча описана в Исходе, в главе 3.
Моисей, пасущий овец, зашёл далеко в пустыню. Он увидел горящий терновник и, дивясь, почему куст не сгорает, подошёл ближе.
– Моисей! Моисей! – послышалось из пламени.
– Вот я! – опешил пастух.
– Не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая.
Услышав, что зовёт его Бог, Моисей в страхе закрыл руками лицо.
Бог сообщает пастуху о его миссии – выводе сынов Израилевых из Египта. А Моисей не знает, Кто его посылает в Египет, как зовут Того, Кого, собственно, он давно должен был бы знать, так как сам упоминает Бога отцов.
– Вот, я приду к сынам Израилевым и скажу им: «Бог отцов ваших послал меня к вам». А они скажут мне: «Как ему имя?» Что сказать мне им?
– Я есмь сущий (Яхве). Так скажи сынам Израилевым: «Сущий послал меня к вам…» Вот имя Моё навеки и памятование обо Мне из рода в род.
* * *
В 592 году до нашей эры сын священника Вузии Иезекииль, живший в селении пленных иудеев на реке Ховар, увидел явление Бога в клубящемся огне и сиянии. Огромный летающий агрегат с колёсами, крыльями и животными, отдалённо напоминающими людей (у каждого четыре лица и четыре крыла), – такой облик явил Бог.
На протяжении двух десятилетий Иезекииль обличал соплеменников в неверии и призывал народ к возрождению национальной жизни. У него в доме устраивались собрания местных иудеев. Они открывали дверь, входили, совершали ритуальные действия с мезузой (это канделябр для свечей, напоминающий тот, что стоял в храме, – его халдеи увезли в Вавилон) и видели перед собой человека с чёрной коробочкой тфиллина на оголённом черепе.
Подобные дома собраний стали прообразом будущих синагог.
2
Иудея того времени жила тёмной и недружной религиозной жизнью. Часть народа почитала пожирателя младенцев Ваала и матерь богов Астарту, дарующую плодородие. Другая часть поклонялась Саваофу-Яхве и приходила на собрания в Иерусалимский храм, построенный царём Соломоном. Многие не видели особой разницы между тем и этим и наивно старались уважать все известные им небесные силы.
Хотя в стране, разумеется, существовали законы, они часто нарушались неправедными судьями в пользу богатых и злых. Из-за безнаказанности народ погрязал в пороках вроде пьянства, воровства, содомского греха и прелюбодейства. Пророки гневно обличали разврат, злодейство, беззаконие и неверие в Бога. При этом на языке иудеев пророки, безумцы и преступники именовались одним и тем же словом. К тому же то и дело появлялись и лжепророки, предсказания которых никак не сбывались.
Пророк Наум верил в спасение верных Яхве иудеев в грядущих событиях. Зато грозная участь ожидала высокомерных и безбожных ассириян. Гибель послал на них Господь. Всесвятый, всемогущий, всеправедный Бог всегда приводит в исполнение свои определения – милостивые к богобоязненным и карающие к нечестивым. Хотя сумятица международных отношений не всегда подтверждала убеждение Наума.
* * *
Царь Иосия уничтожил в стране все языческие капища, которых насчитывалось более трёхсот. Души иудеев теперь объединял храм с его священниками. По большим праздникам в Иерусалим стекались люди отовсюду с иудейской земли. Необычайно много их собиралось на празднике Суккот – празднике Кущей, когда после сбора урожая стояла унылая, дождливая пора. Люди несли с собой смоквы (инжир), виноградные кисти, стручки гороха и прочие дары земли. Столы с угощением ставились под открытым небом. Над ними сплетали ветви деревьев, увивали их плющом. Строились шалаши, в которых евреи вкушали пищу, как бы вспоминая об Исходе из Египта. Радость разливалась вокруг, играла на лицах, как того требовал праздник. С фиговыми ветвями в руках входили иудеи внутрь храма, где левиты свистели в дудочки и щипали струны кифар, отбивая такт тимпанами. А первосвященник на котурнах и в длинном белом одеянии, оленьей шкуре, вышитой золотом, в лидийской митре на голове, звеня колокольчиками, нашитыми на одежду, окроплял алтарь водой, чтобы небо не скупилось на дожди. И радость, радость, музыка веселья обнимала всё вокруг.
Но Иоаким, воцарившийся после гибели отца, восстановил капища язычников. Сам он считался нечестивцем и развратником, проводившим время в оргиях и преждевременно постаревшим в свои годы (от тридцати до сорока). Ему пришлось испытать потрясение и великую горечь, увидев, с каким аппетитом Навуходоносор пожирает окружающие Иудею княжества и города, как легко он захватывает Заречье (Заиорданье). Иоаким жаждал
возрождения Египта, под властью которого жилось легче. Когда Навуходоносор после битвы с Нехо в Египте отступил с остатками войска, многие народы возликовали. Счастливым себя почувствовал и царь Иудеи. С Вавилоном, понял он, покончено. Поэтому Иоаким отказался от выплаты Навуходоносору дани.
Тогда все в Иерусалиме знали Иеремию, странного человека, не имеющего семьи и ходившего с ярмом на шее, которое означало, что Иудея должна покориться Вавилону. Ибо так велит Господь.
Иеремия утверждал, что Бог сделал его пророком и через него вещает истину. Прямо в храме перед толпой собравшихся он обличал и народ, и священников, которые проповедуют от имени Бога, но сами увязли в грехах:
– Крадёте, убиваете, прелюбодействуете, клянётесь во лжи, кадите Ваалу!..
На внимающих ему это не так уж сильно действовало. Пророк же подводил к тому, что Иоакиму предстоят зловещая смерть и позорное погребение. И всем иудеям не будет спасения. Погибнет Иерусалим. Однако Бог может отменить наказание, если иудеи подчинятся его воле. А воля в том, чтобы надеть вавилонское ярмо.
Услышав такое – жестокое для страны и немыслимое для царя, – толпа обезумела от возмущения. Пророка схватили, требуя от людей знати смертного приговора для него. В разжигании народного гнева преуспевали священники. Ураган проклятий носился над головой Иеремии, бесчисленные кулаки, сжатые в неистовой злобе, потрясались над ним.
Он, однако, держался смиренно и твёрдо:
– Делайте что хотите! Но если убьёте меня – прольёте невинную кровь. И будете отвечать перед Тем, Кто повелел сказать вам то, что я сказал.
Князья иудейские, за которыми послали, пришли, сели у входа в храм и прислушались к речам, посмотрели на Иеремию. Они отказались вынести смертный приговор. Только Богу дано знать, от Его ли имени этот человек говорит.
Тогда священники уговорили князей и царя на расправу с пророком Урией, который тоже обличал грехи народа и предрекал гибель Иерусалима. Урия скрылся в Египте. Его нашли (благодаря фараону Нехо), доставили в Иерусалим, прилюдно обезглавили и выбросили тело за городские ворота.
Иеремия продолжал стоять на своём. Его заключили в темницу. На свидания к нему приходил молодой, богатый, образованный Варух, проявляя великое сочувствие. Он записал мысли пророка на огромный папирусный свиток длиной в восемнадцать локтей (девять метров), который через знакомых Варуху придворных людей был зачитан перед царём в зябком декабре 604 года до нашей эры.
Иоаким сидел в покоях, отделанных кедром, слоновой костью и золотом. Он грел руки над огнём жаровни и мрачно слушал чтеца. Прочитанные куски свитка царь сам отрезал ножом и бросал в огонь. Свиток оказался бесполезным для его слуха.
Через три года, как гнев Божий, под стенами иудейской столицы появился Навуходоносор. Ворота перед его войском стояли открытыми настежь. Иоаким сам вышел навстречу с дарами и смирением во всём облике. Он изъявлял полную покорность и обещал выплату дани. Но в тот же день обезглавленное тело Иоакима за стенами города грызли голодные собаки.
* * *
На царский трон Навуходоносор посадил восемнадцатилетнего сына казнённого Иоакима Иехонию. Это кажется невероятным, но и Иехония, несмотря на грустную отческую судьбу, продолжал политику строптивости по отношению к Вавилону.
Через три месяца Навуходоносор вновь прибыл в Иерусалим. Наверное, этот могущественный царь устал верить людям. Поэтому шестую часть жителей иудейской столицы он отправил в Вавилон. Число пленённых подсчитано до одного человека: две тысячи триста двадцать три, во главе с Иехонией, многими знатными людьми, священниками и включая лучших мастеров по ремёслам. Влача на повозках с осликами своё имущество, длинная вереница пленных отправилась в долгий путь. Среди этих людей, чувствовавших себя несчастными, собрался в дорогу и юный Иезекииль.С печалью в глазах смотрел вслед уходящим Иеремия, так и не снявший с себя ярмо.
| Далее