* * *
Промозглостью и стылой синевой,
Скупым дождём и колокольным звоном…
Кипящий город, названный Москвой,
Встречал меня туманом и озоном.
Но дождь прошёл, и вечер заалел.
Душа качнулась, в поднебесье взвившись,
Освободившись от насущных дел,
В единое с церковным звоном слившись.
И, в невесомой благости паря,
Душа моя и плакала, и пела.
Сочельник. Служба. Слякоть января.
Огонь свечи…
и нежность без предела…
* * *
Внуку Ванечке Ерофееву
Уютно обвивают руки
Сопящий кокон дорогой.
Легко младенца убаюкать.
Ещё легко!
Но, Боже мой,
Всё впереди ещё туманно...
Душа моя вперёд спешит:
Какие страсти ждут Ивана,
Каким и где он будет жить?
С кем и какие отраженья
Он будет в зеркалах ловить,
Какие принимать решенья,
Как ненавидеть, как любить?
Какие дали помаячат,
Какие кликнут города…
Всё впереди, уснувший мальчик –
Моя сверхновая звезда.
* * *
Незабвенное детство –
Мир желаний и грёз.
Мне достались в наследство
Стылость русских берёз,
Гонор зимнего ветра,
Шаловливость проказ,
Косы русого цвета,
Серость дедовых глаз.
Пусть лукавинка дремлет
В уголках моих губ.
Я пророчеством древним
Согреваться могу –
В нём я черпаю силы
Для любви и добра...
Из загадок России
И меня не убрать.
***
Вдоль ясной опушки лесных берегов
Рекой одуванчиков солнце просыпалось.
Упругие крылья лесных ветерков
Играют полянными пёстрыми ситцами.
По летнему руслу стекают цветы,
Ромашково-бело и синь-незабудково,
Волнующий шёпот кудрявой листвы
Перекликается смехом и шутками.
Пьянит ароматом сплетённый венок,
Свернувшись в корзинке весёлой улиткой.
Июльский, весёлый и светлый денёк
Прольётся закатом за старой калиткой.
* * *
Окуривай, черёмуха,
Владей,
Коснись дымком
Всех уголков заветных!
Пусть в мареве твоём
Растает день…
Черёмух дым –
Запреты и ответы,
Причём всегда –
Под майский холодок.
Прислушайся,
Тебе нашепчут ветры,
Летящие за сотни
Километров, –
Как восхваляет сакуру
Восток…
Но нет нежнее запаха,
Чем этот,
Что наполняет души
Ясным светом,
Любой российский
Дальний уголок!
Окуривай, черёмуха!
Иных –
Томи желаньем
Несоизмеримым…
Ни у Парижа нет,
И ни у Рима,
Летящих дней –
Как облако, паримых,
Черёмухово-белых
И хмельных.
* * *
Я уезжала в электричке
от Павелецкого вокзала
И наблюдала, как на небе
звезда таинственно мерцала.
Окно вагонное светилось,
звезду держало в зазеркалье.
Дня уходящего осколки
неутомительно мелькали.
Стремись, душа, к звезде на небе,
вдвоём не будет одиноко.
Она, мигнувши, намекнула,
что сверху видно сотни окон.
За ними – грусть, за ними – радость,
а где-то, буднично и просто,
Немые сцены, ссоры, драмы –
у взрослых, стариков, подростков...
За ними – свет и обаянье,
и тысячи в любви признаний…
Там, за одним из этих окон, –
мой самый близкий,
самый дальний…
* * *
Ты не жди – мне не стать покорною,
Понапрасну твои старания.
Как гуляет сквозняк по комнатам,
Так душа моя бродит странницей.
Быть, конечно, могу покладистой –
Пироги да варенья разные,
А сама не любитель сладостей,
Даже горькую пью по праздникам.
Глубина за семью печатями.
Не разгадывай – не получится.
Под звездой родилась отчаянной –
Мне по жизни она попутчица.
Вскину голову – взгляд туманится:
Бездна неба неодолимая.
Мне покорною быть не нравится,
Больше нравится быть любимою.
* * *
«Я осенняя женщина»
Так незаметно закончилось лето…
Вызрела, убрана рожь.
Иволгой летняя песенка спета,
В роще волненье и дрожь.
Остановлюсь на краю листопада
И провожу журавлей.
С грустью нагрянувшей вовсе нет слада,
Слада нет с песней моей.
С ней мне тоскуется, с ней и смеётся,
С ней холода нипочём.
С ветки рябиновой плавно сорвётся
Птицею лист на плечо.
Мне никогда не привыкнуть к утратам
В час при вечерней поре.
Осень уходит и манит куда-то…
Вечно бы жить в сентябре.
* * *
Первый лучик неяркий…
Выйдем в тишь полусонную.
Видишь, ветви боярки
Держат в пригоршнях солнце.
Над Даниловым озером
Запах хвои томится.
И росинками оземь
Расставанье стучится.
Зорька ранняя, летняя
Темень рвёт поперёк.
Это слово последнее:
Уезжаешь? – в упрёк.
А туман – точно вата
В космах елей и сосен.
Разве я виновата,
Что предчувствую осень?
* * *
Слова в полемике терзали,
И, чувства низведя к нулю,
Любовь в ничью переиграли.
Ну, что, сразимся в «не люблю»?
***
(запев из поэмы «Тихие улочки детства»)
Вроде хвастаться мне нечем...
Без родни в пятнадцать лет.
Разве только русской печкой,
где готовила обед,
милым домом, серой кошкой,
чёрной Жулькой в конуре,
в синих ставенках окошком,
огородом во дворе,
где и яблоня, и груша
по весне цвели всегда...
В те года меня Валюшей
звать не звали никогда.
– Горемыка, сиротина, –
часто слышала я вслед.
Очень редко:
– Валентина, –
окликал хромой сосед.
Сердобольные мамаши
мне несли кто соль, кто хлеб...
Всех роднёй считала нашей
в те свои пятнадцать лет.
Я обид не накопила,
недругов не завела...
Удивительная сила
мне завещана была
старым домом, русской печкой
и теплом соседских душ,
чтобы жить по-человечьи
я могла без горьких дум.
Под иконой гаснет свечка,
Золотятся образа…
Господи, даруй им вечность,
дай покой на небесах!
Промозглостью и стылой синевой,
Скупым дождём и колокольным звоном…
Кипящий город, названный Москвой,
Встречал меня туманом и озоном.
Но дождь прошёл, и вечер заалел.
Душа качнулась, в поднебесье взвившись,
Освободившись от насущных дел,
В единое с церковным звоном слившись.
И, в невесомой благости паря,
Душа моя и плакала, и пела.
Сочельник. Служба. Слякоть января.
Огонь свечи…
и нежность без предела…
* * *
Внуку Ванечке Ерофееву
Уютно обвивают руки
Сопящий кокон дорогой.
Легко младенца убаюкать.
Ещё легко!
Но, Боже мой,
Всё впереди ещё туманно...
Душа моя вперёд спешит:
Какие страсти ждут Ивана,
Каким и где он будет жить?
С кем и какие отраженья
Он будет в зеркалах ловить,
Какие принимать решенья,
Как ненавидеть, как любить?
Какие дали помаячат,
Какие кликнут города…
Всё впереди, уснувший мальчик –
Моя сверхновая звезда.
* * *
Незабвенное детство –
Мир желаний и грёз.
Мне достались в наследство
Стылость русских берёз,
Гонор зимнего ветра,
Шаловливость проказ,
Косы русого цвета,
Серость дедовых глаз.
Пусть лукавинка дремлет
В уголках моих губ.
Я пророчеством древним
Согреваться могу –
В нём я черпаю силы
Для любви и добра...
Из загадок России
И меня не убрать.
***
Вдоль ясной опушки лесных берегов
Рекой одуванчиков солнце просыпалось.
Упругие крылья лесных ветерков
Играют полянными пёстрыми ситцами.
По летнему руслу стекают цветы,
Ромашково-бело и синь-незабудково,
Волнующий шёпот кудрявой листвы
Перекликается смехом и шутками.
Пьянит ароматом сплетённый венок,
Свернувшись в корзинке весёлой улиткой.
Июльский, весёлый и светлый денёк
Прольётся закатом за старой калиткой.
* * *
Окуривай, черёмуха,
Владей,
Коснись дымком
Всех уголков заветных!
Пусть в мареве твоём
Растает день…
Черёмух дым –
Запреты и ответы,
Причём всегда –
Под майский холодок.
Прислушайся,
Тебе нашепчут ветры,
Летящие за сотни
Километров, –
Как восхваляет сакуру
Восток…
Но нет нежнее запаха,
Чем этот,
Что наполняет души
Ясным светом,
Любой российский
Дальний уголок!
Окуривай, черёмуха!
Иных –
Томи желаньем
Несоизмеримым…
Ни у Парижа нет,
И ни у Рима,
Летящих дней –
Как облако, паримых,
Черёмухово-белых
И хмельных.
* * *
Я уезжала в электричке
от Павелецкого вокзала
И наблюдала, как на небе
звезда таинственно мерцала.
Окно вагонное светилось,
звезду держало в зазеркалье.
Дня уходящего осколки
неутомительно мелькали.
Стремись, душа, к звезде на небе,
вдвоём не будет одиноко.
Она, мигнувши, намекнула,
что сверху видно сотни окон.
За ними – грусть, за ними – радость,
а где-то, буднично и просто,
Немые сцены, ссоры, драмы –
у взрослых, стариков, подростков...
За ними – свет и обаянье,
и тысячи в любви признаний…
Там, за одним из этих окон, –
мой самый близкий,
самый дальний…
* * *
Ты не жди – мне не стать покорною,
Понапрасну твои старания.
Как гуляет сквозняк по комнатам,
Так душа моя бродит странницей.
Быть, конечно, могу покладистой –
Пироги да варенья разные,
А сама не любитель сладостей,
Даже горькую пью по праздникам.
Глубина за семью печатями.
Не разгадывай – не получится.
Под звездой родилась отчаянной –
Мне по жизни она попутчица.
Вскину голову – взгляд туманится:
Бездна неба неодолимая.
Мне покорною быть не нравится,
Больше нравится быть любимою.
* * *
«Я осенняя женщина»
Так незаметно закончилось лето…
Вызрела, убрана рожь.
Иволгой летняя песенка спета,
В роще волненье и дрожь.
Остановлюсь на краю листопада
И провожу журавлей.
С грустью нагрянувшей вовсе нет слада,
Слада нет с песней моей.
С ней мне тоскуется, с ней и смеётся,
С ней холода нипочём.
С ветки рябиновой плавно сорвётся
Птицею лист на плечо.
Мне никогда не привыкнуть к утратам
В час при вечерней поре.
Осень уходит и манит куда-то…
Вечно бы жить в сентябре.
* * *
Первый лучик неяркий…
Выйдем в тишь полусонную.
Видишь, ветви боярки
Держат в пригоршнях солнце.
Над Даниловым озером
Запах хвои томится.
И росинками оземь
Расставанье стучится.
Зорька ранняя, летняя
Темень рвёт поперёк.
Это слово последнее:
Уезжаешь? – в упрёк.
А туман – точно вата
В космах елей и сосен.
Разве я виновата,
Что предчувствую осень?
* * *
Слова в полемике терзали,
И, чувства низведя к нулю,
Любовь в ничью переиграли.
Ну, что, сразимся в «не люблю»?
***
(запев из поэмы «Тихие улочки детства»)
Вроде хвастаться мне нечем...
Без родни в пятнадцать лет.
Разве только русской печкой,
где готовила обед,
милым домом, серой кошкой,
чёрной Жулькой в конуре,
в синих ставенках окошком,
огородом во дворе,
где и яблоня, и груша
по весне цвели всегда...
В те года меня Валюшей
звать не звали никогда.
– Горемыка, сиротина, –
часто слышала я вслед.
Очень редко:
– Валентина, –
окликал хромой сосед.
Сердобольные мамаши
мне несли кто соль, кто хлеб...
Всех роднёй считала нашей
в те свои пятнадцать лет.
Я обид не накопила,
недругов не завела...
Удивительная сила
мне завещана была
старым домом, русской печкой
и теплом соседских душ,
чтобы жить по-человечьи
я могла без горьких дум.
Под иконой гаснет свечка,
Золотятся образа…
Господи, даруй им вечность,
дай покой на небесах!