Одуванчик
Белесый дождь горизонтальный
Из одуванчиковых пор.
Смотри же на полет летальный,
Задув пушистого в упор.
Мы тоже станем лысы, дряблы,
Цветка весеннего итог.
Дожить хотя до октября бы,
Когда и нас рассеет бог.
И нет нам вёсен про запас, но
Я не жалею, что умру,
Поскольку видел, как прекрасно
И ясно семя на ветру.
* * *
Будучи трезв, попадаешь в кольцо
Слабости. Будучи трезв,
Слушаешь новости, бреешь лицо,
Веришь в прогресс и ликбез.
Дай же порваться усталой струне,
Плачь, не удерживай слез:
Даже на второстепенной войне
Смерть происходит всерьез.
Будет и перст, указующий путь,
Будет и пламень в груди.
Спи, засыпай, постарайся уснуть:
То ли еще впереди...
* * *
Идет слепой, как дождь идет слепой,
С протянутой в грядущее рукой,
Нащупывая в ранящем грядущем,
Куда идет невидящий идущий.
Стучит клюка, как дождь, стучит клюка,
Во мраке растворяется рука,
И в этот час ночной слепому равен
Любой из тех, кто на глаза исправен.
Слепой уходит, слепотой храним,
И мысль о нем уходит вслед за ним,
Потом приходит вновь и остается,
Постылая, как жизнь на дне колодца...
* * *
Послушай, замолкает хруст.
Уже никто не топчет хворост.
Смотри, я набираю скорость,
Я пуст.
Смотри, дорога извилась.
Смотри, вот я уже и точка.
Я исчезаю, одиночка,
Из глаз.
Смотри, полсолнца над землей.
Смотри, я вхож в него без стука.
Я исчезаю, потому как
Не твой.
Не твой, не свой, ничей вообще.
Еще мгновение - и кану.
Подобен и праще, и камню
В праще
Шагнувший путник - сам себе
Причина и объект движенья,
Суть вызова и поклоненья
Судьбе.
Читая тютчева
Американцами, которые
Чего не спросишь, отвечают «е»,
И прыгают с хайвея на сабвей,
Красивые от попы до бровей,
Французами, которые, скоты,
Все потчуют разинутые рты
Туристов то маасом, то версалом,
А то горой, с которой сладок слалом,
Британцами, чья странная страна
Со всех сторон волной поражена,
Где певчих птиц, что ни октябрь, клинит,
Но ворон башню невермор не кинет
Мы признаны подвластными уму.
Россия в силу нашего между-
Народного, простите, положе…
Непротивопоставлена уже.
О, нас давно не держат за Ирак.
Нас признают и крупные, и так,
По мелочи, не страны, а страницы:
Андорра там и эта… возле Ниццы.
Как хорошо, что этакий пустяк
Мою страну не трогает никак,
И я валяюсь посреди Сибири
В чужой небелированной квартире,
И Тютчева читаю натощак…
* * *
Электропередачи. Даль белеса.
Овраги, кочки. Зыбкая стена
Застывшего нестриженого леса.
Ни звука. Снеговая целина.
Я вспоминаю юг: июль, Одесса,
Вино, фисташки, финики, одна
Красавица-спортсменка-поэтесса,
Прибой, огни, лимонная луна...
И все ж, пускай и сумрачно, и сыро
Здесь, к северу от суетного мира,
Отсюда – вдоль железных сосен ЛЭПа
Покуда видно – господи, прости, —
Такое князь-Андреевское небо,
Такое напряжение в сети!
* * *
Явилась весна, не здороваясь,
И простоволосая вьюга
Летит, во все стороны дёргаясь
От боли и от перепуга.
По каменным выступам продрана,
Протащена по парапетам,
Замучена и зацелована,
Прошёптана, вскрикнута, спета,
Она, успевая поклонами
Встречать перекрытья и трубы,
Проклятьями, визгами, стонами
Скривляя распухшие губы,
Теплом налетевшим разбитые,
В лохмотьях, почти что раздета,
Бросаясь плечами открытыми
На руки фонарного света,
Летит на восход и с натугою,
С размаху в лучи его бьётся.
А солнце, вставая над вьюгою,
Смеётся, смеётся, смеётся...