Начало сентября 1978 года… Очередная командировка в Донбасс. Всесоюзный семинар на базе Донецкого металлургического завода проводит украинское предприятие «ВНИПИЧерметэнергоочистка».
Донецк. Здесь благостное место и такое же время года… Этот город всегда отличался приветливостью, обилием цветов (не зря называли городом миллиона роз!), раскидистыми каштанами и красивыми девушками. Утром на самолёте до Москвы, а уже после обеда – в аэропорту, расположенном почти в черте Донецка…
В отличие от предыдущих приездов, когда с трудом приходилось добывать любое койко-место, на этот раз всё было обставлено чинно и благородно: в гостинице «Донбасс» прибывших со всей страны гостей ожидали забронированные места… Три дня – это не хухры-мухры. Знаменитый и в то время самый главный водоснабженец с КМК Иван Михайлович Ушаков знакомит меня со своими старыми друзьями. Что ни фамилия – настоящее светило: то знаменитый изобретатель, то высокоостепенённый учёный, то автор учебника или популярной книги. Шабалин, Вахлер, Пантелят, Клименко, Мороз, Галкин...
В первый же вечер тороплюсь на проспект Пушкина, 25. Это в центре города. Угловой пятиэтажный дом, построенный после войны около территории бывшего кирпичного завода.
Вот и хозяева квартиры. Представляюсь. Передаю сибирский презент от моей коллеги по Сибгипромезу. Людмила Тимофеевна Люленкова, тогда старший инженер строительного отдела, выпускница Ростовского инженерно-строительного института, послала своим родителям кедровые орешки из нового урожая и какую-то вкуснятину, закатанную в стеклянную баночку. Приятная и радостная для родителей весточка. Рука, протянутая через тысячи километров…
Стоять у входной двери долго не пришлось, хозяева меня не отпускают. Просят пройти в просторный зал. И вскоре на столе появляется обильное для сибиряка угощение. Тимофей Иванович, высокий и плотный мужчина со смуглым лицом и узковатыми азиатскими глазами, сидит напротив меня. У него внимательный, испытующий взгляд, говорит слаженно, деловито. Много слушает, но больше спрашивает о Новокузнецке. О новом городском строительстве, о транспорте, о том, сколько на улице зелени…
– Знавал, знавал те места… Многое с ними связано… – И умолкает. Но тут же вроде как отряхивается и с вопросом ко мне: – Как там Томь? Не зашуговывает с началом холодов каэмковский водозабор?
Я, как специалист в этом деле, понимаю его любознательность. Отвечаю, что больше половины завода переведено с прямотока на оборотное водоснабжение. Так что даже при временном перебое на водозаборе завод не остановится… Да и деревянные магистральные водоводы диаметром в метр меняют на металлические. А то кое-где клёпаные трубы лежат прямо на поверхности земли. Летом в них пацанва пытается сверлить дырки, чтоб охладиться под животворящей струей. Охрана завода не успевает гонять малолетних проказников…
– Оно так и должно быть… В наши времена могло быть намного хуже…
И опять хмуро умолкает.
У доброжелательной хозяйки квартиры Елены Петровны светятся радостью глаза. Она то хлопочет около стола, то убегает на кухню и вскоре снова появляется, стараясь не упустить сути нашего разговора.
Спрашивает, зная наперёд мой ответ:
– Как там у Людочки горло?
– Ну что ты, Лена! Взрослая она давно… У самой вон какая красавица вымахала! – Супруг показал взором на фотографию, что была приткнута к углу зеркала, – видимо, внучка…
Елена Петровна выставляет из холодильника домашние запасы. У нас в Сибири такого нет. На столе гора фруктов. Муж достаёт из серванта три бокала и хрустальный графин.
Незаметно в разговорах пролетело часа полтора. За это время переходили с одного на другое, но больше слов было о чёрной металлургии. Чувствовалось, что хозяин находится в курсе всех новшеств в этой отрасли, деловито делая замечания, и с радостью делится успехами Донецкого металлургического завода, где, как сказал он, значится начальником производственного отдела и одновременно заместителем главного инженера предприятия.
Но сколько ни сиди... В руках ответный подарок для дочери и внучки Оли. И на прощание приветы Сибири, Кузнецку и крепкое рукопожатие хозяина. Ладонь шершавая, широкая, жилистая. Не как у простого городского обывателя…
Только через долгое время я узнал, что был тогда в гостях у одного из первых директоров Кузметкомбината, точнее, у третьего – после Франкфурта и Бутенко. У самого товарища Шкляра.
Нынешняя историческая публицистика почему-то полушёпотом и мало говорит о времени его директорства. Попробуйте найдите в интернете материал о Тимофее Шкляре… Почти одна пустота. Будто не было на свете такого заметного человека. В «Википедии», правда, о нём упоминается. Но, опять же, вскользь, указаны только даты жизни бывшего директора комбината: 1906–1983 гг.
А вот дословная выдержка из одного современного исследования:
«Расстрелян директор КМК профессиональный металлург К. И. Бутенко. Несмотря на весь социально-бытовой ад, вал доносов и маразматическую борьбу со «шпионами, террористами и подрывным элементом», завод продолжал работать и развиваться. В 1939 г. местные инженеры изобрели и запустили в производство машину непрерывного литья заготовки – одну из первых в мире. Во время Великой Отечественной войны директором комбината был Роман Васильевич Белан».
Весьма кратко и даже кое в чём непонятно…
А ведь между Бутенко и Беланом был ещё один
директор!
В четвёртом номере «Огней Кузбасса» за 2018 год, в статье «Твёрдый сплав», известный журналист Григорий Шалакин пишет:
«Остаются малоизученными отдельные страницы истории Новокузнецка, связанные с необоснованными политическими репрессиями, хотя реабилитация невинно осуждённых идёт с 1953 года. Неизвестно, по какой причине ушла в тень жизнь Тимофея Ивановича Шкляра, который в 1938–1939 годах был директором КМК, а потом арестован и осуждён на десять лет. Мне довелось держать в руках, листать и читать его дело с резолюцией Лаврентия Павловича Берии. Это было в 1991 году, когда архивы вдруг распахнули двери. Я сосредотачивался на ответах директора на задаваемые вопросы. Отчетливо помню: никакой политической подоплёки в своих действиях он не видел и настойчиво доказывал это.
Что касается производства, то при нём на КМК действительно не всё ладилось. Были технологические срывы, аварии, нестыковки во взаимодействии сталеплавильного и прокатного переделов. Но при Шкляре заводчане сказали новое слово в мировой металлургии, создав прообраз машины непрерывного литья заготовок, которая была внедрена только в 1990-х годах во время директорства Героя Социалистического Труда Алексея Фёдоровича Кузнецова».
Всё верно. Известно и большее. В городе одновременно с технологическими объектами завода развивалась социальная сфера. Был введён в эксплуатацию пятиэтажный жилой дом на улице Кирова, 18, построены или достраивались универмаг, родильный дом. Набирали производственную силу специалисты завода, ставшие потом не только костяком комбината, но и трудовой гордостью страны. В частности, показал свои технические и руководящие способности мастер сталеплавильного производства Леонид Сергеевич Климасенко, будущий директор Запсиба. Он начинал работать под непосредственным началом Т. И. Шкляра. В то время на заводе безусловным авторитетом был главный инженер Кузнецкстроя Иван Павлович Бардин. «Академик в полушубке», как звали Бардина, видимо, давно приметил способности Климасенко и в 1935 году посодействовал его переходу с должности директора ФЗУ в мартеновский цех, для начала подручным сталевара. А там в это время командовал Тимофей Шкляр… Надо полагать, не случайна встреча двух прирождённых металлургов-организаторов с пытливым умом, неутомимой энергией и огромным запасом теоретических знаний.
Именно при Шкляре в мартеновском производстве КМК (тогда завода) зародилась плеяда талантливых сталеваров, а М. В. Буркацкому, И. Г. Могиливцеву и М. М. Привалову неслучайно впоследствии было присвоено звание Героя Социалистического Труда.
Вспоминается случай из прошлой жизни. В семидесятых начальником технического отдела Сибгипромеза работал Рудольф Аронович Браунштейн. Кстати, отец будущего директора КМК Евгения Браунштейна. Он и мне тогда по возрасту годился в отцы. Но были у нас с ним весьма дружеские отношения. Рудольф Аронович рассказывал, как в ночь с 23 на 24 июня 1941 года на завод позвонил нарком чёрной металлургии Тевосян (это через два года, как исчез Шкляр). Он дал указание рассмотреть возможность выпуска в Сталинске броневой стали для танков. В считаное время завод смог выполнить государственный заказ.
На заводских задворках был сооружён испытательный полигон, где в распоряжении Браунштейна находилась специальная пушка. Там каждодневно гремели выстрелы, на особом стенде расстреливались пробные броневые листы. И вот из практически неприспособленных для этого мартеновских печей вскоре пошёл металл нужного стране качества.
Я, помню, поинтересовался у Рудольфа Ароновича:
– И сразу так у вас получилось? Или простое совпадение случайностей?
– Что ты! Наши сталевары имели опыт работы по пять – десять лет. В их головах, как у талантливых поваров, рождались и хранились сотни рецептов получения разных марок стали… А тут выдался случай поломать голову по-настоящему.
Это я к тому, что у истоков производства броневой стали находился в своё время и главный сталеплавильщик Шкляр. Очевидно, на пользу пошёл накопившийся у него и переданный молодому поколению опыт.
…Итак, предыдущий директор Кузметзавода того времени Константин Иванович Бутенко после репрессированного С. М. Франкфурта вёл предприятие «правильным путём», за что был обласкан лично Сталиным. Его в порядке ротации перевели в столицу заместителем наркома, но вскоре объявили «озверелой троцкистской гадиной». В мае 1938 года арестовали, а через два месяца расстреляли. Можно сказать, «повезло» человеку, Франкфурт, например, был расстрелян в день вынесения приговора…
С повышением бывшего директора и отбытием его в столицу по приказу Лазаря Кагановича Шкляр, работавший у Бутенко главным инженером, в январе 1938 года становится директором Кузнецкого металлургического завода. Он в один час оказался самым молодым руководителем в отрасли (за плечами всего 31 год) самого крупного и самого современного предприятия Советского Союза…
Несколько слов отступления. Софья Александровна, жена Бутенко, была неординарной женщиной. Невысокая, с красивым греческим носом, она вызывала восхищение не только у простых мужчин и женщин. Она была организатором женского движения в Сталинске. С ней считался даже первый секретарь краевого комитета партии Роберт Эйхе, к которому она при желании могла свободно попасть для беседы. Фотографии Софьи Александровны появлялись периодически в журналах «Общественница» и «Работница». На одном из съездов женщин СССР её пригласил из зала сам Серго Орджоникидзе и усадил в президиуме между собой и Сталиным… И она запросто задавала вопросы и с улыбочкой отвечала Иосифу Виссарионовичу. Но, как и у многих жен высокого начальства, судьба этой женщины оказалась плачевной.
По прошествии многих лет Софья Александровна вспоминала, как она с мужем ехала на отдых. Перед Омском мужу передали правительственную телеграмму, в которой сообщалось, что Бутенко срочно переводится в Москву. Необходимо было так же незамедлительно сообщить фамилию человека, который может стать его преемником. Софья Александровна была полностью посвящена в дела мужа. Он даже на курорт в Крым посылал ей телеграммы не только с воздушными поцелуями, но и называл показатели рекордных плавок за неделю... После непродолжительного совещания в двухместном купе Бутенко назвал фамилию следующего директора – Шкляр. Причём только Шкляр. Других кандидатур на заводе не было. Высококлассный специалист, имеющий правительственные награды, человек самого работоспособного возраста, коммунист, организатор, прошедший суровую школу производства, настоящий психолог, способный найти подход к каждому человеку…
А потом почти на каждой станции до Урала, где останавливался паровоз для заправки водой и углем, в двери купе стучали какие-то люди и совали заспанным пассажирам правительственную телеграмму…
Клерки из Москвы перестраховались и на всякий случай разослали одинаковые телеграммы на все станции, где мог остановиться пассажирский поезд из Сталинска…
Тимофей Иванович родился в 1906 году на Днепропетровщине в семье рабочего и домохозяйки. Семейная фамилия Шкляр имела белорусские корни, в точном переводе значит «стекольщик» (помните «склянку» или родственную фамилию Скляр?).
Учился Тимофей в земской школе, окончил семилетку. В 1924-м поступил рабочим на завод им. Дзержинского, параллельно учился в Каменском вечернем индустриальном институте.
После окончания вуза в 1928 году был направлен в Сталино (будущий Донецк) на металлургический завод, где начал работу с должности начальника смены, потом стал заместителем начальника и, наконец, начальником мартеновского цеха. В 1933 году с целью повышения квалификации его направили в трёхмесячную командировку на заводы Круппа в Германию (это, кстати, тоже нашему герою потом припомнилось).
В 1921 году Шкляр, как и большинство молодых продвинутых людей того времени, стал комсомольцем, а в 1927 году вступил в ряды ВКП(б). В 1933 году его награждают грамотой Центрального исполнительного комитета СССР за организацию технического обучения молодёжи. В этом же году в день 15-летия ВЛКСМ одним из первых в Донбассе Шкляр получает высшую в стране награду – орден Ленина.
Донецк. Здесь благостное место и такое же время года… Этот город всегда отличался приветливостью, обилием цветов (не зря называли городом миллиона роз!), раскидистыми каштанами и красивыми девушками. Утром на самолёте до Москвы, а уже после обеда – в аэропорту, расположенном почти в черте Донецка…
В отличие от предыдущих приездов, когда с трудом приходилось добывать любое койко-место, на этот раз всё было обставлено чинно и благородно: в гостинице «Донбасс» прибывших со всей страны гостей ожидали забронированные места… Три дня – это не хухры-мухры. Знаменитый и в то время самый главный водоснабженец с КМК Иван Михайлович Ушаков знакомит меня со своими старыми друзьями. Что ни фамилия – настоящее светило: то знаменитый изобретатель, то высокоостепенённый учёный, то автор учебника или популярной книги. Шабалин, Вахлер, Пантелят, Клименко, Мороз, Галкин...
В первый же вечер тороплюсь на проспект Пушкина, 25. Это в центре города. Угловой пятиэтажный дом, построенный после войны около территории бывшего кирпичного завода.
Вот и хозяева квартиры. Представляюсь. Передаю сибирский презент от моей коллеги по Сибгипромезу. Людмила Тимофеевна Люленкова, тогда старший инженер строительного отдела, выпускница Ростовского инженерно-строительного института, послала своим родителям кедровые орешки из нового урожая и какую-то вкуснятину, закатанную в стеклянную баночку. Приятная и радостная для родителей весточка. Рука, протянутая через тысячи километров…
Стоять у входной двери долго не пришлось, хозяева меня не отпускают. Просят пройти в просторный зал. И вскоре на столе появляется обильное для сибиряка угощение. Тимофей Иванович, высокий и плотный мужчина со смуглым лицом и узковатыми азиатскими глазами, сидит напротив меня. У него внимательный, испытующий взгляд, говорит слаженно, деловито. Много слушает, но больше спрашивает о Новокузнецке. О новом городском строительстве, о транспорте, о том, сколько на улице зелени…
– Знавал, знавал те места… Многое с ними связано… – И умолкает. Но тут же вроде как отряхивается и с вопросом ко мне: – Как там Томь? Не зашуговывает с началом холодов каэмковский водозабор?
Я, как специалист в этом деле, понимаю его любознательность. Отвечаю, что больше половины завода переведено с прямотока на оборотное водоснабжение. Так что даже при временном перебое на водозаборе завод не остановится… Да и деревянные магистральные водоводы диаметром в метр меняют на металлические. А то кое-где клёпаные трубы лежат прямо на поверхности земли. Летом в них пацанва пытается сверлить дырки, чтоб охладиться под животворящей струей. Охрана завода не успевает гонять малолетних проказников…
– Оно так и должно быть… В наши времена могло быть намного хуже…
И опять хмуро умолкает.
У доброжелательной хозяйки квартиры Елены Петровны светятся радостью глаза. Она то хлопочет около стола, то убегает на кухню и вскоре снова появляется, стараясь не упустить сути нашего разговора.
Спрашивает, зная наперёд мой ответ:
– Как там у Людочки горло?
– Ну что ты, Лена! Взрослая она давно… У самой вон какая красавица вымахала! – Супруг показал взором на фотографию, что была приткнута к углу зеркала, – видимо, внучка…
Елена Петровна выставляет из холодильника домашние запасы. У нас в Сибири такого нет. На столе гора фруктов. Муж достаёт из серванта три бокала и хрустальный графин.
Незаметно в разговорах пролетело часа полтора. За это время переходили с одного на другое, но больше слов было о чёрной металлургии. Чувствовалось, что хозяин находится в курсе всех новшеств в этой отрасли, деловито делая замечания, и с радостью делится успехами Донецкого металлургического завода, где, как сказал он, значится начальником производственного отдела и одновременно заместителем главного инженера предприятия.
Но сколько ни сиди... В руках ответный подарок для дочери и внучки Оли. И на прощание приветы Сибири, Кузнецку и крепкое рукопожатие хозяина. Ладонь шершавая, широкая, жилистая. Не как у простого городского обывателя…
Только через долгое время я узнал, что был тогда в гостях у одного из первых директоров Кузметкомбината, точнее, у третьего – после Франкфурта и Бутенко. У самого товарища Шкляра.
Нынешняя историческая публицистика почему-то полушёпотом и мало говорит о времени его директорства. Попробуйте найдите в интернете материал о Тимофее Шкляре… Почти одна пустота. Будто не было на свете такого заметного человека. В «Википедии», правда, о нём упоминается. Но, опять же, вскользь, указаны только даты жизни бывшего директора комбината: 1906–1983 гг.
А вот дословная выдержка из одного современного исследования:
«Расстрелян директор КМК профессиональный металлург К. И. Бутенко. Несмотря на весь социально-бытовой ад, вал доносов и маразматическую борьбу со «шпионами, террористами и подрывным элементом», завод продолжал работать и развиваться. В 1939 г. местные инженеры изобрели и запустили в производство машину непрерывного литья заготовки – одну из первых в мире. Во время Великой Отечественной войны директором комбината был Роман Васильевич Белан».
Весьма кратко и даже кое в чём непонятно…
А ведь между Бутенко и Беланом был ещё один
директор!
В четвёртом номере «Огней Кузбасса» за 2018 год, в статье «Твёрдый сплав», известный журналист Григорий Шалакин пишет:
«Остаются малоизученными отдельные страницы истории Новокузнецка, связанные с необоснованными политическими репрессиями, хотя реабилитация невинно осуждённых идёт с 1953 года. Неизвестно, по какой причине ушла в тень жизнь Тимофея Ивановича Шкляра, который в 1938–1939 годах был директором КМК, а потом арестован и осуждён на десять лет. Мне довелось держать в руках, листать и читать его дело с резолюцией Лаврентия Павловича Берии. Это было в 1991 году, когда архивы вдруг распахнули двери. Я сосредотачивался на ответах директора на задаваемые вопросы. Отчетливо помню: никакой политической подоплёки в своих действиях он не видел и настойчиво доказывал это.
Что касается производства, то при нём на КМК действительно не всё ладилось. Были технологические срывы, аварии, нестыковки во взаимодействии сталеплавильного и прокатного переделов. Но при Шкляре заводчане сказали новое слово в мировой металлургии, создав прообраз машины непрерывного литья заготовок, которая была внедрена только в 1990-х годах во время директорства Героя Социалистического Труда Алексея Фёдоровича Кузнецова».
Всё верно. Известно и большее. В городе одновременно с технологическими объектами завода развивалась социальная сфера. Был введён в эксплуатацию пятиэтажный жилой дом на улице Кирова, 18, построены или достраивались универмаг, родильный дом. Набирали производственную силу специалисты завода, ставшие потом не только костяком комбината, но и трудовой гордостью страны. В частности, показал свои технические и руководящие способности мастер сталеплавильного производства Леонид Сергеевич Климасенко, будущий директор Запсиба. Он начинал работать под непосредственным началом Т. И. Шкляра. В то время на заводе безусловным авторитетом был главный инженер Кузнецкстроя Иван Павлович Бардин. «Академик в полушубке», как звали Бардина, видимо, давно приметил способности Климасенко и в 1935 году посодействовал его переходу с должности директора ФЗУ в мартеновский цех, для начала подручным сталевара. А там в это время командовал Тимофей Шкляр… Надо полагать, не случайна встреча двух прирождённых металлургов-организаторов с пытливым умом, неутомимой энергией и огромным запасом теоретических знаний.
Именно при Шкляре в мартеновском производстве КМК (тогда завода) зародилась плеяда талантливых сталеваров, а М. В. Буркацкому, И. Г. Могиливцеву и М. М. Привалову неслучайно впоследствии было присвоено звание Героя Социалистического Труда.
Вспоминается случай из прошлой жизни. В семидесятых начальником технического отдела Сибгипромеза работал Рудольф Аронович Браунштейн. Кстати, отец будущего директора КМК Евгения Браунштейна. Он и мне тогда по возрасту годился в отцы. Но были у нас с ним весьма дружеские отношения. Рудольф Аронович рассказывал, как в ночь с 23 на 24 июня 1941 года на завод позвонил нарком чёрной металлургии Тевосян (это через два года, как исчез Шкляр). Он дал указание рассмотреть возможность выпуска в Сталинске броневой стали для танков. В считаное время завод смог выполнить государственный заказ.
На заводских задворках был сооружён испытательный полигон, где в распоряжении Браунштейна находилась специальная пушка. Там каждодневно гремели выстрелы, на особом стенде расстреливались пробные броневые листы. И вот из практически неприспособленных для этого мартеновских печей вскоре пошёл металл нужного стране качества.
Я, помню, поинтересовался у Рудольфа Ароновича:
– И сразу так у вас получилось? Или простое совпадение случайностей?
– Что ты! Наши сталевары имели опыт работы по пять – десять лет. В их головах, как у талантливых поваров, рождались и хранились сотни рецептов получения разных марок стали… А тут выдался случай поломать голову по-настоящему.
Это я к тому, что у истоков производства броневой стали находился в своё время и главный сталеплавильщик Шкляр. Очевидно, на пользу пошёл накопившийся у него и переданный молодому поколению опыт.
…Итак, предыдущий директор Кузметзавода того времени Константин Иванович Бутенко после репрессированного С. М. Франкфурта вёл предприятие «правильным путём», за что был обласкан лично Сталиным. Его в порядке ротации перевели в столицу заместителем наркома, но вскоре объявили «озверелой троцкистской гадиной». В мае 1938 года арестовали, а через два месяца расстреляли. Можно сказать, «повезло» человеку, Франкфурт, например, был расстрелян в день вынесения приговора…
С повышением бывшего директора и отбытием его в столицу по приказу Лазаря Кагановича Шкляр, работавший у Бутенко главным инженером, в январе 1938 года становится директором Кузнецкого металлургического завода. Он в один час оказался самым молодым руководителем в отрасли (за плечами всего 31 год) самого крупного и самого современного предприятия Советского Союза…
Несколько слов отступления. Софья Александровна, жена Бутенко, была неординарной женщиной. Невысокая, с красивым греческим носом, она вызывала восхищение не только у простых мужчин и женщин. Она была организатором женского движения в Сталинске. С ней считался даже первый секретарь краевого комитета партии Роберт Эйхе, к которому она при желании могла свободно попасть для беседы. Фотографии Софьи Александровны появлялись периодически в журналах «Общественница» и «Работница». На одном из съездов женщин СССР её пригласил из зала сам Серго Орджоникидзе и усадил в президиуме между собой и Сталиным… И она запросто задавала вопросы и с улыбочкой отвечала Иосифу Виссарионовичу. Но, как и у многих жен высокого начальства, судьба этой женщины оказалась плачевной.
По прошествии многих лет Софья Александровна вспоминала, как она с мужем ехала на отдых. Перед Омском мужу передали правительственную телеграмму, в которой сообщалось, что Бутенко срочно переводится в Москву. Необходимо было так же незамедлительно сообщить фамилию человека, который может стать его преемником. Софья Александровна была полностью посвящена в дела мужа. Он даже на курорт в Крым посылал ей телеграммы не только с воздушными поцелуями, но и называл показатели рекордных плавок за неделю... После непродолжительного совещания в двухместном купе Бутенко назвал фамилию следующего директора – Шкляр. Причём только Шкляр. Других кандидатур на заводе не было. Высококлассный специалист, имеющий правительственные награды, человек самого работоспособного возраста, коммунист, организатор, прошедший суровую школу производства, настоящий психолог, способный найти подход к каждому человеку…
А потом почти на каждой станции до Урала, где останавливался паровоз для заправки водой и углем, в двери купе стучали какие-то люди и совали заспанным пассажирам правительственную телеграмму…
Клерки из Москвы перестраховались и на всякий случай разослали одинаковые телеграммы на все станции, где мог остановиться пассажирский поезд из Сталинска…
Тимофей Иванович родился в 1906 году на Днепропетровщине в семье рабочего и домохозяйки. Семейная фамилия Шкляр имела белорусские корни, в точном переводе значит «стекольщик» (помните «склянку» или родственную фамилию Скляр?).
Учился Тимофей в земской школе, окончил семилетку. В 1924-м поступил рабочим на завод им. Дзержинского, параллельно учился в Каменском вечернем индустриальном институте.
После окончания вуза в 1928 году был направлен в Сталино (будущий Донецк) на металлургический завод, где начал работу с должности начальника смены, потом стал заместителем начальника и, наконец, начальником мартеновского цеха. В 1933 году с целью повышения квалификации его направили в трёхмесячную командировку на заводы Круппа в Германию (это, кстати, тоже нашему герою потом припомнилось).
В 1921 году Шкляр, как и большинство молодых продвинутых людей того времени, стал комсомольцем, а в 1927 году вступил в ряды ВКП(б). В 1933 году его награждают грамотой Центрального исполнительного комитета СССР за организацию технического обучения молодёжи. В этом же году в день 15-летия ВЛКСМ одним из первых в Донбассе Шкляр получает высшую в стране награду – орден Ленина.
| Далее