ЛАВРИНА (ПРАВДА) Вера Леонидовна родилась в Казахстане, в с. Лавровка Кокчетавской области. Окончила исторический факультет Томского университета. Стихи и проза публиковались в журналах «Огни Кузбасса», «После 12», «Дружба народов», «Наш современник», «Врата Сибири» и др. Автор более двух десятков книг стихов и прозы, учебников. Член Союза писателей России. Доцент кафедры истории, философии и социальных наук КузГТУ. Живет в Кемерове.
Лесной Хранильник
В русской стране, в лесной стороне, на краю сельца, у синего озерца, в новой избушке с высокою макушкой жили-были Любушка и Никита. Жили дружно, ладно, одно нескладно: не было у них детей. Печалился муж, горевала жена. Бывало, пойдет она по воду или на пруд белье полоскать, встретит по дороге детей – встанет, засмотрится, залюбуется, а то и слезу уронит.
Как-то пошла Любушка в лес по ягоду. Ягодка за ягодкой, куст за кустом, дерево за деревом – вот уж и вечер наступил. Оглянулась она – кругом места незнакомые, дремучие. Любушка туда, Любушка сюда, а лес только гуще и темнее со всех сторон обступает. Заблудилась она. Три дня плутала по дремучим чащам. На четвертый день забрела в диковинные места, вышла на большую опушку. Трава под ногами – шелковый ковер, цветами, как самоцветами, усыпана. Вокруг растут дубы могучие в три обхвата, кряжистыми корнями в землю углубляются, кронами в небо упираются, ветками друг с другом сплетаются. Бабочки лазоревые вокруг порхают, крылья у них с ладошку. Бегают по опушке и белки, и лисы, и оленята, и кабанята. Здесь им стожки устроены, кормушки поставлены, ручей звонкий бежит.
Идет Любушка по поляне, а звери игры с ней затевают, то за сарафан потянут, то вокруг нее прыгать начнут, белки на плечи к ней запрыгивают, косу треплют. Видит, перед ней дерево не дерево, дом не дом. Стоит на могучих корнях избушка, корой обросла, крыша зелеными листьями покрыта.
«Ну, – думает Любушка, – коли звери здесь такие ласковые, то и хозяин не обидит». Набралась она смелости, поднялась на крыльцо: тук-тук – за дверью молчок. Толкнула дверь – та и открылась. Зашла в избушку, огляделась: пол мягким зеленым мхом устлан, на кровати вместо перины трава-мурава растет, стены пестрые вьюнки оплели. Села гостья на лавку у порожка, стала хозяина ждать. А сама голодным-голодна, четвертый день хлебной крошки во рту не было. На печи стоит чугунок, дух сытный из него идет. «Дай, – думает Любушка, –попробую кашу». Ложку за ложкой – всю кашу и съела. «Надо сварить чего-нибудь для хозяина, – решила Любушка. – Придет голодный – осерчает на меня».
Нашла она закваску, муку, напекла пирогов с ягодами, что в лесу набрала. Только на стол выставила – дверь стукнула. Заходит в избу хозяин. Ростом велик, вместо волос трава, борода – зеленые побеги с дубовыми листочками. Лицо древесной корой затянуто. И глаза, как два синих огонечка, горят. У Любушки ноги подкосились, руки опустились, от страха ни жива ни мертва. «Наверное, – думает, – к самому лешему в гости попала».
А хозяин говорит:
– Чую дух сытный. Никак ты пирогов напекла, Любушка?
– Напекла, – еле слышно ответила та.
– Ну давай, сядем за стол, пироги твои отведаем.
А Любушка от страха с места сдвинуться не может.
Видит хозяин, совсем оробела гостья, и говорит ей:
– Не бойся меня, тебе ничего худого не сделаю. Я Лесной Хранильник, за лесом присматриваю, пожары тушу, болота сушу, зверя берегу, деревья стерегу. А ты, видать, заблудилась?
– Заблудилась, дедушка.
Тут гостья осмелела маленько и спрашивает:
– А ты меня откудова знаешь?
– Я все знаю, что в моем лесу делается, да и подалее его.
Лесной Хранильник ест пироги, а сам губами причмокивает, ногами притопывает, головой поверчивает, глазами синими посверкивает.
– Вкусны твои пироги, Любушка. Оставайся у меня, послужи, пирогами попотчуй, я тебя потом домой провожу, щедро награжу.
Делать нечего, осталась Любушка у Лесного Хранильника. Тот чуть свет – уже за порог. В лесу забот много: где зверушек подлечить, где пожары потушить, где рощи от тли и червя очистить. А у гостьи свои заботы: она и прядет, она и ткет. Носки, рукавицы Лесному Хранильнику вяжет, рубахи да портки шьет, заплатки ставит, дырки штопает. К вечеру каши наварит, пирогов настряпает.
Прошел так месяц, другой, хочется ей домой, а спросить боится.
На третий месяц хозяин говорит гостье:
– Славно послужила мне, Любушка, усердно поработала. Хорошая ты рукодельница, умелица, столько нашила рубах, навязала носков мне, старику. Отпущу тебя домой с наградою. – Расправил он бороду свою из молодых побегов, обломил одну веточку с зелеными листочками и протягивает Любушке: – Вот тебе дубовая веточка. Придешь домой, поставишь ее в кувшинчик; как пустит корни, высадишь в садике. Вырастет у тебя дубок с одним желудем. В нем найдешь ты малое дитятко – будет тебе сын.
Любушка от радости вскрикнула, а Лесной Хранильник палец, как ветка, сухой вверх поднял, дескать, не торопись радоваться.
– Слушай дальше. Взрасти своего сына богатырем. Достигнет он совершенных лет – пришлешь его ко мне на службу. Коли сильный и храбрый будет молодец – справится с моей службой, вернется домой живой и невредимый, а коли будет слаб да хил – обратно не жди, не увидишь его больше.
Поникла гостья.
– А трудна ли служба у тебя? – спрашивает.
– Служба нелегкая, но храбрец и удалец справится.
Достал Лесной Хранильник плетеную куколку ростом с ладонь.
– Ну-ка, накорми ее сладкой кашей.
Любушка накормила куколку – ручки, ножки у той задвигались, с лавки она спрыгнула.
– Иди за куколкой, она тебя к дому приведет. Как до дому дойдешь, спрячь ее. Наступят совершенные лета у сына – ты ее опять накормишь сладкой кашей, куколка приведет твоего сына ко мне на службу. Ну, прощай, Любушка, и помни: взрасти сына могучим богатырем.
– Прощай, дедушка, век добром вспоминать буду, что приветил ты меня и от смерти спас. А коли сын у меня будет, то высказать не смогу тебе свою благодарность.
А куколка уж за порог прыгнула, Любушка за ней. Бежит куколка по лесу, плетеными ножками перебирает, Любушка не отстает. Сердце у нее готово птицей из груди вырваться от радости. Миновали они чащу дремучую. Вот и места знакомые: озерцо синее виднеется, сельцо ее родное, дом. Дошла куколка до крыльца, села на порог и замерла. Подхватила ее Любушка и зашла в дом. В одной руке у нее куколка плетеная, в другой – веточка зеленая.
А Никита сидит один в доме, горюет. Увидел он жену, не поверил своим глазам:
– Ты ли это, Любушка?!
– Я, я, жена твоя, – смеется она, – живая и невредимая.
Рассказала мужу, как заблудилась в лесу, как попала к Лесному Хранильнику, как служила ему три месяца, как наградил он ее за службу, и показала ветку дубовую. Глядь, а ветка уже корни пустила.
Побежали они в сад и посадили там веточку. На другой день чуть свет – Любушка в сад. А ветка уже деревцем стала, и появился на ней маленький желудь. На второй день стал он величиной с орех. Любушка день и ночь от деревца не отходит, птиц и мошек отгоняет, корни поливает, с желудя глаз не сводит. На третий день стал он величиной с яблоко. Любушка все к желудю присматривается да прислушивается. Вдруг показалось ей, кто-то в нем то ли плачет, то ли песни поет. Приложила она ухо к желудю, тут он и лопнул, а в нем ребеночек. Подхватила его Любушка и в избу занесла. Сердце у нее от радости в груди прыгает.
Смотрят Никита с женой на сыночка: малыш-крепыш, щечки пухлые, глазки круглые. Только волосики у него зеленые и чубчик видом как дубовый листок, будто ровнехонько вырезан.
– Назовем его Филипок, – говорит Любушка. – А волосики-то отмоются или зелеными будут?
– Да пусть хоть красненькими станут, лишь бы сам он был здоровым да крепким!
Тут вспомнила жена слова Лесного Хранильника, рассказала Никите про его наказ.
– Надо вырастить нам из сыночка настоящего богатыря. – Глаза у нее слезой затуманились. – Сказал мне Хранильник: если будет он хил да слаб, не выдержит службы, не вернется обратно, – всхлипнула Любушка.
– Не печалься, вырастет у нас богатырь. Смотри, какой он уже крепкий.
Сунул Никита палец в кулачок сына, тот крепко за палец ухватился. Поднял его отец, а Филипок гулит, ножками болтает, за палец Никиты крепко держится.
Как Никита и Любушка
силу в Филипке взращивали
Растет Филипок не по дням, а по часам. В год он уже ростом как трехлетка, в два – как шестилетка. Только вот, сколько Любушка ни мыла, какие снадобья ни применяла, волосы на голове у Филипка так и остались зелеными и чубчик видом как дубовый лист. Сына так и прозвали: Филипок Дубовый Листок.
А Никита всякими потехами и забавами силу в нем приращивал. Дети малые соломенными да тряпичными игрушками забавляются, а Никита заказал кузнецу железные игрушки для сына: погремушки да зверушки по четверти пуда весом. Начнет ими Филипок играть-забавляться – пол сотрясается.
– Никита, как бы он себе ножки не отбил эдакими гирями, – переживает Любушка.
– Пусть лучше сейчас ноги отобьет, чем жизнь свою на службе у Лесного Хранильника потом потеряет, – отвечает Никита.
Придумал Никита еще одну забаву для сына. Как Филипок спать лег, Никита взял ниточку, один конец к двери привязал, другой – к печной трубе.
Проснулся утром сын, Никита ему говорит:
– Смотри, Филипок, видно, домовой ночью проказничал, дверь к печке привязал. Как теперь на улицу пойдем? Ну-ка, разорви ниточку, а то дверь не откроется.
Филипок разорвал ниточку, пошел на улицу гулять.
На следующий день Никита взял две ниточки, сплел их в одну и так же один конец к двери привязал, другой к печной трубе. Утром сын проснулся, Никита ему говорит:
– Опять домовой проказничал – дверь к печке привязал.
Филипок разорвал две ниточки, пошел на улицу гулять.
На третий день Никита три ниточки сплел в одну и опять привязал дверь к печной трубе. Сын и три ниточки разорвал. Так Никита каждый вечер добавлял по нитке к веревке, которой дверь привязывал. Пока Филипок не разорвет их – на улицу выйти не может. И скоро тот уже веревку толщиной в палец разрывал, как травинку, такая сила у него в руках появилась.
С силой своей Филипок даже сладить не мог. Начнет рубаху надевать, чуть потянет – она и разорвется. За столом ложкой заиграется, чуть надавит – ложка переломится. Пойдет с ребятами в городки играть, бросит биту – та как стрела улетит, с глаз скроется, ищи-свищи ее до вечера.
– Не будем, – говорят дети, – с тобой в городки играть, ты нам все биты растеряешь.
Филипок заплачет, пойдет к Любушке, жалуется ей, что дети не берут его в игры играть.
Она его утешает, чубчик его зеленый поглаживает:
– Ты, мой сынок, силу маленько придерживай.
– Я потихоньку кинул, а она ка-а-ак полетит, – всхлипывает сын.
Матери хоть и жалко сыночка, а улыбку не может сдержать, рада-радешенька, что Филипок таким сильным растет.
Вот минуло ему десять лет, а он уже с Никиту ростом стал. Пошел Никита к бочару, заказал ему три дюжины бочек, одна другой больше. Самая маленькая бочка – на три ведра, самая большая – на сто.
Прикатил их домой и наказывает жене:
– Пусть Филипок в этих бочках воду с озера носит. Первую неделю – в трехведерной, вторую – в той, что побольше, и так по чину, пока до самой большой не дойдет. А уж как в стоведерной бочке сможет воду носить, считай, он богатырь, каких по всей земле еще поискать надо.
На другой день дала Любушка сыну самую маленькую бочку и послала его на озеро за водой.
– Мне, – говорит, – постирать надо, огород полить, принеси мне воды.
Филипок взял бочку, пошел на озеро, обратно несет ее и подкидывает, будто мячик. «Видно, бочка-то пустая», – подумала Любушка.
– Ты почему воды не набрал? – спрашивает.
– Как не набрал? – Филипок пробку из бочки вытащил – а она полным-полнехонька.
Удивилась Любушка, рассмеялась и дала сыну десятиведерную бочку. Пошел Филипок на озеро. Любушка ждет его, думает, как он эту бочку нести будет. А Филипок идет обратно, играючи ее подкидывает. Дала тогда Любушка сыну еще больше бочку, а он и ее будто пушинку домой несет. И так за один день шесть бочек сменил. Только седьмую, сорокаведерную, не смог подкидывать.
– Ну, Филипок, – говорит Любушка, – в этой бочке и будешь неделю воду приносить.
Так бочки неделя за неделей все больше становились. Любушке уже воду девать некуда. Она и постирает, и польет, и в доме во все ушаты и корыта воды нальет. И три дюжины бочек полными стоят. Любушка стала тогда сына к соседям посылать их огороды поливать, а то и на поля просила воду отнести, пшеницу да рожь полить.
Полгода носил Филипок воду. Подошла очередь стоведерной бочки. Взвалил ее на себя Филипок – его самого за ней не видно. Кажется, будто бочка сама с озера домой бежит. Неделю носил так Филипок воду.
– Теперь, – говорит Никита, – его хоть к самому царю или даже королю какому-нибудь заморскому на службу посылать можно – все ему будет по плечу. Не переживай, Любушка, справится наш сын со службой у Лесного Хранильника, вернется живой и невредимый. Он теперь богатырь хоть куда.
Любушка головой качает:
– Сила-то в нем есть. Но не для всякой службы сила нужна. Не сказал ведь Хранильник, куда пошлет нашего сына. Для иной службы и хитрость нужна, и изворотливость. А он у нас такой доверчивый, такой бесхитростный, всякий лихой человек его вокруг пальца обвести сможет.
– Не горюй, жена, что не хитер, радуйся, что душа – костер, всякий подле нее согреется.
И правда, рос Филипок Дубовый Листок добрым и ласковым, старших уважал, младших в обиду не давал. Нищих да бездомных привечал. Филипка первым делом на гулянья деревенские звали. Любили, когда силач забавы им устраивает. Принесет Филипок плотик, посадит на него всех детей деревенских и носит, катает их туда-сюда.
– Давай, Филипок, – говорят парни, – силой меряться.
– Давай, – соглашается тот.
Принесут парни канат. Вся деревня с одного конца тянет, а Филипок Дубовый Листок с другого. Как ни упираются парни, как ни стараются, ни на пядь не могут Филипка сдвинуть. А тот чуть поддаст – все на землю повалятся.
Полушечка
Как-то послала Любушка сына на рынок, купить гвоздей да крынок. Встал он спозаранку, взял короб плетеный и пошел. Начал ходить по рядам, товар выбирать, прицениваться. Вдруг слышит, заиграла где-то свирель, да так красиво – заслушаешься. «Кто это так играет? –думает Филипок. – Пойду посмотрю». Пошел он на звуки. Видит, на краю рынка сидит на земле паренек, таких же годов, что и он. Сам рыжий, кудрявый да веснушчатый, будто солнышко его обрызгало. Одежонка на нем латаная-перелатаная, перед ним нищенская кружка стоит для монеток. Он-то и играет так дивно на свирели. Сел Филипок Дубовый Листок рядом, слушает, про все на свете забыл – так тронули его напевы.
– Ты кто? – спрашивает мальчика Филипок.
А мальчик весело отвечает ему с шуткой-прибауткой:
– Зовут меня Полушечка, от пяток до макушечки.
– Полушечка? – удивился Филипок. – Четверть копейки, значит?
– Всякие имена бывают, тебя-то, наверное, Дубовым Листком величают, – улыбнулся мальчик.
– А ты откуда знаешь? – изумился Филипок.
– А ты, чай, на себя в зеркало не смотрел? – рассмеялся Полушечка.
– И правда, – улыбнулся Филипок, – ты по чубу моему догадался. Ясно, почему меня Дубовым Листком зовут, а тебя почему Полушечкой кличут?
– У меня, у Полушечки, на уме одни игрушечки. Я день-деньской на свирели играю, мне за это кто сухарик даст, кто сушку, а кто и полушку, тем и живу. Вот меня Полушечкой и кличут. Батюшки с матушкой у меня нет. Меня моя дудочка кормит, полушечки мне собирает, поит, угощает.
– Ты сирота? – спросил Филипок.
– Круглая сирота-сиротинушка, пятую годинушку. Эх, сиротиночка что травиночка, всякому ветру кланяется.
Жалко стало Филипку Полушечку. Достал он все деньги, которые ему Любушка на крынки да гвозди дала, и положил их в кружку мальчику.
– Поиграй еще, Полушечка, больно мне напевы твои нравятся.
– Что ж, – согласился тот, – играть – не голодать, добрых людей тешить.
Стал он снова на свирели играть. Филипок рядом сидит, слушает. Дудочка загрустит – и Филипок закручинится; польются из дудочки веселые напевы – и Филипок возрадуется. Не помнил, сколько времени он рядом с Полушечкой сидел.
Очнулся оттого, что прохрипел кто-то над ними:
– Хороший прибыток сегодня. Скоморох-горох, мухами засиженный, не дашь ли нам монетки твои?
– А если не дашь, сами возьмем, – добавил еще кто-то с хохотом.
Видит Филипок, стоят над ними трое здоровых молодчиков. Один краснорожий, другой носатый, третий плешивый. Были они гулящие люди, лихие, без стыда и совести, на рынке воровали, у нищих и сирот копейки отнимали.
Испугался Полушечка, побледнел.
– Кто сирот обижает, того Бог не уважает, не трогайте Полушечку! – говорит Филипок.
– А это что за лягушка-квакушка расквакалась? – расхохотался краснорожий. – Смотрите-ка, у него волосы как тина болотная!
– Ты из какой такой трясины вылез, малец? – хихикнул плешивый.
А носатый уже к кружке с деньгами руку тянет. Схватил его Филипок за руку, да, видно, опять не рассчитал своей силы: захрустели кости, затрещали пальцы, взвыл носатый от боли.
Накинулись молодчики на Филипка.
– Ты не жилец, головастик болотный! – орут. – Прощайся с белым светом!
А у Филипка одна думка в голове: как бы насмерть не зашибить их ненароком. Оттолкнул он легонько краснорожего – тот с гулом отлетел, как щепка от топора. Плешивый с кулаками на Филипка накинулся – и об землю со всего маху ударился. Не может понять: то ли запнулся, то ли ноги запутались в траве. Не поверил, что это малец его на землю уложил.
– Надо бежать! Бока спасать! – крикнул Полушечка.
– Ясное дело, надо. Пусть бегут, – говорит Филипок.
– Это нам надо бежать, забьют нас сейчас! – торопит Полушечка.
Филипок удивился:
– Меня и всей деревней не забьют, а эти трое – как кисель хлипкие.
А молодчики пришли в себя, с диким воплем на Филипка бросились. Тот сгреб всех троих и спрашивает:
– Говорил Полушечка, что бежать надо, почему не послушались? Придется вас теперь подальше забросить! Вас в одну сторону всех кинуть или поврозь дальше пойдете? Я тогда по разные стороны вас отправлю, денька через три найдете друг друга.
Почуяли тут молодчики силу Филипка, трещат у них ребра, глотки перехватило, стали они просить:
– Д-д-добрый мальчик, от-т-т-пусти н-н-нас, мы ш-ш-шутили.
– Д-д-да, д-да, и-играли. Мы с м-м-маленькими любим и-играть.
– Давай поиграем, – согласился мальчик. Взял он краснорожего за ногу и стал крутить его над головой, приговаривая: – Э-э-эх! Смейся-веселись, играй-резвись!
Краснорожий стал бел как мел, руками за воздух цепляется, просит его простить, отпустить, помиловать. Поставил его Филипок на землю.
– Ну, наигрались? Теперь ступайте, откуда пришли.
Молодчиков как ветром сдуло. Будто их и не было. А Филипок еще просит Полушечку поиграть.
Прошло немного времени, подходит к Филипку незнакомый молодец и говорит ему:
– Друг сердешный, видел я, какая силища в тебе, пособи мне в добром деле. Эти трое держат в плену мою сестрицу, помоги ее вызволить.
Филипок – душа простая, сомнений не знает, пошел за молодцем, чтобы сестру его из плена вызволить. Привел его молодец на высокий утес над рекой. Тут выскочили из-за деревьев трое молодчиков – краснорожий, носатый и плешивый – и столкнули мальчика с утеса. Это они и подослали к Филипку своего подельника, чтобы заманил его на утес. Решили они отомстить – погубить Филипка.
Ударился Филипок головой о камни, упал бездыханный в воду. А молодчики, люди бессердечные, как тараканы запечные, пальцами тычут, хохочут:
– Похлебай водички, лягушка-квакушка!
– Ха-ха-ха! Отквакался уже!
Понесла река Филипка прочь от утеса высокого, от рынка шумного, от родимого дома.
А Полушечка почуял что-то недоброе. Не понравился ему тот молодец, что на обидчиков своих жаловался. «Эх, голова – орех, жизнь – молоточек. Никак он с ними заодно, – подумал Полушечка. – Глаза у него бегали, губы кривились. Пойду посмотрю, куда он Филипка приведет».
Подхватил мальчик кружку нищенскую, дудочку свою и пошел, прячась, следом. Видел он, как привели Филипка на высокий утес, как выскочили трое молодчиков и столкнули Филипка в реку. Побежал Полушечка вдоль берега за Филипком. Как скрылся утес за поворотом, бросился он в воду, подхватил Филипка и вытащил его на берег. Стал его отхаживать, в чувство приводить.
– Филипок, Филипок, ты живой?
Открыл Филипок глаза.
– Живой! Братец родной! – обрадовался Полушечка.
Приложил он травку целебную к ране, оборвал рукава у своей рубахи, обвязал голову Филипка. Сильно тот ослаб. Повел его Полушечка домой.
А Любушка ждет-пождет сына. Дело к вечеру – его все нет. У нее уже сердце не на месте: она и в окно выглянет, и за ворота выбежит – нет Филипка. Наконец видит: идет сын, голова у него перевязана. Ведет его мальчик под руку, сам весь оборванный.
Вскрикнула Любушка, побежала им навстречу:
– Что с тобой случилось-приключилось, милое мое дитятко?!
Рассказал мальчик, как дело было. А потом добавил:
– Полушечка меня от смерти спас, будет он мне теперь названым братом. Приюти его, матушка, он круглый сирота. Полушечка веселый: что ни слово – то шутка, что ни речь – то присказка.
Матушка обняла Полушечку, расцеловала:
– Кабы не ты, Полушечка, не стало бы Филипка, а теперь у меня два сына. Окажи великую милость, останься у нас, будь нам с Никитой сыном, а Филипку братом.
Так остался Полушечка у Любушки с Никитой. Они полюбили его как родного, а Филипок в нем души не чаял. Не расставались они и на минуточку, вместе на гулянья ходили, вместе работу делали. Полушечка часто на свирели своей играл, вся деревня собиралась его послушать. И здесь полюбили веселого да мудрого рыжекудрого Полушечку.
Так счастливо прожили они все вместе до самого совершеннолетия Филипка. Чем ближе становился этот день, тем чаще грустила Любушка, нет-нет да и смахнет слезинку украдкой. Заметил это Полушечка и стал спрашивать, почему это она грустит и плачет беспричинно. Рассказала ему Любушка про Лесного Хранильника, про то, что пора приближается Филипка отправлять к нему в дремучий лес на службу суровую, опасную.
Задумался Полушечка, а потом и говорит матери:
– Эх, не грех доброе дело сделать. Отправьте вы меня, матушка, на службу к Лесному Хранильнику. Коли я погибну, вы поплачете обо мне, и слава Богу, а Филипок с вами останется.
– Что ты, что ты, Полушечка! – замахала на него руками Любушка. – Лесной Хранильник такую метку на Филипке оставил – чубчик у него как дубовый листик. Где ты еще такое видывал?
– А мы волосы мне зеленкой покрасим, чуб мой дубовым листиком подстрижем. Лесной Хранильник меня за Филипка примет.
– А силу его откуда возьмешь? Хранильник нам наказ дал: вырастить из сына настоящего богатыря, вот мы с Никитой и старались. Без Филипка к Лесному Хранильнику тебя посылать – все равно что на верную смерть отправить.
Полушечка и так и эдак уговаривал Любушку. Материнское сердце дрогнуло.
– Ладно, – говорит она, – испытаем тебя в день совершеннолетия Филипка. Только ты, Полушечка, брату ничего не сказывай, не простит он мне этого.
И вот наступил день, когда шестнадцать лет назад появился из желудя Филипок Дубовый Листок. С раннего утра отправила Любушка его лошадей пасти, а сама стала собирать Полушечку на службу к Лесному Хранильнику. Покрасила его рыжие кудри зеленкой, подрезала чубчик, как у Филипка, собрала узелок для него. Потом достала плетеную куколку, которую хранила на дне сундука, вытащила из печки чугунок со сладкой кашей и стала кормить куколку. Но та не ела кашу и оставалась недвижной. Поняла Любушка, что не поведет куколка Полушечку к Лесному Хранильнику. Видно, такую волшебную силу дал ей Хранильник, что различает она, кого ей к нему вести.
– Нет, Полушечка, ничего у нас не получится, не хочет куколка вести тебя в дремучий лес. Разбирай свой узелок.
– Ну, тогда я вместе с Филипком пойду. Ведь вы отпустите меня, матушка? Буду тоже геройские дела совершать, наказы Лесного Хранильника исполнять.
Расплакалась Любушка, уронила голову на плечо Полушечки:
– Двух сыновей придется мне отправить в дремучий лес. Но я подожду еще, не сегодня вас отправим. Может, куколка потеряла уже волшебную силу за шестнадцать лет, а может, и образуется все, забудет Хранильник про Филипка. Не будем пока ничего говорить брату твоему.
Отмыла Любушка волосы у Полушечки, разобрала его узелок и снова положила плетеную куколку в сундук.
Как отправились Филипок и Полушечка на службу к Лесному Хранильнику
На следующий день пошла Любушка в поле за травами. Идет она по цветущему лугу, душицу, зверобой, таволгу собирает. Навстречу ей дряхлая старуха с клюкой ковыляет, в три погибели согнулась. Только поравнялись они, как у старухи клюка из рук выпала. Подняла Любушка клюку, подает старухе. А та и говорит:
– Сиротку на смерть посылаешь, а родного сына дома оставляешь? Негоже наказы забывать.
Отшатнулась Любушка, а старуха выпрямилась и пошла прочь, в один миг из глаз исчезла, будто ветер ее унес, только клюка у Любушки в руках осталась. Смотрит она, а это и не клюка вовсе, а змея извивается. Вскрикнула от страха, бросила змею и бегом домой. Прибежала и рассказывает Никите про слова старухи, и как исчезла она вмиг, и как клюка в змею превратилась.
– Ясное дело, это Лесной Хранильник нам привет шлет, – говорит Никита. – Отправлять надо Филипка к нему.
– Знаю, что надо, но не было же уговору день в день его отправлять. Погожу еще немного, не срок мне расставаться с сыном. Ведь и Полушечка увяжется за ним, опять одни с тобой останемся. Ну, пусть хоть недельку еще поживут с нами, потом и отправим.
Решила так Любушка. Но только вот с этого дня посыпались на Филипка несчастье за несчастьем. То ногу себе в бане кипятком ошпарит, то ненароком в колодец упадет, то конь его сбросит, копытами побьет. То чудом от пожара спасется.
Как-то началась сильная гроза. Тучи черные всю деревню накрыли, от грома избы сотрясались. А Филипок с Полушечкой как раз в лесу дрова рубили. У Любушки сердце не на месте: как там братья грозу переждут? Вдруг в раскатах грома почудилось ей, будто слова кто-то прокричал: «Гр-р-роза-а-а Филипку!» Любушку в жар бросило. Кинулась она в лес на делянку, где Филипок и Полушечка дрова рубили. Бежит, себя не помнит, холодный дождь ее будто плетьми хлещет, молнии огнем тьму режут, громы как пушки бьют.
Прибежала она на делянку, видит: посреди дуб обломанный дымится, а под ним лежит Филипок – то ли живой, то ли мертвый. Чуяло беду материнское сердце. Ударила молния в дуб, под которым Филипок с Полушечкой от дождя прятались.
Бросилась мать к Филипку, упала к нему на грудь:
– Сыночек, Филипок, очнись, пробудись! Не буду я тебя подле себя держать, отправлю к Лесному Хранильнику!
Филипок открыл глаза и спросил слабым голосом:
– К какому такому Лесному Хранильнику?
– Живой! – вскрикнула Любушка. – Слава богу! Что ж, дитятко мое, пришло время все тебе рассказать.
Тут гроза кончилась, повела мать Филипка и Полушечку домой, по дороге поведала Филипку про то, как шестнадцать лет назад заблудилась в лесу, как набрела на дом Лесного Хранильника, как служила ему три месяца и как одарил он ее волшебной дубовой веточкой.
– Наказал он мне через шестнадцать лет отправить тебя к нему на службу. А служба тяжелая, опасная. Вырасти, говорит, из сына богатыря, а то не вернется он домой со службы. А я не хотела тебя отпускать, думала, недельку еще побудешь дома. Вот чуть не погубила тебя. Пришло время: завтра, сынок, пойдешь к Лесному Хранильнику. Тот, видно, не шутит. Не оставит тебя в живых, коли не отпущу к нему.
– А меня, сердечного, друга запечного, возьмешь? – спросил Филипка Полушечка.
– Куда уж вы друг без дружка! – горько улыбнулась Любушка.
На другой день ранним утром стала она собирать Филипка и Полушечку в дальнюю дорогу. Надела на них белые рубахи, узорчатым шитьем расшитые, собрала по узелку. Полушечкину свирель положила в кожаный мешочек, на поясок привесила. Потом достала Любушка плетеную куколку из сундука, накормила ее сладкой кашей. Та с лавки прыг и на порог, с крыльца скатилась и поковыляла в лес.
– Лесному Хранильнику поклон передай, пусть не серчает на меня, – говорит Любушка Филипку. – Тяжко мне было расставаться с тобой, сынок. Берегите друг дружку, детки, да быстрее со службы возвращайтесь.
Благословили родители сыновей, попрощались и долго смотрели вслед им, слезинки смахивали.
Бежит куколка, плетеными ножками перебирает, Филипок с Полушечкой за ней торопятся. Целый день шли они по лесу. А лес все гуще, деревья все выше становятся. Идут они, а Филипку будто шепот в шелесте лесном слышится: «Ф-ф-филипок Дубовый Лис-с-сток с-с-с Полуш-ш-шечкой идут, Ф-ф-филипок Дубовый Лис-с-сток с-с-с Полуш-ш-шечкой идут. Радос-с-сть, радос-с-сть!»
– Ты слышишь? – спрашивает Филипок брата.
– Что?
– Слова.
– Какие слова? Откуда?
– Будто в шелесте лесном: «Филипок Дубовый Листок с Полушечкой идут». Вот и сейчас, слышишь?
Полушечка прислушался.
– Нет, не слышу.
Лесной Хранильник
В русской стране, в лесной стороне, на краю сельца, у синего озерца, в новой избушке с высокою макушкой жили-были Любушка и Никита. Жили дружно, ладно, одно нескладно: не было у них детей. Печалился муж, горевала жена. Бывало, пойдет она по воду или на пруд белье полоскать, встретит по дороге детей – встанет, засмотрится, залюбуется, а то и слезу уронит.
Как-то пошла Любушка в лес по ягоду. Ягодка за ягодкой, куст за кустом, дерево за деревом – вот уж и вечер наступил. Оглянулась она – кругом места незнакомые, дремучие. Любушка туда, Любушка сюда, а лес только гуще и темнее со всех сторон обступает. Заблудилась она. Три дня плутала по дремучим чащам. На четвертый день забрела в диковинные места, вышла на большую опушку. Трава под ногами – шелковый ковер, цветами, как самоцветами, усыпана. Вокруг растут дубы могучие в три обхвата, кряжистыми корнями в землю углубляются, кронами в небо упираются, ветками друг с другом сплетаются. Бабочки лазоревые вокруг порхают, крылья у них с ладошку. Бегают по опушке и белки, и лисы, и оленята, и кабанята. Здесь им стожки устроены, кормушки поставлены, ручей звонкий бежит.
Идет Любушка по поляне, а звери игры с ней затевают, то за сарафан потянут, то вокруг нее прыгать начнут, белки на плечи к ней запрыгивают, косу треплют. Видит, перед ней дерево не дерево, дом не дом. Стоит на могучих корнях избушка, корой обросла, крыша зелеными листьями покрыта.
«Ну, – думает Любушка, – коли звери здесь такие ласковые, то и хозяин не обидит». Набралась она смелости, поднялась на крыльцо: тук-тук – за дверью молчок. Толкнула дверь – та и открылась. Зашла в избушку, огляделась: пол мягким зеленым мхом устлан, на кровати вместо перины трава-мурава растет, стены пестрые вьюнки оплели. Села гостья на лавку у порожка, стала хозяина ждать. А сама голодным-голодна, четвертый день хлебной крошки во рту не было. На печи стоит чугунок, дух сытный из него идет. «Дай, – думает Любушка, –попробую кашу». Ложку за ложкой – всю кашу и съела. «Надо сварить чего-нибудь для хозяина, – решила Любушка. – Придет голодный – осерчает на меня».
Нашла она закваску, муку, напекла пирогов с ягодами, что в лесу набрала. Только на стол выставила – дверь стукнула. Заходит в избу хозяин. Ростом велик, вместо волос трава, борода – зеленые побеги с дубовыми листочками. Лицо древесной корой затянуто. И глаза, как два синих огонечка, горят. У Любушки ноги подкосились, руки опустились, от страха ни жива ни мертва. «Наверное, – думает, – к самому лешему в гости попала».
А хозяин говорит:
– Чую дух сытный. Никак ты пирогов напекла, Любушка?
– Напекла, – еле слышно ответила та.
– Ну давай, сядем за стол, пироги твои отведаем.
А Любушка от страха с места сдвинуться не может.
Видит хозяин, совсем оробела гостья, и говорит ей:
– Не бойся меня, тебе ничего худого не сделаю. Я Лесной Хранильник, за лесом присматриваю, пожары тушу, болота сушу, зверя берегу, деревья стерегу. А ты, видать, заблудилась?
– Заблудилась, дедушка.
Тут гостья осмелела маленько и спрашивает:
– А ты меня откудова знаешь?
– Я все знаю, что в моем лесу делается, да и подалее его.
Лесной Хранильник ест пироги, а сам губами причмокивает, ногами притопывает, головой поверчивает, глазами синими посверкивает.
– Вкусны твои пироги, Любушка. Оставайся у меня, послужи, пирогами попотчуй, я тебя потом домой провожу, щедро награжу.
Делать нечего, осталась Любушка у Лесного Хранильника. Тот чуть свет – уже за порог. В лесу забот много: где зверушек подлечить, где пожары потушить, где рощи от тли и червя очистить. А у гостьи свои заботы: она и прядет, она и ткет. Носки, рукавицы Лесному Хранильнику вяжет, рубахи да портки шьет, заплатки ставит, дырки штопает. К вечеру каши наварит, пирогов настряпает.
Прошел так месяц, другой, хочется ей домой, а спросить боится.
На третий месяц хозяин говорит гостье:
– Славно послужила мне, Любушка, усердно поработала. Хорошая ты рукодельница, умелица, столько нашила рубах, навязала носков мне, старику. Отпущу тебя домой с наградою. – Расправил он бороду свою из молодых побегов, обломил одну веточку с зелеными листочками и протягивает Любушке: – Вот тебе дубовая веточка. Придешь домой, поставишь ее в кувшинчик; как пустит корни, высадишь в садике. Вырастет у тебя дубок с одним желудем. В нем найдешь ты малое дитятко – будет тебе сын.
Любушка от радости вскрикнула, а Лесной Хранильник палец, как ветка, сухой вверх поднял, дескать, не торопись радоваться.
– Слушай дальше. Взрасти своего сына богатырем. Достигнет он совершенных лет – пришлешь его ко мне на службу. Коли сильный и храбрый будет молодец – справится с моей службой, вернется домой живой и невредимый, а коли будет слаб да хил – обратно не жди, не увидишь его больше.
Поникла гостья.
– А трудна ли служба у тебя? – спрашивает.
– Служба нелегкая, но храбрец и удалец справится.
Достал Лесной Хранильник плетеную куколку ростом с ладонь.
– Ну-ка, накорми ее сладкой кашей.
Любушка накормила куколку – ручки, ножки у той задвигались, с лавки она спрыгнула.
– Иди за куколкой, она тебя к дому приведет. Как до дому дойдешь, спрячь ее. Наступят совершенные лета у сына – ты ее опять накормишь сладкой кашей, куколка приведет твоего сына ко мне на службу. Ну, прощай, Любушка, и помни: взрасти сына могучим богатырем.
– Прощай, дедушка, век добром вспоминать буду, что приветил ты меня и от смерти спас. А коли сын у меня будет, то высказать не смогу тебе свою благодарность.
А куколка уж за порог прыгнула, Любушка за ней. Бежит куколка по лесу, плетеными ножками перебирает, Любушка не отстает. Сердце у нее готово птицей из груди вырваться от радости. Миновали они чащу дремучую. Вот и места знакомые: озерцо синее виднеется, сельцо ее родное, дом. Дошла куколка до крыльца, села на порог и замерла. Подхватила ее Любушка и зашла в дом. В одной руке у нее куколка плетеная, в другой – веточка зеленая.
А Никита сидит один в доме, горюет. Увидел он жену, не поверил своим глазам:
– Ты ли это, Любушка?!
– Я, я, жена твоя, – смеется она, – живая и невредимая.
Рассказала мужу, как заблудилась в лесу, как попала к Лесному Хранильнику, как служила ему три месяца, как наградил он ее за службу, и показала ветку дубовую. Глядь, а ветка уже корни пустила.
Побежали они в сад и посадили там веточку. На другой день чуть свет – Любушка в сад. А ветка уже деревцем стала, и появился на ней маленький желудь. На второй день стал он величиной с орех. Любушка день и ночь от деревца не отходит, птиц и мошек отгоняет, корни поливает, с желудя глаз не сводит. На третий день стал он величиной с яблоко. Любушка все к желудю присматривается да прислушивается. Вдруг показалось ей, кто-то в нем то ли плачет, то ли песни поет. Приложила она ухо к желудю, тут он и лопнул, а в нем ребеночек. Подхватила его Любушка и в избу занесла. Сердце у нее от радости в груди прыгает.
Смотрят Никита с женой на сыночка: малыш-крепыш, щечки пухлые, глазки круглые. Только волосики у него зеленые и чубчик видом как дубовый листок, будто ровнехонько вырезан.
– Назовем его Филипок, – говорит Любушка. – А волосики-то отмоются или зелеными будут?
– Да пусть хоть красненькими станут, лишь бы сам он был здоровым да крепким!
Тут вспомнила жена слова Лесного Хранильника, рассказала Никите про его наказ.
– Надо вырастить нам из сыночка настоящего богатыря. – Глаза у нее слезой затуманились. – Сказал мне Хранильник: если будет он хил да слаб, не выдержит службы, не вернется обратно, – всхлипнула Любушка.
– Не печалься, вырастет у нас богатырь. Смотри, какой он уже крепкий.
Сунул Никита палец в кулачок сына, тот крепко за палец ухватился. Поднял его отец, а Филипок гулит, ножками болтает, за палец Никиты крепко держится.
Как Никита и Любушка
силу в Филипке взращивали
Растет Филипок не по дням, а по часам. В год он уже ростом как трехлетка, в два – как шестилетка. Только вот, сколько Любушка ни мыла, какие снадобья ни применяла, волосы на голове у Филипка так и остались зелеными и чубчик видом как дубовый лист. Сына так и прозвали: Филипок Дубовый Листок.
А Никита всякими потехами и забавами силу в нем приращивал. Дети малые соломенными да тряпичными игрушками забавляются, а Никита заказал кузнецу железные игрушки для сына: погремушки да зверушки по четверти пуда весом. Начнет ими Филипок играть-забавляться – пол сотрясается.
– Никита, как бы он себе ножки не отбил эдакими гирями, – переживает Любушка.
– Пусть лучше сейчас ноги отобьет, чем жизнь свою на службе у Лесного Хранильника потом потеряет, – отвечает Никита.
Придумал Никита еще одну забаву для сына. Как Филипок спать лег, Никита взял ниточку, один конец к двери привязал, другой – к печной трубе.
Проснулся утром сын, Никита ему говорит:
– Смотри, Филипок, видно, домовой ночью проказничал, дверь к печке привязал. Как теперь на улицу пойдем? Ну-ка, разорви ниточку, а то дверь не откроется.
Филипок разорвал ниточку, пошел на улицу гулять.
На следующий день Никита взял две ниточки, сплел их в одну и так же один конец к двери привязал, другой к печной трубе. Утром сын проснулся, Никита ему говорит:
– Опять домовой проказничал – дверь к печке привязал.
Филипок разорвал две ниточки, пошел на улицу гулять.
На третий день Никита три ниточки сплел в одну и опять привязал дверь к печной трубе. Сын и три ниточки разорвал. Так Никита каждый вечер добавлял по нитке к веревке, которой дверь привязывал. Пока Филипок не разорвет их – на улицу выйти не может. И скоро тот уже веревку толщиной в палец разрывал, как травинку, такая сила у него в руках появилась.
С силой своей Филипок даже сладить не мог. Начнет рубаху надевать, чуть потянет – она и разорвется. За столом ложкой заиграется, чуть надавит – ложка переломится. Пойдет с ребятами в городки играть, бросит биту – та как стрела улетит, с глаз скроется, ищи-свищи ее до вечера.
– Не будем, – говорят дети, – с тобой в городки играть, ты нам все биты растеряешь.
Филипок заплачет, пойдет к Любушке, жалуется ей, что дети не берут его в игры играть.
Она его утешает, чубчик его зеленый поглаживает:
– Ты, мой сынок, силу маленько придерживай.
– Я потихоньку кинул, а она ка-а-ак полетит, – всхлипывает сын.
Матери хоть и жалко сыночка, а улыбку не может сдержать, рада-радешенька, что Филипок таким сильным растет.
Вот минуло ему десять лет, а он уже с Никиту ростом стал. Пошел Никита к бочару, заказал ему три дюжины бочек, одна другой больше. Самая маленькая бочка – на три ведра, самая большая – на сто.
Прикатил их домой и наказывает жене:
– Пусть Филипок в этих бочках воду с озера носит. Первую неделю – в трехведерной, вторую – в той, что побольше, и так по чину, пока до самой большой не дойдет. А уж как в стоведерной бочке сможет воду носить, считай, он богатырь, каких по всей земле еще поискать надо.
На другой день дала Любушка сыну самую маленькую бочку и послала его на озеро за водой.
– Мне, – говорит, – постирать надо, огород полить, принеси мне воды.
Филипок взял бочку, пошел на озеро, обратно несет ее и подкидывает, будто мячик. «Видно, бочка-то пустая», – подумала Любушка.
– Ты почему воды не набрал? – спрашивает.
– Как не набрал? – Филипок пробку из бочки вытащил – а она полным-полнехонька.
Удивилась Любушка, рассмеялась и дала сыну десятиведерную бочку. Пошел Филипок на озеро. Любушка ждет его, думает, как он эту бочку нести будет. А Филипок идет обратно, играючи ее подкидывает. Дала тогда Любушка сыну еще больше бочку, а он и ее будто пушинку домой несет. И так за один день шесть бочек сменил. Только седьмую, сорокаведерную, не смог подкидывать.
– Ну, Филипок, – говорит Любушка, – в этой бочке и будешь неделю воду приносить.
Так бочки неделя за неделей все больше становились. Любушке уже воду девать некуда. Она и постирает, и польет, и в доме во все ушаты и корыта воды нальет. И три дюжины бочек полными стоят. Любушка стала тогда сына к соседям посылать их огороды поливать, а то и на поля просила воду отнести, пшеницу да рожь полить.
Полгода носил Филипок воду. Подошла очередь стоведерной бочки. Взвалил ее на себя Филипок – его самого за ней не видно. Кажется, будто бочка сама с озера домой бежит. Неделю носил так Филипок воду.
– Теперь, – говорит Никита, – его хоть к самому царю или даже королю какому-нибудь заморскому на службу посылать можно – все ему будет по плечу. Не переживай, Любушка, справится наш сын со службой у Лесного Хранильника, вернется живой и невредимый. Он теперь богатырь хоть куда.
Любушка головой качает:
– Сила-то в нем есть. Но не для всякой службы сила нужна. Не сказал ведь Хранильник, куда пошлет нашего сына. Для иной службы и хитрость нужна, и изворотливость. А он у нас такой доверчивый, такой бесхитростный, всякий лихой человек его вокруг пальца обвести сможет.
– Не горюй, жена, что не хитер, радуйся, что душа – костер, всякий подле нее согреется.
И правда, рос Филипок Дубовый Листок добрым и ласковым, старших уважал, младших в обиду не давал. Нищих да бездомных привечал. Филипка первым делом на гулянья деревенские звали. Любили, когда силач забавы им устраивает. Принесет Филипок плотик, посадит на него всех детей деревенских и носит, катает их туда-сюда.
– Давай, Филипок, – говорят парни, – силой меряться.
– Давай, – соглашается тот.
Принесут парни канат. Вся деревня с одного конца тянет, а Филипок Дубовый Листок с другого. Как ни упираются парни, как ни стараются, ни на пядь не могут Филипка сдвинуть. А тот чуть поддаст – все на землю повалятся.
Полушечка
Как-то послала Любушка сына на рынок, купить гвоздей да крынок. Встал он спозаранку, взял короб плетеный и пошел. Начал ходить по рядам, товар выбирать, прицениваться. Вдруг слышит, заиграла где-то свирель, да так красиво – заслушаешься. «Кто это так играет? –думает Филипок. – Пойду посмотрю». Пошел он на звуки. Видит, на краю рынка сидит на земле паренек, таких же годов, что и он. Сам рыжий, кудрявый да веснушчатый, будто солнышко его обрызгало. Одежонка на нем латаная-перелатаная, перед ним нищенская кружка стоит для монеток. Он-то и играет так дивно на свирели. Сел Филипок Дубовый Листок рядом, слушает, про все на свете забыл – так тронули его напевы.
– Ты кто? – спрашивает мальчика Филипок.
А мальчик весело отвечает ему с шуткой-прибауткой:
– Зовут меня Полушечка, от пяток до макушечки.
– Полушечка? – удивился Филипок. – Четверть копейки, значит?
– Всякие имена бывают, тебя-то, наверное, Дубовым Листком величают, – улыбнулся мальчик.
– А ты откуда знаешь? – изумился Филипок.
– А ты, чай, на себя в зеркало не смотрел? – рассмеялся Полушечка.
– И правда, – улыбнулся Филипок, – ты по чубу моему догадался. Ясно, почему меня Дубовым Листком зовут, а тебя почему Полушечкой кличут?
– У меня, у Полушечки, на уме одни игрушечки. Я день-деньской на свирели играю, мне за это кто сухарик даст, кто сушку, а кто и полушку, тем и живу. Вот меня Полушечкой и кличут. Батюшки с матушкой у меня нет. Меня моя дудочка кормит, полушечки мне собирает, поит, угощает.
– Ты сирота? – спросил Филипок.
– Круглая сирота-сиротинушка, пятую годинушку. Эх, сиротиночка что травиночка, всякому ветру кланяется.
Жалко стало Филипку Полушечку. Достал он все деньги, которые ему Любушка на крынки да гвозди дала, и положил их в кружку мальчику.
– Поиграй еще, Полушечка, больно мне напевы твои нравятся.
– Что ж, – согласился тот, – играть – не голодать, добрых людей тешить.
Стал он снова на свирели играть. Филипок рядом сидит, слушает. Дудочка загрустит – и Филипок закручинится; польются из дудочки веселые напевы – и Филипок возрадуется. Не помнил, сколько времени он рядом с Полушечкой сидел.
Очнулся оттого, что прохрипел кто-то над ними:
– Хороший прибыток сегодня. Скоморох-горох, мухами засиженный, не дашь ли нам монетки твои?
– А если не дашь, сами возьмем, – добавил еще кто-то с хохотом.
Видит Филипок, стоят над ними трое здоровых молодчиков. Один краснорожий, другой носатый, третий плешивый. Были они гулящие люди, лихие, без стыда и совести, на рынке воровали, у нищих и сирот копейки отнимали.
Испугался Полушечка, побледнел.
– Кто сирот обижает, того Бог не уважает, не трогайте Полушечку! – говорит Филипок.
– А это что за лягушка-квакушка расквакалась? – расхохотался краснорожий. – Смотрите-ка, у него волосы как тина болотная!
– Ты из какой такой трясины вылез, малец? – хихикнул плешивый.
А носатый уже к кружке с деньгами руку тянет. Схватил его Филипок за руку, да, видно, опять не рассчитал своей силы: захрустели кости, затрещали пальцы, взвыл носатый от боли.
Накинулись молодчики на Филипка.
– Ты не жилец, головастик болотный! – орут. – Прощайся с белым светом!
А у Филипка одна думка в голове: как бы насмерть не зашибить их ненароком. Оттолкнул он легонько краснорожего – тот с гулом отлетел, как щепка от топора. Плешивый с кулаками на Филипка накинулся – и об землю со всего маху ударился. Не может понять: то ли запнулся, то ли ноги запутались в траве. Не поверил, что это малец его на землю уложил.
– Надо бежать! Бока спасать! – крикнул Полушечка.
– Ясное дело, надо. Пусть бегут, – говорит Филипок.
– Это нам надо бежать, забьют нас сейчас! – торопит Полушечка.
Филипок удивился:
– Меня и всей деревней не забьют, а эти трое – как кисель хлипкие.
А молодчики пришли в себя, с диким воплем на Филипка бросились. Тот сгреб всех троих и спрашивает:
– Говорил Полушечка, что бежать надо, почему не послушались? Придется вас теперь подальше забросить! Вас в одну сторону всех кинуть или поврозь дальше пойдете? Я тогда по разные стороны вас отправлю, денька через три найдете друг друга.
Почуяли тут молодчики силу Филипка, трещат у них ребра, глотки перехватило, стали они просить:
– Д-д-добрый мальчик, от-т-т-пусти н-н-нас, мы ш-ш-шутили.
– Д-д-да, д-да, и-играли. Мы с м-м-маленькими любим и-играть.
– Давай поиграем, – согласился мальчик. Взял он краснорожего за ногу и стал крутить его над головой, приговаривая: – Э-э-эх! Смейся-веселись, играй-резвись!
Краснорожий стал бел как мел, руками за воздух цепляется, просит его простить, отпустить, помиловать. Поставил его Филипок на землю.
– Ну, наигрались? Теперь ступайте, откуда пришли.
Молодчиков как ветром сдуло. Будто их и не было. А Филипок еще просит Полушечку поиграть.
Прошло немного времени, подходит к Филипку незнакомый молодец и говорит ему:
– Друг сердешный, видел я, какая силища в тебе, пособи мне в добром деле. Эти трое держат в плену мою сестрицу, помоги ее вызволить.
Филипок – душа простая, сомнений не знает, пошел за молодцем, чтобы сестру его из плена вызволить. Привел его молодец на высокий утес над рекой. Тут выскочили из-за деревьев трое молодчиков – краснорожий, носатый и плешивый – и столкнули мальчика с утеса. Это они и подослали к Филипку своего подельника, чтобы заманил его на утес. Решили они отомстить – погубить Филипка.
Ударился Филипок головой о камни, упал бездыханный в воду. А молодчики, люди бессердечные, как тараканы запечные, пальцами тычут, хохочут:
– Похлебай водички, лягушка-квакушка!
– Ха-ха-ха! Отквакался уже!
Понесла река Филипка прочь от утеса высокого, от рынка шумного, от родимого дома.
А Полушечка почуял что-то недоброе. Не понравился ему тот молодец, что на обидчиков своих жаловался. «Эх, голова – орех, жизнь – молоточек. Никак он с ними заодно, – подумал Полушечка. – Глаза у него бегали, губы кривились. Пойду посмотрю, куда он Филипка приведет».
Подхватил мальчик кружку нищенскую, дудочку свою и пошел, прячась, следом. Видел он, как привели Филипка на высокий утес, как выскочили трое молодчиков и столкнули Филипка в реку. Побежал Полушечка вдоль берега за Филипком. Как скрылся утес за поворотом, бросился он в воду, подхватил Филипка и вытащил его на берег. Стал его отхаживать, в чувство приводить.
– Филипок, Филипок, ты живой?
Открыл Филипок глаза.
– Живой! Братец родной! – обрадовался Полушечка.
Приложил он травку целебную к ране, оборвал рукава у своей рубахи, обвязал голову Филипка. Сильно тот ослаб. Повел его Полушечка домой.
А Любушка ждет-пождет сына. Дело к вечеру – его все нет. У нее уже сердце не на месте: она и в окно выглянет, и за ворота выбежит – нет Филипка. Наконец видит: идет сын, голова у него перевязана. Ведет его мальчик под руку, сам весь оборванный.
Вскрикнула Любушка, побежала им навстречу:
– Что с тобой случилось-приключилось, милое мое дитятко?!
Рассказал мальчик, как дело было. А потом добавил:
– Полушечка меня от смерти спас, будет он мне теперь названым братом. Приюти его, матушка, он круглый сирота. Полушечка веселый: что ни слово – то шутка, что ни речь – то присказка.
Матушка обняла Полушечку, расцеловала:
– Кабы не ты, Полушечка, не стало бы Филипка, а теперь у меня два сына. Окажи великую милость, останься у нас, будь нам с Никитой сыном, а Филипку братом.
Так остался Полушечка у Любушки с Никитой. Они полюбили его как родного, а Филипок в нем души не чаял. Не расставались они и на минуточку, вместе на гулянья ходили, вместе работу делали. Полушечка часто на свирели своей играл, вся деревня собиралась его послушать. И здесь полюбили веселого да мудрого рыжекудрого Полушечку.
Так счастливо прожили они все вместе до самого совершеннолетия Филипка. Чем ближе становился этот день, тем чаще грустила Любушка, нет-нет да и смахнет слезинку украдкой. Заметил это Полушечка и стал спрашивать, почему это она грустит и плачет беспричинно. Рассказала ему Любушка про Лесного Хранильника, про то, что пора приближается Филипка отправлять к нему в дремучий лес на службу суровую, опасную.
Задумался Полушечка, а потом и говорит матери:
– Эх, не грех доброе дело сделать. Отправьте вы меня, матушка, на службу к Лесному Хранильнику. Коли я погибну, вы поплачете обо мне, и слава Богу, а Филипок с вами останется.
– Что ты, что ты, Полушечка! – замахала на него руками Любушка. – Лесной Хранильник такую метку на Филипке оставил – чубчик у него как дубовый листик. Где ты еще такое видывал?
– А мы волосы мне зеленкой покрасим, чуб мой дубовым листиком подстрижем. Лесной Хранильник меня за Филипка примет.
– А силу его откуда возьмешь? Хранильник нам наказ дал: вырастить из сына настоящего богатыря, вот мы с Никитой и старались. Без Филипка к Лесному Хранильнику тебя посылать – все равно что на верную смерть отправить.
Полушечка и так и эдак уговаривал Любушку. Материнское сердце дрогнуло.
– Ладно, – говорит она, – испытаем тебя в день совершеннолетия Филипка. Только ты, Полушечка, брату ничего не сказывай, не простит он мне этого.
И вот наступил день, когда шестнадцать лет назад появился из желудя Филипок Дубовый Листок. С раннего утра отправила Любушка его лошадей пасти, а сама стала собирать Полушечку на службу к Лесному Хранильнику. Покрасила его рыжие кудри зеленкой, подрезала чубчик, как у Филипка, собрала узелок для него. Потом достала плетеную куколку, которую хранила на дне сундука, вытащила из печки чугунок со сладкой кашей и стала кормить куколку. Но та не ела кашу и оставалась недвижной. Поняла Любушка, что не поведет куколка Полушечку к Лесному Хранильнику. Видно, такую волшебную силу дал ей Хранильник, что различает она, кого ей к нему вести.
– Нет, Полушечка, ничего у нас не получится, не хочет куколка вести тебя в дремучий лес. Разбирай свой узелок.
– Ну, тогда я вместе с Филипком пойду. Ведь вы отпустите меня, матушка? Буду тоже геройские дела совершать, наказы Лесного Хранильника исполнять.
Расплакалась Любушка, уронила голову на плечо Полушечки:
– Двух сыновей придется мне отправить в дремучий лес. Но я подожду еще, не сегодня вас отправим. Может, куколка потеряла уже волшебную силу за шестнадцать лет, а может, и образуется все, забудет Хранильник про Филипка. Не будем пока ничего говорить брату твоему.
Отмыла Любушка волосы у Полушечки, разобрала его узелок и снова положила плетеную куколку в сундук.
Как отправились Филипок и Полушечка на службу к Лесному Хранильнику
На следующий день пошла Любушка в поле за травами. Идет она по цветущему лугу, душицу, зверобой, таволгу собирает. Навстречу ей дряхлая старуха с клюкой ковыляет, в три погибели согнулась. Только поравнялись они, как у старухи клюка из рук выпала. Подняла Любушка клюку, подает старухе. А та и говорит:
– Сиротку на смерть посылаешь, а родного сына дома оставляешь? Негоже наказы забывать.
Отшатнулась Любушка, а старуха выпрямилась и пошла прочь, в один миг из глаз исчезла, будто ветер ее унес, только клюка у Любушки в руках осталась. Смотрит она, а это и не клюка вовсе, а змея извивается. Вскрикнула от страха, бросила змею и бегом домой. Прибежала и рассказывает Никите про слова старухи, и как исчезла она вмиг, и как клюка в змею превратилась.
– Ясное дело, это Лесной Хранильник нам привет шлет, – говорит Никита. – Отправлять надо Филипка к нему.
– Знаю, что надо, но не было же уговору день в день его отправлять. Погожу еще немного, не срок мне расставаться с сыном. Ведь и Полушечка увяжется за ним, опять одни с тобой останемся. Ну, пусть хоть недельку еще поживут с нами, потом и отправим.
Решила так Любушка. Но только вот с этого дня посыпались на Филипка несчастье за несчастьем. То ногу себе в бане кипятком ошпарит, то ненароком в колодец упадет, то конь его сбросит, копытами побьет. То чудом от пожара спасется.
Как-то началась сильная гроза. Тучи черные всю деревню накрыли, от грома избы сотрясались. А Филипок с Полушечкой как раз в лесу дрова рубили. У Любушки сердце не на месте: как там братья грозу переждут? Вдруг в раскатах грома почудилось ей, будто слова кто-то прокричал: «Гр-р-роза-а-а Филипку!» Любушку в жар бросило. Кинулась она в лес на делянку, где Филипок и Полушечка дрова рубили. Бежит, себя не помнит, холодный дождь ее будто плетьми хлещет, молнии огнем тьму режут, громы как пушки бьют.
Прибежала она на делянку, видит: посреди дуб обломанный дымится, а под ним лежит Филипок – то ли живой, то ли мертвый. Чуяло беду материнское сердце. Ударила молния в дуб, под которым Филипок с Полушечкой от дождя прятались.
Бросилась мать к Филипку, упала к нему на грудь:
– Сыночек, Филипок, очнись, пробудись! Не буду я тебя подле себя держать, отправлю к Лесному Хранильнику!
Филипок открыл глаза и спросил слабым голосом:
– К какому такому Лесному Хранильнику?
– Живой! – вскрикнула Любушка. – Слава богу! Что ж, дитятко мое, пришло время все тебе рассказать.
Тут гроза кончилась, повела мать Филипка и Полушечку домой, по дороге поведала Филипку про то, как шестнадцать лет назад заблудилась в лесу, как набрела на дом Лесного Хранильника, как служила ему три месяца и как одарил он ее волшебной дубовой веточкой.
– Наказал он мне через шестнадцать лет отправить тебя к нему на службу. А служба тяжелая, опасная. Вырасти, говорит, из сына богатыря, а то не вернется он домой со службы. А я не хотела тебя отпускать, думала, недельку еще побудешь дома. Вот чуть не погубила тебя. Пришло время: завтра, сынок, пойдешь к Лесному Хранильнику. Тот, видно, не шутит. Не оставит тебя в живых, коли не отпущу к нему.
– А меня, сердечного, друга запечного, возьмешь? – спросил Филипка Полушечка.
– Куда уж вы друг без дружка! – горько улыбнулась Любушка.
На другой день ранним утром стала она собирать Филипка и Полушечку в дальнюю дорогу. Надела на них белые рубахи, узорчатым шитьем расшитые, собрала по узелку. Полушечкину свирель положила в кожаный мешочек, на поясок привесила. Потом достала Любушка плетеную куколку из сундука, накормила ее сладкой кашей. Та с лавки прыг и на порог, с крыльца скатилась и поковыляла в лес.
– Лесному Хранильнику поклон передай, пусть не серчает на меня, – говорит Любушка Филипку. – Тяжко мне было расставаться с тобой, сынок. Берегите друг дружку, детки, да быстрее со службы возвращайтесь.
Благословили родители сыновей, попрощались и долго смотрели вслед им, слезинки смахивали.
Бежит куколка, плетеными ножками перебирает, Филипок с Полушечкой за ней торопятся. Целый день шли они по лесу. А лес все гуще, деревья все выше становятся. Идут они, а Филипку будто шепот в шелесте лесном слышится: «Ф-ф-филипок Дубовый Лис-с-сток с-с-с Полуш-ш-шечкой идут, Ф-ф-филипок Дубовый Лис-с-сток с-с-с Полуш-ш-шечкой идут. Радос-с-сть, радос-с-сть!»
– Ты слышишь? – спрашивает Филипок брата.
– Что?
– Слова.
– Какие слова? Откуда?
– Будто в шелесте лесном: «Филипок Дубовый Листок с Полушечкой идут». Вот и сейчас, слышишь?
Полушечка прислушался.
– Нет, не слышу.
| Далее